В кранэксовском деле есть одна существенная деталь – умерший в кресле был тестем Дмитрия Петухова, на тот момент заместителя, а потом исполняющего обязанности председателя Октябрьского районного суда города Иванова. Господин Петухов – фигура одиозная, он так и не стал председателем суда, потому что его не утвердила Квалификационная коллегия. Не исключаю, что из-за способности творчески трактовать законы, пытаясь всячески угодить прокуратуре и следствию, даже когда их «хотелки» лежат за гранью кодексов – как, например, в случае с удалением меня из зала суда. А может из-за того, что его жена Светлана Петухова (дочь умершего в «Кранэксе») работает в областной прокуратуре и надзирает за Следственным комитетом. За тем самым, который ведёт дело Валерия Куксенко. Ещё, по слухам, прокурор Петухова в добрых отношениях с госпожой Сосновиковой, женой руководителя первого отдела Следственного комитета по расследованию особо важных дел Артёма Сосновикова, который возглавил бригаду следователей в деле Куксенко.
Ещё говорят, что пострадавших сильно возбудила высокая официальная зарплата Куксенко в «Кранэксе» и они нацелились на компенсацию – по слухам, сумма неофициальных требований за урегулирование вопроса доходила до двенадцати миллионов рублей.
Может, это совпадения – в жизни и не такое бывает, но, когда этот пазл из фамилий и должностей сложился, дело неожиданно пошло. Хотя защитник Куксенко Павел Шаповалов считает, что оснований для привлечения его доверителя не было с самого начала. Так говорит любой адвокат, скажете вы, но Шаповалов идёт дальше и подаёт иск о привлечении к уголовной ответственности следственной бригады и утвердившего обвинение прокурора, - а это очень неожиданно.
Слово Павлу Петровичу:
Чтобы поставить имплант, нужно делать операцию и необходимо обезболивающее – лекарство пропофол. Его используют не для анестезии, а чтобы человек заснул. В операции участвуют реаниматолог и хирург, это стандартная операция, клиника таких провела около пятидесяти. Пациент умер, когда реаниматологом была Марина Голубая, а хирургом Игорь Заев.
Когда Голубая ввела пострадавшему пропофол, Куксенко находился за пределами поликлиники. Говорят, она после укола выходила звонить по телефону – но в материалах дела этого нет. В итоге у пациента случился анафилактический шок, скорая помощь ехала 15 минут и пациента не спасла, хотя он ещё какое-то время был жив. Вызвали бригаду следователей Октябрьского района, приехала молодая девушка лейтенант, начала осмотр помещения, записала в понятые двух работниц регистратуры поликлиники «Кранэкс». Понятые потом сказали: у нас записали данные, но никуда не пригласили, мы всё время сидели в регистратуре.
Бюро судебно-медицинской экспертизы города Иваново произвело вскрытие и установило: анафилактический шок, вероятно от анестезии, врачи не несут ответственности, но в Следственном комитете создали следственную бригаду в составе следователя майора юстиции Почерникова и подполковника Сосновикова.
Следователи говорят, что подпись потерпевшего на договоре, которым он даёт согласие на операцию, поддельная и есть результат экспертизы, подтверждающей это. Но.
Для проведения экспертизы изымали документы с подписями потерпевшего. Дочь передала следователям блокнот с записями отца, жена ещё блокнот. Но в почерковедческой экспертизе почему-то фигурирует только один. В суде опросили обеих, говорят – да, передавали. Господин Сосновиков пишет: эксперту выданы блокнот, акт на производство работ, также производилось фотографирование. В протоколе выемки читаем: произвели выемку одного документа, а приложена фотография совершенно другого – то есть на экспертизу отправили документы, которые официально не изымали. Какой блокнот исследовал эксперт? Который дала дочь, жена или кто-то третий – неизвестно. То же с договором и актом – их среди описанных на выемке вещей нет. У нас нет уверенности, что на экспертизу поступил документ с подписью пострадавшего, и мы заявили: экспертиза проведена с нарушением норм УПК и является недопустимым доказательством, потому что неизвестно, чья там подпись.
Марина Голубая давала следователю показания, но её не предупредили об ответственности и о праве воспользоваться 51-й статьёй. А это важно, из-за таких ошибок уголовные дела по закону закрывают.
Ляпов такого типа – нарушений УПК – в материалах дела я насчитал 84 штуки. Почерников и Сосновиков должны были устранить их, но они этого не делают.
Ещё следователей, видимо, не устроило заключение экспертов о причине смерти, и они заказывают ещё одну экспертизу – в Российском национальном исследовательском медицинском университете имени Н. И. Пирогова. Там профессора подтверждают: анафилактический шок. Это тоже не устраивает, и они, как мы выяснили, подтасовывают гистологические образцы. Почерников изымает их, упаковывает их в конверт, заклеивает скотчем, подписывает понятыми и начальником судмедэкспертизы, сам подписывает – в ходе обыска изъято пять стёкол и пять парафиновых блоков. Предметы возвращаются из экспертизы, а там парафиновые блоки за подписью Сосновикова, и конверт скреплён скрепками. Обыск делал Почерников, изымал он же – откуда сосновиковская подпись на блоках?
Нами подано заявление в суд и следственный комитет о возбуждении в отношении Почерникова и Сосновикова уголовного дела по факту фальсификации доказательств, но судом оно ещё не принято.
Мы подали и второе заявление – опять на Почерникова и Сосновикова, плюс на прокурора Ленинского района Трофимова – о возбуждении уголовного дела в связи с незаконным привлечением Куксенко к уголовной ответственности. В деле две экспертизы, подтверждающих анафилактический шок, но они зачем-то находят в Москве Государственный медико-стоматологический университет им. А.И. Евдокимова и собирают ещё специалистов из разных учреждений, просто частных лиц без лицензий – как за это платили, кому платили? Институт уже ответил, что там ничего не знают и по всем вопросам надо обращаться к следователям. Мы спрашивали – есть ли у института лицензия на проведение экспертизы, но они и здесь переадресовали к следователям. Мы сделали запрос в Росздравнадзор, нам ответили, что такие лицензии у университета отсутствуют.
По закону судебно-медицинская экспертиза без лицензии не осуществляется. Мы написали в Следственный комитет, там нас не услышали.
Прокурор поддерживает обвинительное заключение Куксенко, но если третья экспертиза недействительна, в деле остаются две экспертизы, которые говорят о том, что случился анафилактический шок и врачи не виноваты. Почему продолжается поддержка обвинения? По третьей экспертизе нет ни лицензии, ни договора на её проведение. Судья этого не отрицает, но говорит, что приговор будет выносить по совокупности.
Обвиняют Куксенко и в том, что не организовал снабжение клиники. Допрашивали в качестве специалиста Татьяну Брагину, заведующую отделением анестезиологии-реанимации областной больницы, и она дала заключение о завышении дозы пропофола. Но она не эксперт, её выводы за основу брать нельзя, и тогда следователи на основании её слов ищут таких экспертов, которые сделают похожие заявления, – и находят в стоматологическом университете. В их экспертизе написано, что врач Голубая не должна была приступать к операции, так как там не хватало каких-то трубок и ещё чего-то. А при чём тут Валерий Михайлович? Говорят, он не обеспечил врачей этими трубками и дополнительными препаратами. Но Куксенко не имеет отношения к безопасности пациентов – об этом есть приказ по «Кранэксу» и приказ по Минздраву, там говорится, что за безопасность и качество отвечает врачебная комиссия. Куксенко в комиссию не входит и председателем не является – там главный Раиф Шагеев, которого ранее привлекали к административной ответственности за подобное нарушение и оштрафовали тогда на 3 000 рублей.
Дальше следователи походя вменяют Валерию Михайловичу 50 эпизодов применения средства в СК «Кранэкс» до этой смерти. Но экспертиза говорит, что смерть наступила не от применения, а от превышения дозы.
Голубой написали: превысила дозу пропофола. А что вменяют Валерию Михайловичу? Будете смеяться – то же самое!
Повторюсь, позиция защитника понятна – он защищает доверителя, поэтому я побеседовал с представителем Следственного комитета, который анонимно прокомментировал «дело Куксенко».
По его версии врачебные дела – тема сложная, идут они как правило долго, и есть мнение, что врачи-эксперты всегда стоят на стороне коллег, пытаясь их оправдать. Собеседник говорит: слова адвоката о том, что Куксенко не отвечал за оснащение хирургического кабинета, это фантазия, которую опровергают документы Минздрава. Главврач отвечает за организацию лечебного процесса. Ещё говорит, что во врачебных делах три и более экспертиз – обычное дело, потому что сообщество покрывает «своих». (Должен заметить, что это беда не только врачей – люди в погонах своих проштрафившихся коллег тоже предпочитают на пенсию отправлять, а не на скамью подсудимых.) Собеседник сказал, что бюро судебно-медицинской экспертизы города Иваново давно вышло из доверия, что там оправдывают врачей в любой ситуации и вообще там всё коррумпировано и непрозрачно. Что в институте Пирогова к экспертизе не были привлечены анестезиологи. Что лицензия специалистам Стоматологического университета вовсе не нужна – это фантазия адвоката, а не требование закона. Что в деле есть показания анестезиолога-специалиста о том, что в клинике под руководством Куксенко не был грамотно и правильно налажен процесс. Что дело возбуждено по совокупности этих фактов, а уж останется оно в уголовной плоскости или будет переквалифицировано в административную плоскость – теперь пусть решает суд.
Наверное, так оно и есть и, да, решать суду. Только вот про необязательность лицензии, как мне кажется, собеседник неправ – в свободном доступе есть решение апелляционной коллегии Верховного Суда РФ.
И ещё о странностях этого дела. Когда Валерия Куксенко решили сделать обвиняемым, сделали это оригинально, я бы даже сказал, с огоньком. В десять вечера на квартиру Куксенко явился полицейский с повесткой и стал колошматить в дверь, хотя сразу стало ясно, что дома только несовершеннолетняя дочь, которая настолько испугалась, что дверь не смогла открыть. Потом полицейский так же громко приходил ещё несколько раз, и семья считает, что таким образом на неё оказывалось давление. Куксенко жаловались в службу собственной безопасности, но там нарушений не нашли – о том, что полицейские в чужом глазу соломину видят, а в своём – бревна не замечают, я уже писал не раз. А девочка пережила сильный психологический стресс, после громких приходов полицейского у неё начались проблемы со здоровьем, приступы панического страха, результатом которых стало лечение в областной больнице и клиниках Москвы. До этой истории она была чемпионкой России и мира по спортивным танцам, а сейчас освобождена от физкультуры по состоянию здоровья.
Но это, как и в истории дружбы судей, следователей и прокуроров, может быть простым совпадением.
Наверное, «дело Куксенко» могло бы быть очередным делом врачей, в котором «свои» выгораживают «своих», если бы не некоторые странности.
Много лет назад у супругов Куксенко в автомобильной аварии под Суздалем погибли взрослые сын и дочь, и суздальские гаишники почему-то упорно делали погибших детей виновниками аварии. Хотя были и свидетели, и запись регистратора, на которой КамАЗ стоит поперёк дороги, и понадобилось девять (!) судебных заседаний, чтобы доказать очевидное. Мало кто знает, но супруги после этого проходили серьёзную психологическую реабилитацию – практически учились заново жить. Валерий Куксенко кучу времени проводил в автомобиле между Ивановом и Москвой, где проходила реабилитация.
К чему я это вспомнил? Пока шла кранэксовская история, Валерий Куксенко проходил обследование в клинике неврозов и, несмотря на то, что вышел оттуда со справкой «здоров», прокуратура возбудила дело по лишению его водительских прав. А Советский суд требование прокуроров удовлетворил. Не помогли Куксенко дополнительные обследования и положительные заключения профессора, доктора медицинских наук, врача высшей категории по лечению данных заболеваний из центра «МРТ-диагностика». Врачи говорят, что здоров и может управлять автомобилем, а Советский суд их мнение игнорирует.
Правда ведь, странно – после гибели детей, когда Куксенко проходил психологическую реабилитацию, вопрос об аннулировании водительских прав не поднимался, а теперь прокуратура почему-то сомневается в его адекватности, хотя в деле есть три справки с диагнозом «здоров».
Собеседник из следственного комитета говорит, что «лишение прав – это не мы». Но тогда что это? Может, месть прокуроров за жёсткую позицию жены, которая не боится спорить с ними (и побеждать в этих спорах)?
Когда-то руководитель Росреестра Людмила Куксенко «воевала» в судах с прокурорами в Заволжском районе и не дала увести из государственной собственности огромный участок с особо охраняемым лесом. Ещё раз она схлестнулась с прокурорами в Приволжском районе, где прокуратура хотела признать регистрацию недействительной, но так и не сумела.
После каждого случая – внеплановые проверки, лишняя головная боль, нервы… Вот и сейчас в ивановском Росреестре идет одна внеплановая проверка за другой. Тоже случайное совпадение? Что ищут, неизвестно, но со стороны это похоже на сигнал – только уже непонятно, кому из супругов.
