Денис Рыбин
Много о чём поговорили, и в итоге Денис, чувствуя моё недоумение, спросил то, что вертелось на кончике языка:
- Вам интересно, почему я раньше об этом не говорил?
- Мне интересно, почему вы вообще говорите на эту тему. Ваше сообщество очень закрытое, из него, как правило, информация не выходит.
- Это не мое сообщество, я воспитан по-другому. Есть люди – общество, и мы ходим по одной земле. Есть правда и справедливость. Почему я должен молчать? Я всегда жил так, чтобы было не стыдно себе в глаза смотреть, а мне сейчас стыдно. Я и раньше не особо молчал, но сейчас надо говорить, в том числе касаемо и нашего сообщества. Многие персонажи в Ивановской область очень часто именем Рубена (Рубен Косян, сайт primecrime.ru называет его вором в законе) прикрывались. А картина буквально недавно прояснилась. Масса эпизодов, где его имя фигурировало, а он ни сном, ни духом.
- Рубен был хозяином области?
- Не был, но мог решать многие вопросы.
В вашей книжке четко написано, что в области тогда уже был один хозяин – губернатор, никто бы не дал появиться второму. Этому есть очень яркая иллюстрация. В 2008 году якобы был конфликт между Назаром (положенец Кинешемского района. Положенец назначается вором в законе и имеет право принимать решения в его отсутствие и от его имени) и Рубеном. На самом деле конфликта не было, просто Назар видел действия областной администрации и понял, что всё: преступного мира в Ивановской области больше нет, его вот-вот весь съедят. Это 2008 год – всё. Он, будучи положенцем в Кинешме, сказал Рубену: «Я отхожу от дел, уезжаю в Москву нормально трудиться». Многие видели только, что Назар ездил на крузаках, а я, пообщавшись и увидев его круг общения в Москве, понял, откуда эти крузаки. Он первые свои 200 000 евро заработал, когда из Японии привез кран-двухсоттонник. Не поборами с коммерсантов, а своими мозгами, трудом, связями. И Назар еще в 2008 году просчитал, что всё, преступный мир спекся. Рубен просчитал это чуть позже, где-то в 2010-11 годах, плюс у него со здоровьем были определенные проблемы.
- Хотите сказать, это благодаря Михаилу Александровичу Меню в Ивановской области не стало организованной преступности?
- Да, криминальной вертикали больше нет, потому что криминал ушел во власть. Денег тогда все хапали столько… И сейчас хапают. Вот пример из того времени: 2008 год, депутат облдумы Юрий Жидков приехал на крутом мерседесе, мы встречались у «Серебряного города», разговор шёл за торфяники и за карьер. Я был с другом из Кинешмы – так и так, ты, вроде как неправильно поступаешь, у простых людей отбираешь. А тот нам – Рубен в курсе. Не вопрос, друг набирает: Георгич, вот человек стоит прямо перед нами и говорит, что ты в курсе. А тот в ответ: дайте ему по лицу. И этот на мерседесе прямо затроИл, затрясся – ой, ой, ой.
- И какой вывод?
- Криминала как такового теперь нет. Есть ад – мальчишки бегают по улице, а централизованного, имеющего сферу влияния и управления давным-давно нет. С приходом в областную власть варягов пришла московская тема – мафиозная – и грань между властью и криминалом стёрлась, а понятия стали выворачивать туда, где деньги.
- А все серьёзные авторитетные люди или в бизнесе, или в могиле?
- Если пройтись по кладбищу, я вам про весь ивановский криминал расскажу. С большей частью я пересидел и знаю не понаслышке, кто более-менее серьезный и постарше, всех знаю лично.
- Тогда о вас. Кто вы, почему позволяете себе давать оценку людям, которые в криминальной иерархии стоят выше вас?
- А кто сказал, что они выше меня? Я Денис Рыбин, простой человек, но у меня четкая гражданская позиция и четкий взгляд на вещи, умею отвечать за свои слова. И для меня вот эта иерархия… Они сами себе её придумали, сами себя в рамки загнали. Да ради Бога! Жил, живу и буду жить по чести и совести, ради правды и справедливости.
- Но мы говорили о криминальном кодексе, а иерархия его часть.
- Но часть кодекса что подразумевает? Порядок. Нового никто ничего не придумал – все пошло с белогвардейских офицеров, кодекс ими написан. А вообще это перефразированные библейские заповеди. На самом деле Иисус оставил две заповеди: возлюби Бога и возлюби ближнего как самого себя. А у нас большинство людей сами себя не любят. И Бог – это не старичок, которого нам рисуют, а колоссальные знания. И когда человек понимает эти знания, пользуется ими, то должен пользоваться на благо. Это в первую очередь работа над самим собой.
- Сколько лет вы провели в лагерях?
- Одиннадцать.
- За что?
- За бандитизм. Я был главарём банды.
- Чем занимались?
- Грабежи, разбои, кражи.
- У меня диссонанс. С одной стороны – возлюби ближнего, с другой – грабежи, разбой, банда.
- Мне сейчас сорок семь годиков, а тогда было девятнадцать. Я виноват и себя не оправдываю – сделал много плохих вещей. Не суди и не судим будешь – и я никого не осуждаю, наоборот, стараюсь всех понять. Мы раньше говорили – братья по духу и по разуму. Не по крови, а именно по духу и по разуму. Мы вещи должны видеть именно такими, какие они есть. И на самом деле неважно, в какой прослойке общества ты находишься – будь ты во власти или крестьянин, или преступник. Сейчас преступники, в моем понимании, сидят в вертикали власти, а те люди, которые бегают по улице, они просто не хотят за две копейки работать на этих власть предержащих, на коррупционеров.
В начале девяностых было и крышевание, и всё остальное, но была четко выстроенная вертикаль преступного мира, а сейчас этого нет.
- Почему?
- Это как минимум невыгодно. Что ты сейчас можешь украсть?
- Не знаю, никогда не крал.
- Я этот вопрос себе задаю. Какую-то машину – это копейки, проще так заработать. Я недавно гулял по лесу с собакой, встретил узбека. Он большой кувалдой разбивал старые бетонные плиты, вытаскивал оттуда арматуру. Говорит – а зачем мне на дядю работать? Я хожу, плиты потихоньку разбиваю, природу чищу и дом себе уже построил в 450 квадратных метров. И таких примеров могу массу привести.
Чтобы вы понимали – невзирая на все куролесины, никто из моих подельников не встал на преступный путь. У меня у самого нет ни одной наколки, и у подельников ни у кого. Все по-нормальному живут, трудятся. В девяностые исправительная система на самом деле исправляла. Реально. Один из моих подельников, который получил такой же срок, как и я, работал в кооперативе, научился работать с железом, у него сейчас семья, дети. Другой в сервисе работает, третий на машине.
- Давайте поговорим о зоне, которая якобы исправляет. Вы сидели там не мужиком? (Мужики – заключённые, которые попали в тюрьму более или менее случайно и рассчитывают после отбытия срока вернуться к обычной жизни)
- Нет, конечно. Но если строго по жизни, разбираясь в тонкостях, я всё-таки мужик. Но и раньше, и сейчас чту все старые понятия и не нарушаю божьих заповедей.
- К девятнадцати годам вы сформировались как вполне себе преступник, организатор банды и получили тринадцать лет колонии. Там вы стали смотрящим за лагерем. Когда вы сидели, это были более суровые зоны?
- Они были не суровые, а более правильные.
- Черные, как принято говорить? («Красными» называют зоны, в которой правит администрация, на «черных» правит «воровской закон»)
- Черные, красные… Дело в том, что даже на красной зоне может быть хорошо. Чтобы у вас было понимание, в России нет ни одной зоны, которую бы полностью контролировали полицейские. Ни одной.
- Везде есть ночная администрация?
- Как угодно назовите. Где-то более справедливо, где-то менее справедливо. На черной зоне, думаете, перегибов нет? Я приехал в первую зону, на «девятку», в 1996 году, и что такое воровской закон, там никто не знал. И, кстати, вы говорите, что я сформировался как преступник – нет, это меня таким сделали, осудив по Уголовному кодексу.
- Вы же сами говорите, что была банда, совершали грабежи, разбой.
- Я однозначно был виноват. Но за нас силовики кто квартиру получил, кто звезды. На меня генералы из Москвы как на обезьянку приезжали посмотреть, интересно было – с 1961 года первая банда в Ивановской области. Это было дело для галочки, а на самом деле мы были мальчишками ещё, только окончили школу, девять лет учились в одном классе. Какая банда? Но в любом случае, я был виноват. Сейчас, с позиции взрослого человека я это осознаю. Это была дикость. Называя вещи своими именами, я тогда был отморозком с оружием в руках – кто сильнее, тот и прав. А переосмысление произошло на седьмой день в СИЗО, когда я умер. Но коридорный вызвал доктора, меня откачали, а потом полтора месяца лечили и выхаживали. Люди есть везде!
- Вы зашли в зону ошибившимся девятнадцатилетним пацаном, а через одиннадцать лет вышли сформировавшимся криминальным авторитетом?
- Неправильно выражаетесь. Как понять «криминальный авторитет»?
- Вы были авторитетным человеком в криминальном мире.
- Вот это более правильная формулировка. Понятие «криминальный авторитет» не подразумевает, что человек постоянно связан с криминалом. У человека или есть авторитет, или его нет.
- Вы в зонах не были связаны с криминалом?
- Нет, конечно. А каким боком? Там присутствовали наркотики, присутствовал бардак определенный – зачастую у мужиков не было курить, чая почти не было. А мужик – это оплот воровского. Жизнь на зоне очень прозрачна. И вот один из моих дней на зоне: вставал за пятнадцать минут перед подъёмом, пил чай, выходил на утреннюю проверку – в лагерях всегда всех проверяют. После шёл в спортзал, час занимался, принимал душ, и начинал обход по лагерю – заходил в каждый барак, их было десять. Смотрел, кто как живет, как устроен быт, всё ли в достатке, нет ли конфликтов. Одна из первых задач – это соблюдение правил общежития, дисциплина. И чтобы не было наркотиков.
- Вы против наркотиков?
- Я против, хотя всякое бывало. Не понимаю, зачем они нужны. Плюс против алкоголя.
- Вы сотрудничали с администрацией?
- Сотрудничал, в нормальном понимании этого слова. Им что нужно? Порядок, чтобы голова за него не болела.
- А за порядок вы отвечали?
- Конечно, а как же. Беспорядка не было, потому что работало это так – я должен был знать, где сколько человек, где кто женился, где крестился…
- Вам было немного лет, но взрослые мужики на зоне принимали вашу власть.
- Ну и что? Все зависит от человека. Конечно, первый раз на «девятке», когда передо мной сидело сто десять человек мужиков, а я объяснял, что надо себя вести так и так, было тяжело.
- Тяжело или страшно?
- Даже не страшно и не тяжело. Несколько непривычно. Это же ораторское искусство, я «Письма» Цицерона читал. И это не суд, тут надо не просто огласить, что «будет вот так», а по-человечески людям объяснить, почему так должно быть.
- Силой не принуждали?
- Нет, какая сила? Любое силовое действие вызывает противодействие. По любому. Всегда проще убедить собственным примером, понимаете? И тогда люди сами за тобой идут, им хочется это делать.
- Вчера, когда мы пили чай, вы сказали: я сотрудничал с ФСБ и не стесняюсь этого.
- В 1992 году я познакомился с очень серьёзными дядями из КГБ. Что такое моё сотрудничество? Не «узнал и побежал докладывать» – я не стукач и не сексот. Это чтобы в мире жизнь была комфортней. Мне люди всегда доверяли и многое рассказывали и рассказывают, но я никогда чужие секреты не продаю. Сексоты преследуют шкурные интересы – люди в погонах сейчас тоже многие стали таким, к моему великому сожалению. Это применимо, допустим, к Михаилу Юдину (подполковник ФСБ в отставке), потому что он не только меня сдал, но и много кого других – он шкурные интересы преследует, гниловатый.
Печально, что перемешались власть, закон, бизнес... Моё личное убеждение: хочешь денег - занимайся бизнесом. Если ты чиновник, работай на благо людей. А если в правоохранительных органах работаешь – охраняй право людей на свободную жизнь. Должна быть чёткая градация в этом отношении.
А почему нет? Если я мог в зоне для кого-то решать вопросы, улучшая жизнь, почему на воле не делать этого?
- Не удивляюсь, потому что не вижу большой разницы между методами криминального мира и методами конторы.
- Как понять, «не вижу большой разницы»?
- Мне кажется, они живут по тем же понятиям, что и вы.
- Это и нормально. Повторюсь: понятия - это те же заповеди. Знаю массу ребят – молодых, хороших, которые потомственные, воспитанные. Да, конечно, мы открываем прессу и смотрим, сколько скандалов и уголовных дел с людьми в погонах…
- … и криминал они из крышевания вытеснили.
- В том и дело, что как таковой криминал в России весь в погонах. Если мы поднимаем уголовные дела, которые разбираются по стране, везде либо эфэсбэшники, либо прокуроры, полицейские и гаишники. Что, не так?
- Есть еще море дел, где ваши товарищи замешаны.
- Давайте конкретику.
- Те же «Белые росы».
- «Белые росы» – это не мои товарищи, мои товарищи так себя не ведут.
- Пусть не товарищи – коллеги по цеху.
- Они мне не коллеги по цеху, нет. У меня есть братья по духу и разуму, у меня нет коллег по цеху. Я готов сотрудничать с любым человеком. У меня нет рангов и титулов, я очень самодостаточный мальчик.
- На чем основывалось ваше сотрудничество с ФСБ? Что они давали вам, что вы им?
- Мне они не давали ничего. Чтобы вы понимали, я глубокий патриот своей Родины, очень её люблю. Прямо до безумия. У меня два деда войну прошли, прадеды войну прошли.
Почему ФСБ? По вашей же книжке – где у нас вся коррупция? В вертикали власти. Криминал не на улице, он в верхах, и я хочу с ним бороться. А каким ещё образом бороться? Мне что, надо было взять ружье и всех перестрелять? Есть законы и правила, а я законопослушный гражданин с четкой гражданской позицией, и если вижу, что такое происходит…
Вот из этого и выливалось сотрудничество с ФСБ.
- Это же смешно – думаете, они сами не видели?
- Бывает так, что люди связаны по рукам и ногам. Они видели, возили документы, даже вам больше скажу… Но опять же, вертикаль власти. Не только у нас в Ивановской области, выше тоже денежки кто-то берёт.
- Вы до сих пор с ними сотрудничаете?
- Да. Я готов сотрудничать с кем угодно, если это на благо.
- По каким вопросам?
- Все по тем же – касаемо власти и коррупции. Чтобы вы понимали, я в своей жизни не сдал ни одного из своего мира – ни одного не сдал, не продал. Это меня продал Миша Юдин, не пойму для чего.
- Как он вас продал?
- У меня есть друг, и Юдин ему говорит: ты в курсе, что твой друг (я, то есть) сотрудничает с ФСБ? А он – ну и что, это его право. Для чего Юдин это сделал, не могу понять.
- Служебную тайну раскрыл?
- Это мягко говоря. Я об этом год назад узнал, он уже не служил. Бумагу написал, только воз и ныне там.
- Как вы относитесь к тому, что Юдин закончил службу в ФСБ и пошел работать к авторитетному предпринимателю Евгению Холоше?
- Это предатель Родины. Я отвечу словами премьер-министра Израиля Голды Меир: «Все коррупционеры и взяточники до седьмого колена должны быть признаны предателями Родины. И к ним должно быть самое жесткое наказание до пожизненного заключения». Так же, как и к тем, кто производит наркотики, – это мое четкое убеждение. Вот они, коррупционеры, так пусть сидят на зоне и работают на благо Родины.
- Но по факту ваш визави пока неприкасаемый. В Кинешме на него дают показания, а он выходит сухим из воды.
- Это пока. Он человечек гниловатый, я лично с ним разговаривал, сказал – Миша, не дай бог продашь…
- Когда он ещё служил?
- Конечно, 2007 год, наверное. А он меня продал, и у меня есть понимание, что это не мужчина, у него нет чести офицера. Об него даже мараться… Я сначала хотел посмотреть ему в глаза, в лицо плюнуть. Но он с моей стороны даже этого не заслуживает.
- Почему же Евгений Холоша (авторитетный предприниматель, ныне покойный) его к себе в бизнес взял и доверил так много?
- Сейчас Евгения уже нет, зачем ворошить белье? С Евгением у меня были замечательные отношения, не завязанные на деньгах, всегда друг друга понимали. Мы с ним сидели в 1994 году, кушали из одной тарелки. И когда возникали вопросы, когда того же Назара убили в 2009 году, мы устраивали встречи между определенными людьми, чтобы не было последствий, конфликтов.
- А когда Евгения убили, вы с кем-то встречались, улаживали?
- Нет.
- Есть версия, что его убили спецслужбы.
- Я убежден, что нет.
- Получается, вы такой Робин Гуд, одиночка.
У ивановского криминального сообщества сегодня есть единый центр управления?
- Никто им сейчас не управляет, все двигается по инерции. Кто куда – кто в лес, кто по дрова. Какого-то единого управления, как раньше, нет. Последним был Карташов (положенец по Ивановской области), и формально он до сих пор центр управления, но он сидит под домашним арестом, замешан в ряде нехороших скандалов. Почему я и не могу сказать, что он мне брат по духу, по разуму. Когда его назначили, я с ним разговаривал, сказал: Денис, вот мое плечо, в любых вопросах, если все правильно, можешь на меня полагаться, но я не буду с тобой рядом ходить, у меня не гнется спина. По-людски, по-взрослому я могу быть очень жесткий. Разговаривать умею, и хвостов за мной нет, прихватить меня не за что.
Вы вот говорите – сообщество, ваши коллеги. Большей частью там у всех воооот такие хвосты! Я и в зоне всегда больше находил язык с мужиками, с простыми людьми. Не могу сказать, что я бродяга чистых кровей, потому что учился в энергоколледже, по молодости работал. Первая моя работа – ёлочки пропалывал за семь километров от города, потому что очень сильно хотел мопед.
- Сегодня многие люди, которые считаются авторитетными, занимаются бизнесом. Разве это не нарушение устоев?
- Это бред сивой кобылы, какие устои? У меня никогда не было коммерсантов, чтобы я с них получал за «крышу» – считаю это дикостью, ниже моего достоинства. Никому не хочу это ставить в укор, но крышеванием занимаются побирушники или охранники – в моём понимании. Приезжают за какого-то бизнесмена, начинают отстаивать его права – охранники. Не поступают по справедливости, не рассматривают ситуацию, как она должна быть, а приезжают и четко заступаются.
Почему я должен с какого-то бизнесмена получать деньги? Человек работает, трудится – неважно, на каком поприще. Почему он мне должен деньги платить? У меня это в голове не укладывается. Я понимаю, есть масса фондов, создали «Заботу». Хочет человек помогать, пусть платит – это нормально, здорово. Я родом из Комсомольска, мы собирали деньги – не кому-то лично, а был своего рода фонд, тогда это называлось общаком. Никто себе в карман оттуда не брал. Я сам несколько лет ездил на «десятку», возил туда сигареты, чай, тушенку. Были какие-то свободные деньги – покупали игрушки в детский дом, одежду. Это нормальное распределение – так же, как в лагере.
Лишней копейки не взял никогда и ни одной лишней конфетки не сожрал, отвечая за общее в лагере. Есть мужики, есть нуждающиеся – пожалуйста, это для них. Есть люди под крышей – изолятор, БУР (барак усиленного режима), ПКТ (помещение камерного типа, тюрьма в колонии), в разные времена по-разному называлось. Там человек сидит в камере, не может о себе позаботиться, ему надо внимание уделить. Если ты в лагере, иди на промку (промышленная зона) работать. Если пальцы гнешь, садись напротив, обыграй меня в нарды, обыграй в карты.
- Вы никогда не работали на промке?
- Нет.
- Ниже достоинства?
- Да вы что, я вас умоляю, нельзя так говорить. Мне хватало общественной нагрузки настолько, что на остальное времени не хватало. Я же вам рассказал, как мой день проходил. Это кажется со стороны, что такой человек ничего не делает. Но он как губернатор в области – ведь мы, по большому счету, и на свободе живем в большой зоне. Или возьмем президента – у него области, края, доверенные лица. В лагере все то же самое. Вот я сижу во главе зоны, и у меня тоже есть доверенное лицо в каждом бараке. Он приходит и рапортует: то-то и то-то, так-то и так-то. Каждый рассказывает, как ему удобно, что-то замыливается. Только там всё мельче, прозрачнее и проще. Но тот же Воскресенский чисто физически не может каждый день объезжать все районы Ивановской области. Ему, хочешь не хочешь, приходится доверять людям на местах. А люди на местах не всегда соответствуют – что здесь, что там – где-то более завуалировано, где-то менее.
Раньше всё было чище, даже судя по вашей книжке, люди старались для людей. И в лагерях так же. Почему? Вот сижу я в зоне, у меня язык подвешен, поддержка есть с воли – для себя договорился и как король, а остальные непонятно как живут. Тогда я как бельмо на глазу, мной можно управлять, мной можно спекулировать. А когда все живут одинаково, ты на общем фоне не заметен. Ты на общем живешь – ну, может, у тебя чуть-чуть чего-то побольше.
- Сначала сидели за бандитизм. А второй срок за что?
- Второй раз я посидел на тюрьме полгода с небольшим. Получил условный срок за свои же деньги – пытались вменить, что я вымогатель. Вымогательство подразумевает наличие угрозы жизни человеку, а на самом деле там была чистейшей воды продажа колхоза, в сделке присутствовало шестнадцать человек, масса посредников – кто покупает, кто продает. Я был одним из посредников, организовывал встречу.
- А чем вы сейчас на жизнь зарабатываете?
- У меня есть квартира, есть машина. Мне сейчас мало нужно на пропитание, с учетом моего образа жизни – не курю, не пью, мясо не ем, сахар не ем. Я на питание трачу максимум пять тысяч рублей в месяц, чтобы вы понимали. Я же занимался стройками, нормально зарабатывал, занимался сервисом, продажей запчастей, ездил в Москву, обслуживал заказы, горбатился, работал. У меня есть определенные накопления.
Какое-то время я чуть-чуть увлекся гонкой за деньгами – заработок, заработок, заработок. Я и сейчас не против трудиться, машины ремонтирую до сих пор. Не всем, а кому-то. Почему я езжу на ауди восьмёрке? Потому что я ее могу разобрать и собрать, сам её обслуживаю. До этого у меня были очень скромные машины, бюджетные. Было, на стройке неплохо зарабатывали. Когда запчасти возили, первое время тоже неплохо зарабатывали, потом похуже стало. Что-то в сервисе зарабатывалось.
- У вас есть принципы, у вас перевернулся мир, но вы продолжаете общаться с, так скажем, коллегами по цеху, которые организуют проституцию, поставляют наркотики, обманывают стариков…
- Мои друзья не организуют проституток, не поставляют наркотики и не обманывают стариков.
- Тем не менее, вы ездили разруливать конфликт у «Белых рос».
- Ну и что? Есть проблема – я её решаю.У каждого есть дух, который нужно воспитывать. Есть тело, которое нужно совершенствовать. Есть путь, который должен быть пройден. Я что в лагере всегда старался делать? Старался жить правильно. И сейчас живу правильно, не позволяю людям что-то. Совсем уйти в монастырь? Могу, я и сейчас практически ни с кем не общаюсь, живу в лесу с собакой, гуляю, наслаждаюсь природой – уже пару лет так продолжается. Живу как сторонний наблюдатель – это мне нужно для переосмысления. Но я человек, который родился и живёт в обществе и, если могу что-то для общества сделать, обязан это делать. А иначе, как я буду сам себе в глаза смотреть? Вот отсюда и отматываем – почему я с вами разговариваю.
Продолжение следует
