В том, что так оно и будет, там мало кто сомневается. Вчера мы пообщались с одной из женщин-заключённых, которая тогда, в сентябре, не побоялась рассказать нам правду о своём быте и об условиях труда и написала об этом объяснение. Разговаривали мы с ней вчера в ШИЗО (штрафной изолятор), куда её приняли на 15 суток – за употребление жаргонных слов в присутствии офицера. Под жаргоном в данном случае подразумевается слово «отвали» в адрес другой заключённой. Пятнадцать суток за словечко, которым, не задумываясь, бросаются первоклашки в классе и на которое не обращают внимания строгие классные дамы. Пятнадцать суток в каменном мешке с железной откидывающейся от стены шконкой, столом и табуретками, привинченными к полу, нужником и форточкой со щелями и без шпингалета, через которую дует осенним холодом с улицы. На заключённой платье и тапки – говорит, что очень холодно. Ещё говорит, что пришла сюда в колготках, но их велели снять, а когда отказалась, то мужчина-надзиратель заломал ей руку и повалил на пол, а две женщины сорвали с неё коготки. На бедре после этого фиолетовый кровоподтёк. Одна из надзирательниц, участвовавших в раздевании, стоит рядом – молодая девушка с миловидным, почти кукольным лицом, в тёплых форменных ботинках, брюках, бушлате. На её лице удивление: «А что такого?» Судя по всему – произошедшее тут в порядке вещей. Ещё она два дня голодала, но ей просто не дали листа бумаги, чтобы она не смогла написать официальное заявление: нет бумажки – нет проблемы, а в одиночке никто ни о чём не узнает. Точнее, не узнал бы, если б мы не приехали.
Следующая беседа в соседнем помещении строгого содержания. Молодая женщина добивается того, чтобы её признали инвалидом второй группы – у неё три диагноза, каждый из которых для любого человека звучит как приговор. Говорит, что в медицинскую карточку не занесена и половина сведений о болячках. Она постоянно падает в обмороки (на лбу гематома), у неё постоянно идёт носом кровь. Шла кровь и тогда, когда мы пришли – она была в комнате для умывания, а фельдшера надзиратели вызвали только после нашей просьбы. Пытались разобраться с медицинской карточкой – Михаил Денисов, сам врач, попросил пригласить начальника медсанчасти. Та пришла, и начался полный абсурд. Чтобы Денисов мог ознакомиться с карточкой заключённой, эта заключённая должна дать ему доверенность (доверенность у Михаила Юрьевича есть давно – девушка попадает в поле зрения правозащитников не в первый раз), но врач-майор требовала, чтобы ей дали ещё и копию, но ксерокса, как вы догадываетесь, в зоне нет… При этом рядом с Денисовым сидит сама заключённая, чью карточку крепко держит в руках тюремный эскулап и говорит: «Да, доверенность моя и я вот она – тоже хочу СВОЮ карточку увидеть и прочитать». Не, бравая врач-майор под видеозапись отказывает и заключённой, и её доверителю в праве ознакомиться с содержанием карты. И, возмущённая, уходит… Чего церемониться – это же оступившиеся и бесправные. Зачем такой знать о своих болячках, если на неё всё равно всем наплевать: с обмороками и кровотечениями женщине выделили койку на втором ярусе (при том, что на первом есть свободные места), куда она не может залезть без помощи подруг по несчастью…
Интересно, это майорская звезда заставляет забыть о клятве Гиппократа или стаж и звание ни при чём, просто исправительная система своим катком спрессовывает всех – и заключённых, и надзирателей – в один бесчеловечный комок, из которого уже не выбраться? Ведь старые УФСИНовские служаки говорят, что большинство людей, раз оступившихся и отмотавших срок, возвращаются сюда снова, потому что не знают другой жизни, кроме как за колючкой. Правда от разговоров о том, что и на самих надзирателей эта колючка отпечаток накладывает, люди в погонах уходят, ведь они – стражи порядка. И если ради этого порядка иногда кое-где кое-кто делает кое-что не совсем законное, не совсем правильное и совсем негуманное – ничего страшного… «Да что вы их жалеете, этих зэков, вот если бы они вас на воле встретили – не пожалели бы». Хорошее оправдание, да? Тем более что за высокими заборами не видно, что там твориться, а на всяких там общественников можно и забить.
Алексей Машкевич, член общественной наблюдательной комиссии
