Резануло из-за того, что в прежние годы больше всего жалоб уполномоченному приходило из мест лишения свободы. Знаю об этом не понаслышке – входил в состав ОНК (общественная наблюдательная комиссия по защите прав человека в местах принудительного содержания) и был членом экспертного совета при предыдущем уполномоченном. И ещё я понял, почему в редакцию приходит так много писем из колоний и СИЗО, – мы, журналисты, хоть как-то реагируем на них, не прячем концы в воду, не боимся поднимать сложные вопросы.
А натолкнуло меня на эти рассуждения очередное письмо, переданное мне из СИЗО-1 в городе Иваново от Сергея Бурчиладзе. Точнее, два письма, в которых Бурчиладзе рассказывает об условиях содержания в изоляторе и о том, как ведут себя казённые правозащитники. Вот, посмотрите на них на фото – выходят довольные из ИК-5 после проверки информации о пытках, изложенной в материале «Один из сотрудников колонии стал надевать резиновую перчатку со словами, что будет досматривать естественные полости». А слева от них, похоже, тот самый приехавший из Владимирской области Роман Саакян, которого заключённые обвиняют в пытках – тоже с улыбочкой.
Фото: аккаунт ВКонтакте уполномоченного по правам человека в Ивановской области
«Уважаемый Алексей Машкевич.
Мне в руки попала статья о начальнике ФКУ СИЗО-1 города Иваново Сергее Александровиче Овчинникове. Я мог быть в числе тех, кого он свёл в могилу.
Утром 29 декабря 2021 года Овчинников позвал меня на пост №1, где расположена дежурная часть. – якобы для беседы, но там он объявил мне 15 суток карцера по сфальсифицированному рапорту. За то, что во время утренней проверки я выражал неудовольствие в адрес сотрудников СИЗО-1 на посту №5. Но за полтора часа до проведения проверки я был выведен на пост №1, что можно отследить на камерах видеонаблюдения.
На вопрос, за что я буду сидеть в карцере, Овчинников и Майоров (оперативник) ответили – за то, что пишешь заявления на сотрудников наркоконтроля, которые, считаю, меня незаконно задержали, на судью Смолину, на следователя и оперов Октябрьского отдела полиции. И за то, что отказываюсь признать вину по уголовному делу. Ещё Овчинников сказал, что по любому сломает меня, и лучше мне не создавать себе лишние проблемы. Все те жалобы я посылал через адвоката, так как через администрацию СИЗО-1 они не уходят, ложатся на стол Овчинникова.
Меня поместили в карцер №18, где было повреждено окно, а это январь, и я сидел там в одной хэбэшной робе. Я периодически просил сотрудников СИЗО-1 отремонтировать окно, из которого дует, но ничего не менялось. Тогда я написал заявление на сухую голодовку, четыре дня не ел и не пил, но Овчинников факт голодовки не зарегистрировал. 5 января он был ответственным по учреждению, и на утреннем обходе я обратился к нему с просьбой о ремонте окна в карцере. Овчинников ответил, что это только цветочки – ягодки меня ждут впереди. А чтобы я не мучился и не страдал, он предложил мне повеситься, и таким образом избавить всех от проблем.
После такого общения, которое расцениваю как моральное давление, я повесился в карцере, что каким-то чудом увидела дежурная смена. Когда я был уже без сознания, начальник корпусного отделения срезал меня с петли. Я пришёл в себя на полу, не понимая, почему вокруг столько сотрудников и медик. Потом меня из карцера увели в бокс для этапирования, куда пришли Овчинников с Майоровым. Они стали меня оскорблять и высказывать угрозы. Я себя очень плохо чувствовал и не особо обращал на них внимания, что, видимо, их взбесило, и Майоров дважды ударил меня кулаком – в плечо и в грудь, орал и истерил. Овчинников же сказал, чтобы я больше ничего подобного не делал и сидел спокойно – тогда всё будет нормально.
После этого меня поставили на профучёт как лицо, склонное к суициду. Но я не самоубийца, меня довел и спровоцировал Овчинников.
А 19 марта мне в камеру принесли вскрытую бандероль, в которой не было ничего запрещённого, но часть вещей отсутствовали. На вопрос где отсутствующее, сотрудник сказал, что не знает, а я отказался принимать бандероль. Мне сказали, что Овчинников в курсе, и целую неделю я просил, чтобы он разобрался, куда пропала часть вещей. 24 марта сотрудник через закрытую дверь передал мне ответ Овчинникова – либо бери то, что есть, либо бандероль уничтожат. Потом сотрудник засмеялся и сказал – или давай снова вешайся. Потом мне отдали бандероль, но я написал жалобу, в которой указал, что что часть имущества похищена.
Буквально за неделю до того, как в карцере повесился другой задержанный, я писал жалобу в прокуратуру и СК о факте доведения меня Овчинниковым до самоубийства и о хищении моего имущества. На прокуратуру я не рассчитываю, так как прокурор по надзору крышует произвол и беспредел в СИЗО-1. Закрывают на всё глаза и уполномоченная по правам человека Светлана Шмелёва, и члены ОНК, в состав которой, в том числе, входят бывшие сотрудники ФСИНа.
Что касается Шмелёвой, я встречался с ней в СИЗО по вопросам медицины. Она много обещала, красиво говорила, но ничего не сделала – пускала пыль в глаза. Вот до неё была уполномоченная, Наталья Ковалёва, та реально решала проблемы – помогала и пресекала произвол в местах содержания под стражей. А сегодня и прокурор, и члены ОНК, и уполномоченная Шмелёва приезжая сюда не видят очевидного.
Похоже, нужен общественный резонанс, чтобы Следственный комитет провёл полноценную проверку деятельности начальника СИЗО-1, Овчинникова и его подчинённых. Есть много информации о действующих сотрудниках СИЗО и о тех, кто уже не работает. Есть документы, подтверждающие факты вымогательства, – готов их предоставить, если буду уверен, что расследование не замнут. Вешаться и лишать себя жизни я больше не намерен, и если со мной вдруг что-то случится – это будут не мои действия».
