- Эксперты говорят о надвигающемся экономическом кризисе. Российский текстиль сегодня это чувствует?
- Конечно, ведь текстиль является неотъемлемой частью экономической системы России, где сегодня наблюдаются сберегательная экономика и снижение потребительского спроса. Изменение налоговой нагрузки в сторону увеличения, безусловно, тоже повлияло на бизнес – я о налоговой реформе, которая была проведена с 1 января 2025 года. И, безусловно, ощущается дефицит трудовых ресурсов. Наверное, это основные тренды. Хотя есть ещё макроэкономические, которые сейчас просто смысла нет обсуждать: они присутствуют на рынке глобально и формируют конкурентное поле, которое плюс-минус одинаково для всех.
Сейчас компаниям стоит посмотреть внутрь, реорганизовать бизнес-процессы. Кризис – это всегда рубка костов, которые волей-неволей образуются в жирные времена. Безусловно нужна более интенсивная и качественная работа над себестоимостью продукции – это и сырьевая составляющая, и пропорция между импортом и собственным производством в условиях текущего курса. Плюс импорт всегда является фактором развития, потому что мы можем черпать идеи с более конкурентных рынков. Но в данном моменте и в данной курсовой конъюнктуре он является ещё и фактором себестоимости. Вторая важная составляющая – структура и качество остатков готовой продукции и оборотных активов компании.
Помимо руководства больших текстильных производственных компаний я общаюсь с небольшими предпринимателями, селлерами на маркетплейсах. Это молодые парни в диапазоне от 22 до 35 лет, но они очень агрессивные предприниматели, жестко заточенные на бизнес, – достигаторы в хорошем смысле этого слова. И я обратил внимание: ещё осенью 2024 года у них полностью сменилась риторика. Раньше мы на встречах обсуждали продвижение карточек, участие в рекламных компаниях, работу с отзывами, выкуп с лотов, работу с логистикой. А тут они в один голос стали говорить о ликвидности и о качестве активов, об оборачиваемости. Сейчас это очень серьезный фактор, который влияет на бизнес-модель и экономику отдельно взятой компании. И, наверное, это одна из доминант, которая будет актуальна в 2025-26 годы.
- Представители легпрома говорят и об уменьшении госзаказа, и о снижении покупательского спроса в бытовом сегменте. Ивановский текстиль к этому готов?
- Его же никто не спрашивает. Ребята, вы пришли в бизнес, пришли заниматься предпринимательством, и сейчас такие реалии рынка, так что будьте любезны в них работать. Это нормально, потому что бывают тучные годы, а бывают худосочные.
- Но производства, особенно швейные, закрываются.
- Планируйте лучше – это реальная цикличность.
- То есть легкая промышленность сейчас в хреновеньком цикле?
- Я категорически против того, чтобы называть его хреновым – мы в здоровом цикле. Даже если обратимся к себе: какие-то дни чувствуешь себя хорошо, какие-то дни у тебя спад, и нужно отдыхать, плюс организму периодически нужна чистка. Надо воспринимать нынешнюю ситуацию спокойно, это нормальная рыночная ситуация при капиталистическом устройстве экономики, и в ней нужно действовать адекватно.
- Но в России построили специфический капитализм, в нём сильно участие государства. Областная власть ничего не говорит о поддержке традиционного текстиля, а смотрит в какие-то микропроизводства: переработка отходов, мембранные технологии, ткани из конопли и вискозы... Такие проекты спасут местный текстиль от падения или их собственники просто ищут деньги в бюджете, понимая, что на свободном рынке их нет?
- Буквально в эти выходные я был на семинаре, который организовал «Адизес Бизнес Консалтинг», и принимал там участие в подобном споре. Мне говорили, что Россия – это страна с повышенными рисками, что у нас какой-то особенный госкапитализм… На это я задал вопрос: а с чем вы сравниваете? Какой госкапитализм выстроен в Южной Корее, как организованы капиталистические отношения в Иране? Не говорю уже про более развитые экономики, где корпорации вкладывают миллиарды в лоббирование. Никакой уникальности с точки зрения влияния государства в российском капитализме нет – это моя глубокая убежденность. Просто существуют определенные реалии, и надо их объективно воспринимать. И действовать сообразно им. А про проекты, на которых сейчас акцентируется правительство Ивановской области… У меня встречный вопрос: а на что им ещё акцентироваться? Акцентируются на эти новые прорывные проекты, и правильно делают.
- А они реально прорывные?
- Мне сложно говорить об этом. Производство мембранных тканей и переработка вторичного сырья – это не пошив футболок или трусов. Согласитесь, различие есть. Но та же мембрана находится под жестким давлением курса рубля. И даже пусть это будет не самый удачный проект, но людям нужна искра новизны, иначе будет реально уныло. Получится, что мы ничего не можем, кроме как продолжать шить комплекты постельного белья.
- Но кто-то продолжит шить КПБ, они нужны. И вы в ТДЛ шьете их.
- Мы и этим занимаемся, и параллельно находимся в поиске инноваций, изменений – это все происходит естественно, в динамике.
- Ваш бизнес – и ТДЛ, и семейные проекты – готов к падению спроса в условиях дорожающих денег?
- Это объективно происходящие вещи, они имеют место быть. Давайте говорить честно, человек по своей природе не всегда дальновиден, частенько ленив и склонен расслабляться, когда все идет хорошо. Но у нас в компаниях на всех уровнях достаточно эффективно работает инструмент планирования, хотя, конечно, при планировании мы закладывали более стабильную ситуацию. Налоговую составляющую мы могли заложить, а стоимость денег – нет: никто не мог предположить, что так вырастет ставка, и мы не были к этому готовы. Но морально мы мобилизованы и не утратили, я надеюсь, способности объективно оценивать ситуацию. И действовать сообразно ей.
В связи с этим расскажу интересный эпизод. Уже при ставке в 21% я принял участие в работе закрытого клуба инвесторов «Альфа-Банка». Там было два выступления: первого зампреда Центробанка и первого заместителя министра финансов. Начало года, у всех определенные ожидания на потепление, на переговоры, на снятие какой-то части санкционных режимов. И ещё проблема, которая тогда остро интересовала, – кризис неплатежей на восточном направлении. Я сижу, слушаю выступление чиновника из Центробанка и его анализ макроэкономических факторов. Он говорил о сильном перегреве страны и о макроиндикаторах Н1 и Н2, в том числе как они соотносятся с Н4. Я слушаю, концентрируюсь, силюсь понять, но ничего не понимаю. Расстроился и думаю: наверное, уже старый стал, вылетел из обоймы, не понимаю контекста. А сзади сидят два парня – видно, что успешные бизнесмены, заточенные такие, лет по 40-45. И один другому говорит: «Ты что-нибудь понимаешь?». И у меня отлегло, выдохнул: не я один. Зампред заканчивает выступление – ни хлопка, обратной реакции вообще ноль. И потом выступает Олег Вьюгин, известный экономист, и говорит: «Вы прослушали выступление представителя Центробанка, прослушали выступление представителя Министерства финансов. Вы поняли, насколько чудовищный разрыв между практикой экономики, вашего бизнеса, и тем, о чём думают люди в тех кабинетах?» Это открыто прозвучало – мероприятие закрытое, там был узкий круг. У чиновников свои мотивы, но они не имеют никакого отношения к развитию бизнеса, к поддержке экономики. Они решают политические или ещё какие-то задачи, которые нам не транслируются и поэтому непонятны. И из-за этого мы не можем глубоко прогнозировать.
Поэтому отвечая на ваш вопрос, говорю напрямую: готовности к падению, сформулированной в планах, не было. А моральная готовность была, поскольку мы как предприниматели выросли в России, и в основе своей мы бодряки.
- Создается впечатление, что ивановских чиновников не интересуют проблемы основной массы текстильщиков и швейников. Они берут проекты, которые могут выстрелить в новостной ленте, и носятся с ними. А основная масса предпринимателей живет своей жизнью, не глядя в заоблачные бюрократические вершины. Я не ругаю власть, просто говорю, что она живёт параллельной жизнью.
- У чиновников есть свои KPI, и они действуют сообразно им. Я предлагаю говорить всё-таки о наших, бизнесовых делах. События последних трех лет сформировали во мне глубокое понимание, что мы точно не можем на всё влиять и не можем понимать мотивы властей. Тогда и нечего туда соваться. Надо в первую очередь заниматься своим телом, своей головой и своими делами – семья, компания, бизнес в целом. Потому что иначе свихнёшься.
- В кризис бизнес рубит косты, сокращает расходы. Поэтому логично спросить: что будете делать с семейным благотворительным фондом «Ива», созданным в тучном, пользуясь вашей терминологией, 2021 году? Он, похоже, обходится недёшево.
- Пользуясь случаем, хотел бы высказаться в отношении благотворительности, в подходе к которой я стараюсь избегать нескольких составляющих. Первое –излишнего романтизма, которым руководствуются многие создатели благотворительных фондов. Благотворительность – это очень сложный вид экономической деятельности, который должен быть хорошо организован и четко администрирован. Когда мы ещё только обдумывали вариант с благотворительным фондом, я прошел трёхдневное обучение по вопросам, как формировать, организовывать, по каким принципам и как выстраивать его работу. Я же постоянно слышу розово-слюнявые обращения от других благотворительных фондов.
- Типа «дай денег на хорошее дело»?
- Да-да, вот именно так. И я вижу, что там превалирует романтизм, которого по-хорошему быть не должно. В первую очередь, потому что люди создают себе розовую иллюзию – раз они занимаются благим делом, все должны им быть благодарны. На самом деле никто вам ничего не должен, вы это должны делать в первую очередь для себя. Многие этого не понимают, и это очень сильно снижает критичность таких руководителей по оценке деятельности своего фонда, занижает планку управления во всем: промоушен, коммуникации, организация процессов… Для меня благотворительный фонд – это история про выстраивание эффективной системы. И тут я хотел бы поблагодарить Владимира Николаевича Шарыпова, поддержавшего когда-то нашу инициативу. У нас изначально была идея выкупить один уже действующий благотворительный фонд, но собственник сказал, что он ему нужен для его социальных и политических проектов. И потом, когда мы были в процессе формирования проекта, Владимир Николаевич задал мне вопрос: «Роман, а у тебя нет каких-то социально-политических амбиций? Не собрался ли ты в политику?» Я ему тогда сразу четко прояснил мой профиль как человека. Я – про деньги и точно не хочу участвовать в каких-то социальных движениях, тем более в политических. Мы фонд делаем для себя, потому что…
- Вы – это семья Петровых?
- Да. Потому что выбрали для себя эту тему сознательно. Была большая подготовительная работа, мы перебрали много вариантов. Почему мы занимаемся именно деревьями, а не птицами, собаками, больными детьми и дальше по списку? Это наша специализация, она была выбрана по сложной системе факторов, в том числе, чтобы как можно меньше соприкасаться с социумом, не поднимать социально-политических вопросов.
Так вот, в чем заключается мое понимание эффективности работы благотворительного фонда. Первое – это обеспечение полной прозрачности. Второй принцип – мы никогда не используем средства жертвователей на содержание администрации фонда. Если люди жертвуют на конкретный проект, мы гарантируем, что все 100% пожертвованных средств уйдут именно на него, а не на карточки дирекции. Третье – мы делаем свои проекты по оптимальной себестоимости, тщательно работаем с издержками. Пожалуйста – сметы открыты, и вы точно не сделаете дешевле при таком же качестве. Потом наши внутренние вопросы: минимальный управленческий состав, минимизация административно-управленческих издержек и эффективная работа отдела продаж.
- Какой отдел продаж, если нет прибыли?
- Отдел продаж и в классическом бизнесе никогда не связан с прибылью, потому что продавцы могут продавать очень много и дорого, но в убыток. А в благотворительном фонде отдел продаж занимается организацией сбора денег от жертвователей. Работает классическая воронка продаж: посев, лидогенерация, лиды, потом по этим лидам мы отрабатываем с жертвователями – это классическая конверсия. У нас есть финансирование от учредителей фонда и есть финансирование от жертвователей. На сегодняшний день ставим перед нашим условным отделом продаж цель, чтобы 30% средств собиралось от сторонних жертвователей.
- В 2021 году ваша супруга говорила, что фонд работает на деньги семьи, но если другие люди принесут какие-то средства – будем рады.
- Так было на старте, а сейчас реально несут, хотя это слово какое-то пренебрежительное. Люди жертвуют по доброй воле, говорят: мне нравится, что вы делаете. Не несут, а именно добровольно жертвуют. Донат – это для моего слуха поганое иностранное слово. А добровольное пожертвование – это наше родное, вызывает уважение. Человек, который сделал нам взнос, сделал это добровольно, что-то взяв от себя. Добровольное пожертвование – это совершенно другая смысловая нагрузка по сравнению с донатом.
- В связи с кризисом будет уменьшение финансирования фонда со стороны учредителей?
- У нас есть ряд проектов, которые надо заканчивать, доводить до конца, и определенное резервирование денежных средств под них уже сделано. Опять же, это работа в новых условиях. Если, допустим, мы не можем самостоятельно что-то финансировать, давайте активнее развивать отдел продаж. Чем сейчас моя жена занимается? Она в Питере на форуме про краудфандингу. Новые инструменты, активизация собственной работы – всё имеет место. Но вообще-то наш фонд – дело добровольное. Если что-то пойдет не так или почувствуем, что силы иссякли – мы его закроем, я трагедии из этого делать точно не собираюсь. Есть – хорошо, работает – отлично, хорошо работает – вообще супер. Всё имеет свои циклы.
- В марте некто Сергей Ковригин, считающий себя королем городских тюльпанов, ворвался с ножом на мероприятие фонда, устроил большой скандал. Это как-то ударило по репутации фонда и учредителей?
- В моем понимании – человеческом, а не юридическом – это был террористический акт. В нашем случае, слава богу, обошлось без жертв, но для меня здесь фактура террористического акта. В этой ситуации разбирались силовики, люди более компетентные в таких вопросах. Рабинович же договорился с Bank of America: банк не торгует семечками, а Рабинович не дает деньги в долг (смеётся). Точно так же и мы договорились, что силовики не занимаются благотворительностью, а мы не занимаемся вопросами вершения судеб. Будем заниматься безопасностью на наших мероприятиях, потому что можем делать только то, что зависит от нас. А репутация? Не могу быть объективен, но я увидел только усиление поддержки. Негативного отношения к семье или к фонду я после того скандала не почувствовал.
- Директора фонда Анну Царевскую местное сообщество часто обвиняет в экологическом экстремизме и в том, что некоторые её проекты мешают нормальному развитию города – деревья на разделительных островках, например. Учредители фонда как-то влияют на её деятельность?
- В управлении фондом у Анны административные функции, хотя, конечно, она принимает активное участие и в операционном планировании мероприятий. Мне сложно ответить на ваш вопрос, я тут не очень в теме… Но я не отношу Анну к экологическим экстремистам (улыбается).
- Люди хотят чистого понятного города, с выкошенными газонами, а она говорит, что траву стричь не надо, пусть там букашки ползают, транспорт не нужен, давайте пешком ходить – этакая прекрасная экологическая Россия будущего.
- Честно, мне сложно прокомментировать то, чего сам не слышал. Но такие проявления, назовем это нонконформизмом, они могут быть. Если мы говорим о пропаганде пешего хождения, то я вообще двумя руками за. Общество всегда находится в определенном противостоянии с государством. Мы же изучали труды Владимира Ильича Ленина: государство – это инструмент подавления. Это данность. Так по мне пусть лучше этот нонконформизм проявляется в обсуждении экологических вопросов, чем в каких-то политических распрях.
- Вы с большой теплотой говорили о Владимире Шарыпове. С новым мэром, Александром Шаботинским, у фонда сложились отношения?
- Непосредственно с Александром Леонидовичем я пока не встречался, но хотел бы сказать в целом о работе с городскими чиновниками. Я же сторонник анализировать цифры, а не эмоции. Так вот, за время работы фонда 100% наших проектов были администрацией поддержаны. Да, какие-то вещи могут согласовываться продолжительное время, но таковы реалии. Так было и будет всегда, несмотря на то, какая фамилия у мэра.
