12 октября не стало поэта Станислава Кузнецова.
Его стихи, мало-понятые профессорами и филологами, увлекли людей с открытой душой.
Читатели, которые привыкли считать современною поэзию заумной и скучной, открывая его книгу, возвращали себе радость чтения, радость открытия, лёгкость и ненарочитость разговора по существу.
Как песни Высоцкого, стихи Кузнецова обращены ко всем. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы их понять, - надо быть человеком: думающим, влюблённым, участвующим в жизни, а не сидящим сбоку-припёку.
Ивановский художник Валерий Бахарев верно подметил в творчестве Кузнецова «что-то фольклорное». Народный язык, народная образность, юмор и смекалка не лезут на первый план, не заслоняют автора, а помогают ему выразиться полнее и интересней.
При жизни, как водится, Кузнецова не ценили.
В Ивановской писательской организации к нему отнеслись высокомерно и холодно – то ли из дилетантизма и ограниченности, то ли из зависти, потому что Кузнецов, не состоявший ни в каких литобъединениях и писательских союзах, всех опередил и заткнул за пояс.
С собственной жизнью он справиться не мог (работал грузчиком, вахтёром, дворником, жил, как придётся) и в то же время преследовал судьбу умнее всякого зверя.
«Ведь жизнь мгновенна», - написал 62-летний поэт в своём последнем стихотворении. «Живите дольше, чище…».
Земля ему пухом.
Когда сочинял, он был счастлив.
P.S.: Мы публикуем несколько стихов из сборника С. Кузнецова «Чем напуганы птицы», а так же те вещи, которые были написаны или стали известны после выхода этой книги.
* * *
Эх ты, цветик-семицветик,
Сказочный цветок.
Кто найдёт тебя, кто встретит,
Вырвет с корнем кто?
На свою, чужую ль дочку
Израсходует?
Лепесток за лепесточком
Или сходу все?
* * *
Вы красивы, чёрт возьми,
Разве это так уж мало.
С вами хоть бы час возни
Провести под одеялом.
Вы прекрасно сложены,
Аппетитны непомерно,
Это счастие, наверно,
Знать вас в качестве жены.
Попытайтесь, милый друг,
Жить, как я, - легко и просто.
Я сменю в постели простынь,
Если вы решитесь вдруг.
* * *
Размер суровый – амба.
Я не хочу под стать
Другим избитым «ямбом»
Поэзию жевать.
И пусть, хоть он из немцев,
А я к нему привык,
К тому же трудно сердце
Настроить на «верлибр».
* * *
В магазин душевной боли
Я заглядывал не раз,
Там изъеденные молью
Вещи радовали глаз.
Старый плащ, костюм неглажен…
Шляпа в древнем тенете.
Я вертелся у трельяжей,
Примеряя вещи те.
В столь изысканном наряде
Я бросал себя в толпу
Всяких скряг, скотов и гадин –
В общем, братьев по Христу.
Я читал им с вдохновеньем,
Что из сердца выгребал,
Только в мёртвые каменья
Превращалися хлеба.
Было время серых буден –
Что-то знали, но молчок.
Отворачивались люди
И смеялись в кулачок.
ИЗ РОМАНА ДОСТОЕВСКОГО «ИДИОТ».
Они вдвоём – задёрнутые шторы
Мешают разглядеть друг друга лица.
Бессвязные обрывки разговора
Подслушивает вечер, притаившись.
«Свеченья надо?» - «Пожалуйста, не надо:
В окошках свет – для посторонних довод веский».
Поглядывают оба странным взглядом
На неподвижную, большую занавеску.
За занавеской, там, в углу, в кровати
Лежит она, укрыта белой простынью.
Фата, перчатки, шёлковое платье –
Всё это рядом, на полу разбросано.
Её лицо - как восковая маска,
Сильнее сердце заставляет колотиться.
Ужасная-ужасная развязка,
Я закрываю любимые страницы.
* * *
Мальчишки, некрещённые в боях,
О войнах знавши только по романам,
Вернулись к матерям своим в гробах
Из дальних кишлаков Афганистана.
Ни с кем войны Россия не ведёт,
На съездах рукоплещут делегаты,
А в небе над Россией самолёт –
Летят в нём наши мёртвые ребята.
ОТРЫВКИ
1.
Этим утром, как глаза откроешь,
Голубой рассвет прими с улыбкой,
А вчерашний вечер, он всего лишь
Был твоей очередной ошибкой.
2.
Спросила Фёкла
у Софокла…
* * *
Нет, не Питер, не Фонтанка,
Не растреллевский дворец,
А Иваново, Богданка,
Крытый рынок, наконец.
Тополя по Маяковке,
Уводь – речка в три моста,
Воробьёвская церковка
С колокольней без креста.
Ты по-своему мне дорог
Серый, певчий воробей –
Небольшой текстильный город,
Город юности моей.
В скромной зелени и сини
Тихих улиц забытьё –
Вот она, моя Россия,
Чувство родины моё.
* * *
Искал я счастье, как чумной,
На круглом глобусе,
А счастье ездило со мной
В одном автобусе.
От нищеты впадал в печаль,
Бесился с жиру ли,
А всё его не замечал
За пассажирами.
Я место сзади занимал,
А счастье спереди.
Мы были рядом, кто бы знал,
Почти соседями.
Как ты такое допустил,
Господь всеведущий, -
Я на Ташкентской выходил,
Оно - на следующей.
* * *
Было очень
Хорошо,
Только к ночи
Дождь пошёл.
Он резвился
По двору
И слезился
По стеклу.
Барабанил
И шуршал,
По-бараньи
Спать мешал.
А потом
Заморосил,
В дом
Себя пустить просил.
Ты сказала –
Не пускай,
На вокзале
Спит пускай.
* * *
Я представил на мгновенье,
Если даже так случится,
Что я старым околею,
Кто придёт ко мне проститься?
Повзрослевшие родные,
Или неродные дети,
Или призраки ночные,
Что блуждают по планете.
* * *
Не богат я карбованцами,
Наг и сер,
Вы ж похожи на Констанцию
Бонасье.
У меня ж жена и хвостики
Мал мала,
И Нева меж нами мостики
Развела.
* * *
Ты как гроза,
Пришедшая внезапно,
Зигзаг в глазах
И ливня свежий запах,
Как ураган,
Не знающий разбора,
Как в бок рога
Под вопль тореадора.
* * *
Попал в лечебницу поэт,
Поскольку лопал, как сапожник,
К нему приехал друг – художник,
Чтобы писать его портрет.
Художник был таким, как все,
Привёз этюдник, всё такое,
А также вермута ноль семь
И дагестанское сухое.
Два друга вышли на пленер
Исполнить творческие планы,
Чтоб врач и милиционер
Их не услышали стаканы.
* * *
Я дождусь, я дождусь, благо есть мне чего ожидать –
Этот взгляд голубой, этот голос с врачующим тембром.
Я теперь не боюсь эту глупую жизнь продолжать
И, поскольку есть ты, покопчу ещё здешнее небо.
По холодной земле, по стране векового предзимья
Я ходил босиком, я скользил по коварному льду
И себя согревал я вином и губами чужими
И не очень-то думал о цели, к которой иду.
Я стучался в дома, в разрисованность зимнюю окон,
Я просился к огню и был лишним у всех очагов,
А, когда я устал, как положено было по сроку,
Оказалось, что нет у меня никого – ни друзей, ни врагов.
Вот такие дела, вот вам исповедь в стиле Жан- Жака.
Если это тебя у моих не задержит ворот,
Я, пожалуй, тогда заведу себе что ли собаку,
А ещё лучше кошку, с ней всё-таки меньше хлопот.
