Вчера в Ленинском районном суде под председательством судьи Александра Карпычева продолжились слушания по громкому «медицинскому» делу в отношении директора департамента здравоохранения Артура Фокина, его заместителя Алексея Буянкина и предпринимателя Юрия Ельчанинова.
Началось заседание с того, что судья спросил обвиняемых, понятно ли им обвинение и согласны ли они с ним. Предприниматель заявил, что обвинение понятно, но свою позицию он изложит позже, а Фокин и Буянкин с предъявленным обвинением не согласились и аргументировали свою позицию.
Мы решили процитировать их выступления и речь адвоката Юрия Премилова (с некоторыми сокращениями, естественно) без всяких комментариев. Тем более, что позиция следствия и прокуратуры в СМИ озвучивалась уже не раз.
Тексты выступлений располагаются в том порядке, в котором они прозвучали в зале суда.
Алексей Буянкин и Артур Фокин с адвокатами в ожидании судебного заседания
«Считаю обвинительное заключение ложным и необоснованным.
Следствие выполнило задачу подведения домыслов и догадок под статьи Уголовного Кодекса, но не провело всестороннего расследования. Все доводы обвинения носят вероятностный характер и не подтверждаются материалами дела.
Следствие считает, что в своих действиях я руководствовался корыстной заинтересованностью с целью хищения бюджетных средств. Но я ни с кого не просил, не требовал и не получал денег, а в своих действиях руководствовался лишь одной целью – спасти как можно больше пациентов, болеющих коронавирусной инфекцией.
В обвинительном заключении следствие игнорирует факты крайней необходимости в наших действиях того периода и то, что нам приходилось работать в условиях резкого дефицита сил, средств и времени. Вопросы необходимо было решать оперативно, часто при отсутствии финансирования.
Да, факт поставки кислородных концентраторов без предварительно оформленных договоров никто не отрицает, но у нас на тот момент не было денег для оформления контрактов, а спасать людей надо было здесь и сейчас. И теми поставками концентраторов мы спасли более 3 900 человек.
Я никого не вводил в заблуждение и не давал никаких незаконных указаний. В мои должностные обязанности не входил поиск оборудования, но тогда, в условиях абсолютного дефицита всего, все участвовали в поисках жизненно необходимого оборудования и лекарств.
Следствие в аргументировании своих догадок ссылается на заключение привлеченного эксперта, с которым я не согласен по сути. Оно выполнено с нарушением принципов и правил проведения судебной экспертизы, там неправильные расчёты. Вместо того, чтобы определить начальную максимальную цену, эксперт занимается теоретическим расчётом рыночной цены, руководствуясь надерганными из интернета и непроверенными коммерческими предложениями.
Мы неоднократно ходатайствовали о проведении повторной экспертизы. Нами были направлены дополнительные материалы для объективной оценки цены заключённых контрактов. Но наши ходатайства были отклонены, а документы, подтверждающие нашу правоту и невиновность, проигнорированы.
Обращает на себя внимание частое употребление в обвинительном заключении формулировок «в неустановленном месте», «в неустановленное время», «неустановленным способом», что лишний раз подтверждает мой вывод – следователи не разбирались, а подгоняли факты под статью. Формулировки о «противоправных действиях», «преступном умысле», «корыстных целях», и «завышении относительно действительной рыночной стоимости» ничем не подтверждены и не обоснованы – это просто лозунги.
Про второй эпизод со средствами индивидуальной защиты скажу коротко – это абсолютно надуманное обвинение, абсурдное по сути.
Резюмирую: вины не признаю, сговора на совершение преступления не было, хищения бюджетных средств не совершал. С обвинительным заключением не согласен».
Юрий Премилов, председатель Ивановской областной коллегии адвокатов, защитник Алексея Буянкина, сначала сказал, что полностью согласен с позицией своего подзащитного, но хотел бы дополнить его.
«Когда я прочитал обвинительное заключение, сразу вспомнилась фраза «словам просторно, а мыслям тесно». И я её переработал применительно к моменту: «словам просторно, смыслу тесно», потому что многократное повторение не имеющих смысловой нагрузки фраз делают обвинительное заключение большим, но абсолютно невесомым. Считаю, что предъявленное обвинение не основано на материалах дела, противоречит им и не подтверждается имеющимися в деле доказательствами. Следовательно – оно не законно.
Концентраторы кислорода тогда были нужны как воздух, и они были закуплены в количестве, отраженном в государственных контрактах. Следствие это проверило, и это факт.
В чем же тогда смысл этого уголовного дела? В цене. Мы ещё будем детально исследовать экспертизы – и основное заключение, и дополнительное – составленные одним и тем же человеком. Он в первом случае насчитывает десять миллионов с лишним ущерба, во втором восемь… А если он сделает ещё третью и четвёртую, то сумма, видимо, устремится к нулю.
В закупочной деятельности обвиняемые руководствовались 44-м федеральным законом и приказом Минздрава, специально разработанным, чтобы в тот сложный период борьбы с ковидом можно было закупать товары у единственного поставщика. В том приказе вариативность цены заложена в размере 30%. Но эксперт не руководствовался ни 44-м законом, ни приказами, ни нормативными актами. Он руководствовался надёрганными из интернета картинками. Брал 2022 год, а исследовал состояние 2020 года, как бы пронзая время и пространство, применяя какие-то непонятные коэффициенты.
Мы представили 91 государственный контракт на закупку того же самого оборудования в России в то же самое время, и наши ивановские цены вполне рыночные.
Мой подзащитный ничего не сказал про второй эпизод, который с моей точки зрения совсем комичный.
В апреле 2020-го года началась пандемия, и никто не знал, что с этой штукой делать и как её лечить. Минздрав требовал поголовного проведения компьютерной томографии больных при подозрении на коронавирусную инфекцию. Мы все видели очереди машин «скорой помощи», которые стояли с пациентами в очереди на томограф на улице Шошина. Этот коммерческий томограф был единственным в области пригодным для того, чтобы вести круглосуточную работу, обслуживая больных коронавирусной инфекцией. Его сразу перевели в «красную зону», и нужны были защитные одноразовые костюмы для персонала, который работал в режиме 24/7. Халаты закупили и передали туда для выполнения государственной задачи спасения жизней людей, что вменено как хищение, совершённое с корыстной целью.
А вишенка на тортике в этом обвинении – органы следствия составили группу лиц по предварительному сговору в составе одного исполнителя.
Да, Буянкину вменено пособничество, но пособник никогда не выполняет объективную сторону состава преступления – это следует из теории уголовного права. Какую секретную информацию, без которой не мог обойтись поставщик, предоставлял Буянкин? Где расположены посты охраны на секретном охраняемом объекте, где видеокамеры и охрана (улыбается)? Никто ничего не знает, один Буянкин знает всё.
А ему всего-то надо было получить из диагностического центра информацию о количестве необходимых для работы защитных костюмов, а потом сказать работнику этого центра, где их взять. В обвинении это звучит: «умышленно сообщил о месте получения костюмов» – и так шесть или семь раз. Простите, но эти действия не образуют состава преступления.
Поэтому считаю, что обвинение предъявлено незаконно и необоснованно, и не содержит состава преступления».
Артур Фокин, директор департамента здравоохранения Ивановской области:
«Мне непонятна суть обвинения, и я объясню почему.
В нём есть словосочетания и термины, которые даже в теории не имеют права на существование: «действительная рыночная цена», «действующая рыночная цена», «действующая рыночная цена на момент закупки», «средняя рыночная» … Мне кажется, что эксперт не обладает достаточной квалификацией для выполнения таких экспертиз и ввёл всех в заблуждение. Считаю экспертизу в деле недопустимым доказательством, потому что эксперту законом запрещено собирать информацию, а он это делал. Считаю, что произошла подмена понятий, что никакой дополнительной экспертизы не было, была в чистом виде повторная с целью исправить огрехи первой, чтобы сохранить лицо. Но это эксперту не удалось.
Непонятна, например, такая мысль эксперта: с целью сокрытия своей противоправной деятельности мы снизили цену контракта на 10 000 000 рублей. На минутку, это 23% от изначально предложенных Ельчаниновым цен, но эксперт посчитал это формальностью.
И, конечно, не могу не указать на отсутствие фактов корысти, ведь вменяемое мне мошенничество – это корыстный состав. Следствие должно было доказать факты получения денежных средств или хотя бы мотивов на корысть, но этого нет. Никто не говорит о том, что мы у кого-то просили денежные средства или что нам эти средства кто-то передал.
Следствие на протяжении 30 страниц описывает факт сговора, но о чём мы могли сговориться, если никаких денег не было? Ведь это просто счастье, что тогда Ельчанинов согласился без каких-либо юридических обязательств поставить те концентраторы.
По данным главврачей медицинских организаций на этом оборудовании пролечилось 3 923 пациента, и это только в период с ноября по декабрь, и оно продолжает работать до сих пор. Эти 3923 человека были спасены с помощью поставленного Ельчаниновым оборудования. По меньшей мере некорректно обвинять нас в том, что мы закупили его фиктивно, для создания видимости. Но обвинение утверждает именно так, хотя это опровергается материалами уголовного дела.
Теперь в отношении цены. Не только мы, но и потерпевшие, и сотрудники ФСБ, и эксперты нашли госконтракты на закупку аналогичного оборудования, которое тогда было в жёстком дефиците. Я сделал таблицу, там 132 похожих контракта. Безусловно, есть цены ниже, чем закупали мы, но больше 2/3 контрактов с ценой выше нашей. Следуя логике обвинения нужно обвинить руководителей всех этих учреждений, потому что они купили концентраторы по более высокой цене, чем определил «наш» эксперт. Возбудить ещё миллиард уголовных дел.
И ещё непонятно, что делать с материалами дела, прямо опровергающими нашу вину. Вот видеозаписи, сделанные скрытой камерой в моём служебном кабинете. Свидетели в показаниях могут как-то ошибаться за давностью, но тут все в моменте. Вот идёт совещание, и я говорю, что не знаю цену, давайте спросим экспертов, даю поручение провести анализ цен. Говорю – покупаем по ценам интернета, точка. Буянкину говорю: Лёша, сделайте так, чтобы не было завышения. Вот телефонный звонок, где мне звонит заместитель Кустова и спрашивает: какие цены ставить? А я ей отвечаю: я-то откуда знаю? Сделайте анализ рынка и поставьте такие, чтобы ни у кого не было вопросов.
Куда это всё деть?
В отношении второго обвинения сразу скажу, что следствие представляет некорректную ситуацию, когда говорит, что я передал халаты какой-то коммерческой организации для ведения коммерческой деятельности. Да, это коммерческая организация, но она работает по территориальной программе государственных гарантий, оказывая бесплатную помощь гражданам. И передавали те халаты не для того, чтобы там какую-то выгоду получили, а чтобы не остановили оказание медицинской помощи. И это тоже есть в прослушке.
Под растратой понимается распоряжение имуществом вопреки интересам собственников. Но собственник тех денег, правительство Ивановской области, конкретно в своём решении указал, что деньги даются на закупку халатов для медицинских работников. В том же постановлении написано, что деньги на покупку реанимационных кроватей предоставляются только для государственных, подчеркну, медицинских учреждений.
И уж совсем нелепо выглядит история о том, что я, мошенник, поручаю выдавать по 20 халатов через 2 дня. Если бы хотел смошенничать, наверное, не по 20 бы выдавал. А почему двадцать? Да потому что столько реально нужно было в соответствии с потребностями выполнения этой самой томографии.
Я, безусловно, вину свою не признаю и считаю, что обвинительное заключение алогично. В нём есть какие-то умозаключения, которые не подтверждаются конкретными фактами из материалов уголовного дела. Более того, 90% материалов уголовного дела полностью опровергает те выводы, которые сделало следствие».
