Фото: социальные сети
Так получилось, что я часто общаюсь с адвокатами. Как правило, это люди немногословные, спокойные и не склонные к резким оценкам. Оскар Черджиев не такой и, похоже, сделал свою непохожесть на коллег визитной карточкой, вдохновляясь образами лихих адвокатов из американских фильмов и сериалов. Я думал, он только в соцсетях такой – вспыльчивый, импульсивный, рубящий с плеча – но нет, в живом общении то же самое. Я так и не понял, использует он адвокатские корки для занятий правозащитой или вся его общественная активность – не более, чем PR для привлечения клиентов по уголовным делам. Но польза от разговора была для меня несомненна – наконец-то узнал, каким должно быть настоящее СМИ.
- Почему пошёл в адвокаты после работы в прокуратуре и бизнесе?
- В бизнесе я не работал – это неверная информация. После прокуратуры ушёл в группу компаний «Кранэкс» юрисконсультом и там же пытался заниматься другой работой, в том числе два месяца числился генеральным директором одного из предприятий. Из прокуратуры я ушёл в 27 лет, отработав почти шесть лет – на всякий случай, если потом решу стать судьёй, мало ли как жизнь сложится. Стало как-то скучно. Когда шёл работать в прокуратуру, было другое понимание, чем буду заниматься. Вот есть чиновник – вор и негодяй – простой человек с ним сделать ничего не может, а прокурор может посадить. А когда я увидел, что 50-60% дел, это какая-то бытовуха… Тогда прокуратуру и следствие ещё не разделили, я был следователем, первые два-три года было интересно, романтика и всё такое. А потом понял, что не смогу там реализовать свои мысли – это система, а я не человек системы, у меня есть убеждения, и если они не совпадают с мнением начальства, то начинаются не то, чтобы конфликты – но приходится подчиняться.
- Прокуратура и «Кранэкс» не устроили тем, что там жёсткая система?
- Да. Я готов работать и подчиняться руководителю, с которым у нас совпадают взгляды, но такую систему надо или создать и возглавить самому, или быть творческим человеком.
- Работа адвоката устраивает?
- Да, тут у меня нет никаких противоречий: всё, что заработал или не заработал, только благодаря мне, реализую себя в профессии. Единственное, очень мало оправдательных приговоров, а цель адвоката по уголовным делам – добиться оправдания. Я немного страдаю от того, что такой маленький процент. Человека должны оправдать, а суд цепляется за сомнительные доказательства, никакой презумпции невиновности нет.
- Есть мнение, что адвокаты превратились в решал, и часто действуют в интересах обвинения, склоняя доверителей к даче признательных показаний.
- Мнение такое есть, но оно несколько искажено. В нашем регионе я коррупционную составляющую оцениваю как очень низкую. Следственный комитет и суды, на мой взгляд, работают честно, не коррумпированы. Нельзя пойти, дать взятку и получить, что хочешь, выполнив функцию решалы. Может, на каких-то низовых уровнях, в полицейском следствии какого-то района мелкое дело так можно решить… Но мы видим, сколько привлечено к уголовной ответственности богатейших людей – чего же они тогда не решили свои вопросы?
А если адвокат склоняет доверителя к признательным показаниям, значит он идёт против моральных принципов, существующих в профессии. Так быть не должно. Можно, оценив ситуацию, избавить человека от иллюзий, но склонять, когда человеку ничего не грозит… Это не адвокаты, значит.
- Про Кавказ часто говорят, что оттуда в местные вузы приезжает много медалистов, часть из которых с трудом умеет читать.
Почему тебе не удалось получить адвокатские корки в Иванове?
- Я сдавал здесь на адвоката и не получилось. Никаких проблем с этим не было, просто экзамен здесь достаточно сложный и его с первого раза тяжело сдать, порядка пятисот вопросов и несколько этапов: тестирование, билет, собеседование. Два этапа прошёл, а собеседование почему-то нет. Я планировал переехать жить в Северную Осетию, сдал там на адвоката и сейчас работаю, можно сказать, по всей России. Это как у автомобиля номера: получил в одном регионе, а ездишь в другом.
- Ты стал частью ивановской адвокатуры, или одиночка?
- Естественно, я общаюсь и с адвокатами, и с юристами в судах. Если бы я окончательно определился, что хочу именно здесь остаться, можно было бы стать членом местной палаты. Но я ещё правозащитной деятельностью занимаюсь, а это немного другая вещь – но у меня получается совмещать. Бывают слишком острые дела, и мне не хочется, чтобы было хотя бы минимальное давление, чтобы деятельность задевала интересы какой-то команды, чтобы из-за меня кого-то о чём-то просили.
- Как ты оценишь профессионализм ивановского следствия?
- Мне приходилось писать жалобы на следователей, когда защищал потерпевших. Сейчас человеку самому невозможно добиться возбуждения уголовного дела – 02 не наберёшь и колёсики не закрутишь. Чтобы возбудить уголовное дело, надо обращаться за помощью к адвокату, чтобы тот какое-то давление оказал. И здесь у меня иногда возникают сомнения в желании и умении органов следствия работать: иногда приходится за них собирать доказательства. С другой стороны, когда защищаешь обвиняемых, чем слабее следствие, тем лучше. А в целом следствие работает так же, как в сё у нас в стране – оно не может быть оазисом качества.
- А уровень ивановских судов, не спешащих выносит оправдательные приговоры?
- А могут ли они в полной мере реализовать то, что хотят в рамках той системы, в которой находятся?
- У нас же независимый суд.
- У нас по Конституции много чего независимое (смеётся), у нас и пресса независима, но мы видим, что она зависит от финансовых потоков.
Что касается оправдательных приговоров – их так мало выносят ещё и из-за того, что трудно добиться возбуждения уголовных дел, которые следствие не возбуждает, потому что они через суды не пройдут, не будет вынесен обвинительный приговор. Много дел отмирает уже на этой стадии, потому что даже возбуждённых уголовных дел не так много доходит до суда. А те, что дошли – их со всех сторон изучили и рассмотрели. Что касается правосудия, не могу сказать, что оно предвзято. Есть только категория дел – назовём их политическими – в которых есть заказ привлечь какого-то человека…
- Можно пример?
- (надолго задумался) За участие и организацию митинга против пенсионной реформы я защищал координатора штаба Навального (структурное подразделение организации, признанной в России иноагентом) Николая Дьячкова. В Конституции написано, что граждане могут мирно без оружия собираться, проводить шествия. Но потом принимают закон «О митингах», который обязывает митингующих согласовывать действия с теми, против кого они хотят митинговать. И суд применяет закон, а Конституцию в расчёт не берёт. Первая инстанция неожиданно, на удивление, берёт и оправдывает Дьячкова, а в апелляционной уже сработал этот фильтр. На мой взгляд, это дело политическое, и было принято решение вернуть дело в суд первой инстанции, где Дьячкову присудили 100 часов принудительных работ, хотя суд его правильно оправдал изначально. То же самое с указом губернатора Воскресенского, который я обжаловал. Понятно же всем абсолютно…
- А что в том иске понятно? Мне ничего не понятно.
- Не может один человек, сидя в кресле на Пушкина, 9 каждые два дня что-то писать и заставлять миллион человек выполнять его желания.
- Почему не может? Он высшее должностное лицо.
- Как может один человек практически узурпировать власть и стать единственным источником законотворческой деятельности в регионе? Ситуация с эпидемией на нас не свалилась – будто до этого мы не знали, что такое эпидемия. Это же всё было предусмотрено изначально. Зачем потребовалось менять законодательство в очень спешном порядке?
- Какое законодательство?
- Ну, там же приняли, чтобы сделать возможность издания таких указов законной – раньше это было невозможно, а сейчас внесли изменения в закон о повышенной готовности, и всё это противоречит Конституции. Они меняют правила во время игры.
- Какой смысл судиться с Воскресенским, когда речь идёт о федеральных законах? Ведь иск был изначально обречён.
- Я понимал это. Правозащитник и адвокат, когда с властью борется, суд использует как трибуну, чтобы люди видели и понимали, что человек прав. Он в суде проигрывает, а они начинают понимать, что что-то не так. Ведь закон – это тоже условность. Написали – он действует.
- Адвокаты чаще подчёркнуто сторонятся политики, а ты просто лезешь в неё. Почему?
- Я неё не лезу, это она лезет ко мне. Конечно, кому-то может показаться… Я думаю и всегда действую в правовом поле. Часто пытаюсь пройти по тонкому льду, но чувствую его под ногами. Почему я сегодня не поехал на митинг? Понимал, что ко мне могут подойти полицейские, составить протокол и привлечь к ответственности. Закон нарушается, но я сторонник того, чтобы всё происходило в правовом поле, чтобы юридически ты всегда был защищён. Я не считаю, что на кого-то нарываюсь – каждый имеет право говорить всё, что думает.
Вот говорят, что кто-то средства массовой информации зажимает и свободу слова ограничивает. На самом деле, нет – им рот затыкают не принудительно, а деньгами.
- А мне что-то не несут денег.
- Поэтому у тебя и повестка такая, а если тебя закормить правительственными деньгами, будешь писать, что им угодно или не будешь получать денег. Это совместить нельзя, никто не позволит кусать руку, которая кормит.
- Ты часто проявляешься на токаевском «Барсе». Старший земляк понемногу помогает?
- Абсолютно нет, это никак не связано – я появляюсь везде. Я ни разу не обратился ни в одно СМИ с просьбой, чтобы меня там показали или обо мне написали. Есть твиттер, где я пишу свои мысли, насколько это возможно. Ты вот тоже часто пишешь о каких-то громких делах. Мне позвонит любой журналист, и я приеду – никогда не отказываюсь. Мы возвращаемся к теме того, почему меня затянуло в политику – если защищаешь тех, кто ей занимается…
- А кого из политиков, кроме Дьячкова, ты ещё защищал?
- Я защищал Аллу Новиченко…
- Она «политик»!?
- Не то, чтобы политик – общественный деятель. С Ириной Мальцевой работал, когда на неё пасквиль опубликовали в десяти бюджетных газетах.
- Но проиграл.
- Да, и это тоже к вопросу о правосудии – была лингвистическая экспертиза, показавшая, что есть порочащие недостоверные сведения, но вынесли такое решение. Когда защищаешь общественных деятелей, пострадавших от действий властей и политиков – волей-неволей втянешься в эту историю.
- А это профессионально? Юристов ценят за холодную голову.
- Конечно, профессионально. И голова холодная.
- Ты можешь назвать свою специализацию как адвоката?
- Уголовные дела. Всё, что связано с автомобилями, ДТП, страхованием. Семейные дела. У меня нет узкой специализации, но все дела громкие. Возвращаясь к СМИ и политике: как адвокат, я могу писать жалобу, которую будут рассматривать 30 дней, а в СМИ появилось – моментальная реакция. Адвокату в современном мире необходимо и политикой заниматься, и СМИ, всё в одном: правозащита, политика, СМИ, адвокатская деятельность.
- Соцсети для тебя – это хобби?
- Это инструмент. Если им не владеешь, это клиента не будет устраивать – я говорю о специфическом клиенте. Когда к тебе приходят и просят рассказать о каком-то деле, тоже рассчитывают на общественное внимание. И я, когда в твиттере напишу, это разносится: оттуда всё берут СМИ, выгружают в паблик и так далее.
- После неудачи с иском против губернатора, ты продолжишь оспаривать в судах действия чиновников?
- Это будет до бесконечности продолжаться. В 95% случаев я проигрывал, но здесь важен сам процесс и шум вокруг него, нежели результат.
- Мне кажется, что процесс хорош в сексе, в делах важен результат.
- Не всегда. Я подавал в суд против перегораживания улицы Пушкина и, естественно, проиграл. В суд пришёл человек и сказал, что это Мень приказал шлагбаум поставить – это было ещё в те времена. Меня уже давно нет, а шлагбаум стоит до сих пор. Но общество почувствовало, насколько несправедливо всё происходит – у города забрали целую улицу. Неважно, какими законами и правилами это оформлено, неважно, что суд решил – человек понимает, что даже раньше, когда был обком КПСС, такого не было, они себе такого не позволяли. Суд стал поводом поговорить на эту тему, чтобы люди не теряли надежды. Обычный человек думает, что ничего нельзя сделать: в школе вымогают деньги, чтобы устроить ребёнка, в садик надо дать, участковому, пятому, десятому… А я показываю, что с властью можно и нужно разговаривать на равных, что она должна выполнять поручения общества. И мы тут приносим какую-то пользу.
- Мы – это кто?
- Люди, которые бескорыстно занимаются общественной деятельностью. Ведь всегда смотрят: какой в этом мой личный интерес? Где-то у меня интерес профессиональный, какими-то делами я занимаюсь себе в ущерб, потому что есть риск испортить с кем-то отношения. Хотя отношения ни с кем не портятся – люди понимают, что это они виноваты в конфликте с тобой.
- У себя в твиттере ты недавно обвинил все ивановские СМИ в продажности и заявил, что будешь создавать собственный медийный проект без рекламы. Можешь рассказать подробнее, что это будет за медиа?
- Я хочу собрать людей, занимающихся общественной деятельностью, которым негде выступать. У Ленина была газета «Искра», он на неё влиял – а что у нынешних? У меня было дело в Тейкове, всё было снято на видео, но полиция отказала в возбуждении, и суд написал, что посмотрел видео, где один другого бьёт по лицу, но считает, что это не больно – один из участников конфликта близок к властям. Мы с этой историей пошли на «Барс», встретились с журналистами, я с Кустовым (главный редактор телекомпании «Барс») переписывался, говорил, что это надо ставить в эфир, вызвать резонанс. Да, да, да – и не выходит. И тогда я задумался.
- На что будет существовать ваше СМИ?
- Во-первых, никто не отменял бесплатную волонтёрскую работу.
- Но профессиональные журналисты не работают бесплатно.
- Почему только профессионалы – блогер с пятью тысячами подписчиков, это СМИ? Если что-то выходит в общественное пространство, в блоги, то информацию могут забрать какие-то паблики, дружественные СМИ. Как ты хитро сделал, опубликовав ролик Рабынина – ты его вроде критикуешь в своём СМИ, но не понятно, помог ты ему или выступил против. В итоге помог, сработал ему на пользу и, по сути, раскрутил его. Так и в нашем – пусть не СМИ, назови его блогом, как хочешь – будут появляться новости, которые растащат все. Сейчас это так работает.
- А нам с Кустовым остаётся с ужасом ждать конца наших проектов?
- Да нет, почему – не надо относиться к этому как к конкуренции. Мы будем поставлять вам новости абсолютно бесплатно. Почему тот же «Барс» не всё пропускает, почему у него есть какая-то политика? Новость должна быть интересной, достоверной и законной. И если даже это новость про тебя – публикуй её. СМИ должно работать так, а не то, что тебе какой-то дядька позвонил и сказал, что не хочет этого видеть.
Почему читатели должны читать только те новости, за которые вам заплатили, или те, которые вам не мешают, или интересны только вам? Почему я каждое утро открываю 1000inf, а там нет какой-то новости, которая интересует город. Я её завтра прочёл на другом ресурсе и уже тебе не доверяю. Если новость где-то не появилась, я же понимаю – почему. Есть истина о том, что «ничьих журналистов не бывает», а мы хотим, чтобы журналисты были ничьи, хотим создать машину по выпуску новостей, на которую никто не будет влиять.
- После того, как ты посудился с губернатором, клиентов прибавилось?
- Это так не работает, но прибавилось доверия – не ожидал, что в регионе такой запрос на что-то честное. Я не верю в этот COVID, и уверен, что указ губернатора полностью незаконный, настанет время и его полностью пересмотрят. Время всё расставит на свои места.
