Этим летом судьба свела с хлебопеком и сыроваром Павлом Груздевым. Павел из тех, кого принято называть православным предпринимателем. Кто-то произносит это словосочетание серьёзно, кто-то с иронией, я воспринимаю как факт. Павел с женой Натальей (которая ещё не была его женой) получили богословское образование, судьба развела – одного в Москву, другую в Рязань – и снова свела в селе Ёлнать Юрьевецкого района Ивановской области. Сейчас они пекут хлеб и варят сыр, торгуют ими под маркой «Сытая Дуся», растят четырёх дочерей, ни на что не жалуются, ничего не ждут от власти и окружающих и не собираются никуда уезжать из деревни. Павел, в отличие от городских предпринимателей, уверенных, что им есть что терять и что молчанием они это «что-то» сберегут, легко говорит на любые темы, у него нет комплексов, он не хочет понравиться, но знает себе цену. И постоянно, почти круглосуточно работает: даже позвав на чай, посидел за столом десять минут, а потом ушёл в соседнее помещение – импровизированный цех, где я и задавал ему свои вопросы, пока он колдовал с тестом, которое к утру стало буханками хлеба, уехавшими в Кинешму на праздник Волжского бульвара.
- Бизнес в деревне отличается от бизнеса в городе?
- Конечно, отличается. (Смеётся.) Хотя нет, наверное. В моей ситуации одна специфика: фигачишь, работаешь с утра до ночи. Я один, работник Миша приходит только со скотиной помочь, покормить, навоз убрать – но это последний год, до этого сами. Рассчитываю только на себя, на близких, на семью – больше надёжных людей в дерене нет: на заработки уехали, на пилорамы в округе, толковые сами где-то работают. Те же, кого можно нанять, забухивают – это же национальная болезнь – или воруют.
У меня десять лет была пекарня, где работали пять-восемь наёмных работников – и в какой-то момент я понял, что не хозяин там, а самый настоящий раб. Я от них зависел, а не они от меня. Ежедневно платил – рассчитывался с выручки, с количества лотков, и всё равно хлеб домой брали, всё тащили, какие-то схемы проворачивали. А я отвечал за всё: кредиты, оплата электроэнергии, зарплата, сырьё, реализация. Сам частенько продукцию развозил, упаковывал по ночам. В результате понял: я раб, а работники хозяева. Как же так – я придумал, создал, организовал, но завишу от них полностью. Стоило одному Коле или Ване забухать, и рушилось всё – хлеб в печке сгорает, я попадаю на деньги. Или пьяный водитель врежется в столб и машину угробит. С него ведь не спросишь и взять нечего – только в рожу дал, получил сатисфакцию. Разбитая машина в канаве валяется, батоны вокруг плавают, а он мне: «Слава богу, Павел Анатольевич, что мы ещё не пострадали». Это моя слабость и недостаток, видимо – не умею организовать людей, не могу мотивировать.
- Но при этом хочешь строить новую пекарню с дегустационным залом, куда придётся брать работников.
- Буду брать наёмных работников, но сведу к минимуму их участие в производственном процессе. Уже много лет думаю: а может, привезти откуда-то? Пусть не китайцев, но тут людей реально нет. Но при этом говорю: мы живём в лучшее время за всю историю России, ни при царе, ни при коммунистах такого не было. Никто тебя не давит, делай что хочешь: хоть на Болотной площади пляши, хоть работай, хоть не работай. Можешь в деревне сидеть на жопе, получать пятнадцать-восемнадцать тысяч и будешь сыт, с голода не умрёшь. Двадцать лет назад желание зарабатывать было, но возможности не было, а сейчас можно всё. Есть возможность работать и жить, как ты хочешь. И 100% что-то получится, если будешь что-то делать. Главное – целеполагание.
У меня была старая машина, сдал её, 300 тысяч добавил и пожалуйста: во дворе новая, с кредитом в десять тысяч в месяц. Я нигде не числюсь, в салоне спрашивают место работы, говорю, что бомж. Машина русская, но хорошая, не ломается, мы на ней полтора года ездим.
- На выборы ходишь?
- Я голосовал за Путина.
- А на местных выборах?
- За ЛДПР, они хотя бы что-то делают. Наташа работает с детьми, а это единственная партия, которая пришла и помогла деньгами и оборудованием, автобус какой-то давали. Я вообще аполитичный человек.
- Власти тебе помогают?
- Вообще никак. Власть в селе всегда против любой движухи. Наша глава отличная женщина, простая и добрая, но её идеал жизни села – кладбище, где все лежат ровными рядами, никто не беспокоит, не просит справок и не выпендривается. А если начинаешь что-то делать и требовать, это приводит в ужас. Но так и до неё было.
- А областная власть, которая декларирует помощь и поддержку сельхозпроизводителей?
- Сколько тут живу, ничего от властей не получал. Первый, кто спросил как дела и нужна ли помощь, это Воскресенский. Грант или ещё что-то обещал, но там ведь рубль вход…
- Это давно было?
- Год назад. Оказалось, что для получения помощи от государства я не подхожу. Сейчас вот опять предлагают какой-то агростартап, но там столько условий, что сами чиновники в шоке, говорят, что это бред: чтобы получить деньги, я до этого три года не должен работать индивидуальным предпринимателем. А что делать, бомжевать эти годы? Срастётся – хорошо, не срастётся, буду и дальше сам или инвестор найдётся. Нам всего хватает – покушать и что-то построить, но хочется для людей, для детей что-то сделать. Чтобы не только в сторону Москвы смотрели, а поняли, что можно жить в деревне, работать тут. Заниматься можно чем угодно: хоть чеснок выращивай, хоть что-то ещё – всё востребовано, всё стоит денег. Но земля вся заброшена.
- Как пришло решение уехать в деревню?
- Я хотел переехать сюда с тринадцати лет. Живя в Прибалтике, в Клайпеде, услышал про Ёлнать и Жарки от друга Дани Макарова, брата Маши Макаровой, которую знают как солистку группы «Маша и медведи». Он до этого полтора года жил в Жарках, пономарил в храме, в конце 80-х – начале 90-х, когда дороги в Жарки не было, зато были корова, храм, где служил отец Нестор, которого позже убили. Я в том возрасте начал осознавать себя русским, понял, что хочу жить в России. Первый раз здесь оказался в двадцать лет, когда уже работал в Москве. Позвонила Данина мама, тётя Вера Макарова (она уже жила в Ёлнати) и говорит: «Включи второй канал, там наших батюшек показывают». Так получилось, что Маша Макарова подписала с продюсером Олегом Нестеровым контракт на три альбома, но третьего не записала, сказала, что ну ваш шоу-бизнес и бросила всё. Чтобы выплатить десять тысяч долларов неустойки, маме пришлось продать квартиру в Литве. На оставшиеся деньги она купила здесь домик возле храма, переехала и живёт до сих пор. И вот я включаю телевизор, а там молодые ещё батюшки в передаче «Диалоги о рыбалке» ловят на мормышку, что-то говорят, в итоге получается глубокий разговор, меня захватило. И я поехал в гости, познакомился с отцом Максимом (настоятель храма Воскресения Христова села Ёлнать, благочинный Юрьевецкого района). Стал приезжать регулярно и понял, что в Москове с её суетой и движухой не происходит ничего, абсолютное болото, а вся жизнь здесь, в Ёлнати. Настоящие страсти и отношения здесь, в этой глухой ивановской деревне. Потом купил бревенчатый дом с большим участком, и это для меня была не дача, хотел тут жить. Ещё оказалось, что в соседних Жарках храм расписывал тот же отец Никифор, что расписал храм в Клайпеде, а краску ему привозил отец Антоний – человек, с которым я с юности общался. И росписи были очень похожие – я приехал сюда, как домой. Люди, с которыми я общался в Литве и Москве, оказывались здесь, в этой точке. Именно здесь для меня сходились и сходятся полюсы и меридианы – в Ёлнати и Жарках, и у меня не было ощущения, что я принимал решение уехать из столицы, все случилось само, как будто так и надо, я просто понимал, что должен быть здесь.
Я открыл пекарню, потому что тогда хлеба не хватало – к обеду в магазинах пустые полки. Я любил готовить всегда, но что такое хлеб не знал. Нашёл через интернет какое-то оборудование для пекарни, вроде новое, в масле, оно кому-то досталось за долги, его продавали. А продавал Карен Микаэлович – сын Микаэла Таривердиева…
- Ты уже семнадцать лет здесь. Не было желания плюнуть и уехать: снабжения нет, культуры нет, перспектив нет?
- Я человек не тусовочный, меня это никогда особо не цепляло. Снабжение? Машина есть, доедешь – хоть в Иваново, хоть в Москву, хоть в Литву. Недавно маму из Клайпеды в Кинешму перевёз – вот она страдает. В 2002 году приехал сюда с первой женой, но она была привязана к Москве и не прижилась здесь: сама мучилась и страдала, со всеми перессорилась и уехала. Деревня не для всех, а Ёлнать и Жарки такое место – как у Тарковского Зона. Тут нужен сталкер, иначе всё непонятно. Очень многие знакомые годами хотят приехать – доедут до Иванова и дальше никак. А другие раз – и оказываются тут навсегда.
У меня желания уехать никогда не было – да и вариантов особо нет, точнее, не рассматривал их. Никуда не тянуло – ни в Литву, ни в Москву, хотя ходил в море на круизном американском лайнере, в пятнадцати странах побывал, есть литовский вид на жительство, могу работать в Европе, а бОльшая часть друзей и знакомых разъехались по миру. У меня есть знакомая в Англии, хирургическая медсестра, замужем за индусом, двое детей – а я недавно в Фейсбуке фоточки местной природы выложил, и она звонит: «Это сказка, мечта, тоже туда хочу». Говорю ей: приезжай, жильё найдём, работы выше крыши, денег немного, но на жизнь хватит, с голоду не умрёшь. «Что ты, нет, это возможно только в молодости». Бах! Мне 37 лет, и что, это старость? Знакомый первый раз женился в 50, сейчас ему 60 и у него трое детей – о чём мы говорим?
У меня четыре года назад сгорел дом, мы выбежали в тапках с двумя маленькими детьми. После этого я долго просыпался и не мог ничего понять. А потом начал строить новый мир, и он не хуже. Эти испытания посылает Господь, но все живы и здоровы, а остальное преодолевается и строится. Особенно когда рождаются дети: появляются мечты, начинаешь строить планы – есть стимул.
P.S.: Для Павла важно возвращать людей к настоящему. Этим для него ценна вера. Поэтому он печёт традиционный хлеб на закваске, а не из готовых химозных смесей. Варит сыр из натурального молока, в качестве которого уверен: берёт его у проверенного поставщика и готов переплачивать за это. Делает всё как для себя, а не вот это для семьи, а это на продажу, может рассказать о том, что предлагает, всё до мельчайших подробностей. Верит не в маркетинг, а в репутацию – и продаёт всё, что производит. Не загадывает, но мечтает о новом цехе, где всё на виду – потому что всё по-честному. Как вкус конкретного сорта сыра, Павел может кому-то нравиться, а кому-то нет, но и сам он – настоящий.
P.Р.S.: А ещё был длинный разговор с женой Павла Натальей, очень романтический. О том, как давно-давно они познакомились и понравились друг другу. А потом разъехались в разные города и долго не виделись. Как она бросила налаженную жизнь в Рязани и уехала к Павлу в глушь, в ивановскую Ёлнать. Как родила четырёх дочерей, как ревела, когда в четвёртый раз поняла, что не мальчик. Как три дочки любят коз, а одна боится. Как приходится держать дома полную всех возможных лекарств аптечку, потому что до ближайшей аптеки двадцать километров. Но об этом в следующий раз напишу, когда будет более лёгкое настроение или когда повод подвернётся.
