И я кажется, недавно попала совсем не туда – на выставку, посвященную Андрею Тарковскому в Музейном выставочном центре, «Тарковский: на съемках мира». Я, к своему ужасу, попала в звенящую пустоту. Об этой выставке и писать-то не стоило бы вообще, но с откровенной профанацией, ложью и лицемерием смириться невозможно.
Речь должна идти об гении Андрея, с его фантастически провидческими фильмами, равных которым я лично не знаю. А на выставке все фильмы Тарковского, в сущности, обозначены только пространными самодеятельными и убогими текстами. Авторы выставки, ничтоже сумняшеся, позволяют себе выдать это убожество за истину в последней инстанции.
Не могу не процитировать некоторые опусы к фильмам. Начнем с «Жертвоприношения»: «Символом ненадобности оказывается страх атомной войны, в атмосфере которой жило человечество в 80-х годах, и спасти человечество от саморазрушения, может, и не удастся вовсе». И это о фильме, в основе которого библейская притча. Это апостольское послание Тарковского нам, вместе с собственной жизнью, которую он кладет на алтарь, любя нас.
Еще цитата к фильму «Ностальгия»: «Андрей Тарковский приезжает в Италию, но ощущает не состыковку с конкретным местом и временем. Но главное – потеря самой идеи и цели человеческой жизни». Единственное, что могу сказать с горечью – этих авторов нельзя близко подпускать к Андрею и его фильмам, потому что это разрушительно, и это в целом подтверждено выставкой.
Ни в коем случае не анализируя, позволю высказать свои душевные переживания и, насколько возможно глубокое, понимание фильмов Андрея.
Начну с «Зеркала». На то и зеркало, которое отражает его, может быть, самые счастливые моменты жизни. Да, пусть тяжелое время, война, но Андрей (в фильме Игнат) с любимой мамочкой Марией, со зримо присутствующими гениальными стихами отца Арсения, в любимом Доме, пронизанном солнцем. Там даже природа в живом и радостном движении. А Дом будет появляться во всех его последующих фильмах.
«Иваново детство» начинается также счастливо для Ивана (Андрея) – яркий солнечный летний день, в водной ряби колодца отражается изумительное красивое русское лицо мамы. Отдаленный глухой выстрел, и в следующем кадре – уже почерневшее лицо Ивана. И ты понимаешь, что он обречен. Более сильного впечатления от ужаса войны лично для меня нет.
«Ностальгия». Это пронзительно гибельная невозможность для Андрея жить и творить вне Родины, матушки России. Абсолютно гениальны последние кадры фильма, где герой, уже полуживой, несет зажженную свечу, оберегает ее, чтобы поставить на престол Богу. А в его затухающем сознании возникает мираж Дома его детства в римских руинах. Его Дома, его Родины.
«Жертвоприношение». Малыш из библейской притчи – это тот же Андрей. Дом уже горит. Дома нет, нет и Родины. А малыш, глядя на горящий дом, продолжает поливать засохшее дерево, которое обязательно оживет. Сакрально название фильма – жизнь Андрея принесена в жертву нам. Как же надо любить, чтобы жизнь свою осознанно принести нам в жертву?
А сколько еще глубочайших сквозных тем в его фильмах. Например, тема колокола – безжизненного, безгласного, полуразбитого, валяющегося в подвале – в фильме «Иваново детство», и внезапно загудевшего у Бориски (Андрея) в «Андрее Рублеве». А сам Рублев в фильме кидает черную краску на стену храма, когда появились монголо-татары и замолкает на годы. Он не может работать и жить в неволе – как и Тарковский.
Я пишу об этом, потому что ничего этого нет на выставке. Некачественные фотографии рабочих моментов съёмок, где подчас непонятно, о каком фильме идёт речь. Пространство перебито черными квадратами-решетками. В целом выставка без смысла, без знания, без понимания, без чувства, без души.
У Апостола Павла в послании к коринфянам есть слова: «Если любви не имеешь, ты как кимвал звенящий».
(Кимвал – пустой медный сосуд)
Элеонора Горбунова,
автор первоначальной экспозиции музея Андрея Тарковского в Юрьевце
