Фото: Алексей Машкевич
Марина: Я не бросала Москву, но моя работа сейчас связана с Палехом, у меня здесь квартира, здесь ребенок жил и учился. Это не значит, что у меня нет той же базы в Подмосковье, откуда я родом и куда хочу опять перебраться. Это значит только, что здесь удобно работать.
- В советское время был всплеск интереса к Палеху. Потом началась перестройка, все рухнуло...
Николай: …это как смотреть.
- …но последнее время здесь появляются яркие люди, новые художники. Они как бы рядом с палехской традицией, но работают совершенно по-новому.
Марина: Это нормально для искусства. Палех – это не про народное творчество, а про искусство, а искусство не статично. Раньше был большой интерес к Палеху, потом угас, а база-то осталась – училище, художники.
Николай: Но в девяностых годах здесь был бум, а не кризис. Как можно назвать угасанием интереса время, когда шкатулки улетали как горячие пирожки, сюда ехала масса перекупщиков, о Палехе говорили во всём мире. Конечно, это сыграло и негативную роль.
- Тогда угасал сам поселок, художники из производственных мастерских разбрелись по домам.
Николай: Какая разница, где находиться – в помещении мастерских или дома? Они же работали и сейчас работают. Кто-то халтурит, а кто-то получил возможность получать большие заказы и писать интересные вещи – заниматься тем, чем мечтал. Я бы не назвал девяностые временем упадка, многие художники поднялись тогда и настроили здесь всего, что хотели. Тогда было даже разделение в Палехе: художники и остальное население.
- Художники стали в Палехе «новыми русскими», хотя на остальных территориях они нищали?
Марина: Они были новыми художниками (смеётся).
Николай: На них косо посматривали и такое было отношение у всех, что как-то надо ободрать этих художников, что ли. Потом, правда, бум спал, но ощущение, что надо ободрать – осталось.
И ещё проблема: в Советском Союзе палехская роспись была большим проектом властей, который очень крупно, на самом верху, поддерживался, а нынешние чиновники не дотягивают до того уровня, к сожалению. Похоже, они не знают, что делать с Палехом как с искусством, и поэтому ничего не делают.
Марина: Советские чиновники пользовались Палехом как знаменем, как витриной – смотрите, что у нас есть. А параллельно им было не особо важно, что тут рисуют на самом деле. Потом Советский Союз развалился и необходимости в этом знамени не стало, а мы остались тут один на один со своим искусством. Нам дали понять – дальше как хотите.
- Ты закончила палехское художественное училище, потом уехала отсюда, потом возвращаешься.
Марина: Я, по сути, и не уезжала – постоянно туда-сюда.
- Здесь лучше работается? Почему Палех?
Марина: Потому что Палех – это не только шкатулки, это в первую очередь люди. Сообщество художников и творческих людей, консолидированных на одной территории, каких еще в Москве ещё поискать. В Москве, конечно, такие тоже есть, но там очень много всего, а здесь сложилось сообщество, которое смотрит в одном направлении. Думаю, в этом главный интерес.
- Вы внутри этой тусовки художников-рисовальщиков делите себя на тех, кто делает традиционные шкатулки и тех, кто живёт экспериментами, ищет чего-то нового.
Марина: Я думаю, сама жизнь так разделила. Есть люди, которые занимаются шкатулками, есть другие. У моей семьи есть своя иконописная мастерская, мы получаем заказы, пишем иконы, и за всю свою жизнь, сколько было заказов, никогда ничего не копировали, вечно какие-то замудренные задачи решаем. Где только не работали: и Москва, и зарубеж. Но я не могу заниматься только иконами – для меня это техника, это интересно, но не могу заниматься только ими. Параллельно с иконой занимаюсь дизайном, иллюстрацией – не только на заказ, но и решая некие внутренние творческие задачи. Художнику мало умения рисовать, он может взять некий предмет, и обыграть его с точки зрения дизайна. Это может быть как в Палехе – с определенной стилистикой или что-то другое. Организуешь ли ты помещение и его дизайн, расписываешь ли какой-то предмет – меня шкаф недавно попросили сделать – художник может решать любые задачи, но делать это разными средствами. И я решаю эти задачи, потому что мне интересно развиваться. А поскольку в Палехе сложилась такая тусовка, мы этим занимаемся каждый в своем ключе, но смотрим в одну строну и идем туда же. Поэтому у нас и получаются выставки, и мы можем работать вместе.
Фото: Алексей Машкевич
Марина: Вообще нет – иконы с Палехом никак не связаны. Некоторые клиенты, когда что-то заказывают, о Палехе и не слышали никогда. А в некоторых кругах палехский стиль воспринимается как упадочный.
Может заказы через Палех кто-то и получает, но не мы точно. Я – никогда. Чаще бывают прецеденты после выставок, где мы занимаемся самопиаром. Показываем, что есть такое направление. Ведь что такое русское? Есть определённый стереотип – неприятно-кокошниковое, клюквенное, лубочное. Но когда люди приезжают в Британию или Италию и говорят – о, прикольно, у вас тут национальный колорит, это красиво! А мы можем сделать это сами – почему не сделать красиво здесь и не жить в этом? Тем более сейчас нас практически никуда не пускают.
- Традиционная чёрно-золотая роспись?
Марина: Да, палехский стиль – это определенная стилистика и не всем она нравится в иконе. А некоторые византийскую школу любят – но это уже не совсем о Палехе. А кто-то любит более древние иконы 17 века.
Николай: Есть интересная история: раньше, когда палешанам привозили подреставрировать иконы, часто ругались, потому что палешане их все время улучшали – по их мнению, до них было как-то хреново нарисовано. У палешан техника высокая была.
- Марина, ты в своём творчестве уходишь от старых палехских традиций, трансформируя и осовременивая их. А преподаватели в палехском училище продолжают вдалбливать традиционный стиль или там тоже что-то меняется?
Марина: Директор училища пытается предлагать нам сотрудничество. Говорит – подумайте, где можно стены расписать, эскизы разработать и давайте попробуем делать это совместно.
- Я не про заработок, я про обучение студентов.
Николай: Нет ничего плохого и в классическом Палехе, потому что это свой, придуманный здесь стиль.
Марина: Они в училище прежде всего учатся технике и основе композиции, им закладывают традиционную базу. А дальше вы художники – развивайтесь.
Николай: Насколько художник индивидуален, настолько он и будет меняться и, если есть какой-то внутренний стержень, все-равно пойдет по своему пути.
Марина: Никто не может их научить научиться быть самим собой.
Николай: Даже если взять наших стариков, они все разные, у них не было единого стиля. Со стороны их стиль может показаться одинаковым, а на самом деле они радикально разные. Если взять, к примеру, статичного Дыдыкина, и Голикова, который весь такой динамичный, то их рядом не поставить – это две разные школы. Или Вакуров. Они говорили: ищите себя, не делайте как мы. В какой-то момент традиционная стилистика стала очень конкретной и, да, это придало узнаваемости Палеху. Но искусство не может быть статичным, чтобы жить дальше оно должно развиваться.
- Мне никогда не нравилось традиционное палехское искусство, такое всё золотое. Но сейчас, кажется, молодые мастера на палехских традициях идут в серьезную «живописную» живопись.
Марина: Приятно, что это считывается. Мы пытаемся это делать и это, кстати, очень трудно.
Николай: На самом деле это же тоже традиция, потому что в Палехе все время были художники…
Марина: …которые отказывались от традиции.
Николай: …которые двигались своим путем. Они постоянно возникают.
- Или просто теперь вас много, и вы объединились.
Николай: Появился интернет, всё стало заметнее и мы же уже не в замкнутом пространстве, как раньше.
Фото: Алексей Машкевич
Николай: Это не от скуки, а от того, что мы варимся в таком интересном котле, есть атмосфера и этот маленький Палех помогает нам не размазаться во времени и пространстве. Интернет интернетом, но живое общение всегда приятнее.
- Чтобы не потеряться, как это происходит в Москве?
Марина: Наверное, да. Москва мегаполис, а тусовки там все равно мелкие – при какой-то галерее, при общественном центре. И там люди тоже подбираются по интересам. А у нас тут райончик, где мы уже давно собрались, а интересы у всех изначально общие. Все занимаются приблизительно одним и тем же делом, и таких тут много. И если что, мы можем так же поехать в Москву, ещё куда-то…
- Москвичи, когда к тебе сюда приезжают, что говорят про местную среду?
Марина: Вернёмся – говорят – хотим ещё.
Николай: Как правило люди, которые разок приезжают, они потом сюда тянутся. Хотя нам это довольно странно.
Марина: Я этого никогда не могла понять, всегда думала – господи, что им тут надо то? Архитектуры нет, природа обыкновенная...
Николай: А мне пришла такая мысль: притягивают люди, просто люди, которые здесь живут. Почему мы и проект запустили «Это Палех» – он как раз об этом, рассказывает о людях, которые здесь живут.
- До того, как в Палех приехал Воскресенский и начал как-то поддерживать ваши начинания, от власти была какая-то помощь или вы параллельно?
Николай: Я сотрудничал с Михаилом Менем, он поддерживал наши фестивали и мне это было удивительно. Обычно власти как: вы сами по себе, мы сами по себе. А он все время, когда меня встречал, спрашивал: чем помочь? И помогал ведь.
Я один раз просто опешил, когда, представляя меня Сергею Мазаеву, Мень сказал, что «Сейф» – главное музыкальное достижение региона. И дальше опять: чем вам помочь-то? Мы тогда как раз собирались делать фестиваль «Яблочный спас», я ему рассказал, и он говорит – приезжай, поддержим. И мы тогда запустились.
Марина: Власти помогают, конечно, но можно было бы и получше.
Николай: Я бы не горячился на эту тему – лучше частный бизнес, с ним проще.
Марина: У нас всегда своя линия.
