- Ты говоришь про себя – я керамист. Что ты вкладываешь в это слово?
- Это сложный вопрос. Искусство лепки древнее и многогранное и, наверное, каждый художник когда-то пробовал лепить из глины. Я к керамике пришел спонтанно: сначала рисовал комиксы, тянуло к графике. Я работал на заводе токарем, много рисовал и решил поступать в художественное училище имени Малютина. Хотел идти на графику, а когда пришел туда, мне начали нахваливать глину, с которой я раньше не работал. Посмотрел, походил, пощупал руками, заинтересовался, и в итоге решил попробовать. И не ошибся. И ни разу до сих пор не пожалел. Занятия керамикой мне по душе – расслабляющие, медитативные. Лепить – это для меня что-то особенное.
- Почему именно мелкая пластика, а не полноценная скульптура? Почему ты керамист и прикладник, а не художник-скульптор?
- Наверное, ещё не иду дальше, но в перспективе хочу делать крупные формы: интерьерную и экстерьерную керамику, уличные скульптуры. Мои статуэтки големов – это прототипы будущих больших вещей. Я в дальнейшем хочу их масштабировать в садово-парковые скульптуры.
- Они мне напоминают то какие-то африканские мотивы, то Эрнста Неизвестного. Ты сам откуда черпаешь вдохновение?
- Меня вдохновляет творчество северных народов России – ханты и манси. Образ семьи, их культура, религия, одежда вся такая навьюченная. В их культуре и быте много шаманизма, какого-то мистицизма.
- Но ты же сам не из хантов?
- Нет (смеётся).
- Откуда тогда такое увлечение северными народами? Какая-то немодная тема.
- Да, немодная, но почему-то она мне очень близка. Я не был на Севере, не путешествовал в те края, не общался с ними. Но их визуальные образы, их история мне очень близки и натолкнули на такой стиль. Мне мои големы чаще напоминают находки эпохи мезозоя из древних пещер – скульптуры, духи, обереги...
- Керамика для тебя – это искусство или промысел ради денег?
- Это тяжелый труд в первую очередь. Когда работаю над своими выставочными проектами – это искусство. Если преподаю людям, пытаясь вовлечь их в эту керамическую историю, то это ремесло, конечно, потому что мы делаем базовые работы по шаблонам, идём проторенными тропами. А когда работаешь над своей скульптурой, то идешь на риск, делая вещи, которые могут в одночасье разрушиться, ведь многие работы в процессе не доживают до финала: обжиг, сушка, или глазурь ляжет неправильно – процесс непредсказуем, от художника не зависит. Чем больше и сложнее изделие, тем больше шанс, что работа над ним не дойдет до конца, придется идти этот путь еще и еще раз, пока не добьешься результата.
- То есть искусство не кормит, ты занимаешься им для души, а живешь на деньги от преподавания?
- Да, верно. Или создаю «продажные» работки: матрешки, кулоны, чашки, которые делаются просто и легко. Это ремесло – сделал 10 штук и тут же продал. А над творческой вещью можешь работать месяцами и годами, постоянно делать эскизы…
- А не происходит раздвоения: с одной стороны, надо двигаться вперед и искать новые формы, а с другой – лепить ширпотреб, рассчитанный на массового потребителя?
- Иногда наступает выгорание, тогда я беру в руки краски, ручку, айпад и сижу, рисую что-то иллюстративное – и негатив уходит. Встаешь через пару дней в нормальное русло и идешь дальше.
- Ты ушел от ответа. Когда делаешь ширпотреб на продажу, тебе не стыдно?
- Бывает такое: есть работы, которые не хочется делать, но…
- Но знаешь, что они продадутся?
- Да. Но на самом деле я делаю немного изделий на продажу и это, наверное, мой косяк – надо делать больше.
- Художник должен быть голодным?
- Нет, скорее всего. Художник может быть любым.
- В Иванове художник может жить на свой труд?
- Я живу, но это сложно, нужно постоянно быть в движении.
- А преподавание – это чисто для заработка?
- Сложно сказать. Мне нравится преподавать, хотя это высасывает так много сил, что потом часто сложно заняться творчеством. Тяжело одновременно вести мастер-класс и работать над своим проектом.
- Тем не менее ты недавно создал и руководишь керамической мастерской «Голем». О чем этот проект?
- Всегда мечтал о своей студии, и вот маленькими шагами иду к ней. К студии, в которой буду заниматься педагогикой. Люблю, чтобы ученик доходил до какого-то серьёзного результата, но многие приходят полепить чтобы развлечься, и это не моя аудитория. Моя – это те, которые приходят снова и снова, целенаправленно развиваются.
- Раньше художники традиционных направлений – живописцы, графики, скульпторы – с некоторым пренебрежением относились к керамике, батику, гобеленам. Придумали для них название «декоративно-прикладное искусство» - как явление второго сорта. Ты ощущаешь к себе подобное отношение?
- Я не робкой души, у меня нет таких мучений. Я же пришел в этот мир поздно – только в 21 год пошел учиться на художника, а до этого работал токарем на заводе. И отношусь к подобному легко: у коллег есть своё мнение, у меня своё.
- Ты одиночка или член какого-то творческого союза?
- В одиночку работать сложно, поэтому есть команда людей, с которыми общаюсь, советуюсь, которые могут подсказать. Это выпускники художественного училища, мы поддерживаем друг друга.
- В Иванове есть культурная среда?
- Да, и она очень развита: современное искусство, Союз художников, хоть он и довольно закрытый.
- Ты ощущаешь себя частью этой среды или пока еще только рядышком?
- Не знаю. Вроде ощущаю, но есть странное чувство… Работать руками мне нравится больше, чем сидеть и болтать на общие темы. Я, наверное, плохо вписываюсь в эту творческую тусу, у меня более приземленные взгляды – лучше лепить, пилить и сверлить, чем сидеть и рассуждать о чем-то великом.
- Тем не менее нужно выставляться, показывать свои работы. Часто удается попасть на профессиональные, а не на подвальные выставки?
- Да, получается. Я выставлялся в Союзе художников, мои работы показывали в Новой Третьяковской галерее на Крымском валу. Я часто где-то мелькаю, но у меня на эту тему небольшой ступор: как-то пока робко всё это делать.
- Страшно?
- Не страшно. Непонятно зачем.
- У тебя во вторник открывается выставка в Союзе художников. Зачем она тебе?
- У меня есть цель – стать членом Союза художников. Может, это как-то облегчит мне жизнь, а может, чтобы успокоить себя, закрыть гештальт – не знаю. Мама и папа были против того, чтобы я стал художником. Мама всю жизнь работала швеей, папа сварщиком. Они рабочие люди, для них искусство непонятно. Сейчас-то они понимают, что это нормальная профессия, а раньше прямо до истерик доходило. Поэтому я только в 21 год пошел в училище, когда сам заработал какой-то капитал. Но для них и сейчас мои работы – это какие-то бирюльки (смеется).
