Он ушел из жизни 2 июня 2022 года, и тем, кто его знал, до сих пор сложно в это поверить. Очень хочется надеяться, что память о нем сохранится в анналах истории Ивановской области и в сердцах живых.
Почти 20 лет назад в газете «Частник» было опубликовано интервью с Александром Владимировичем, незадолго до этого вышедшим в отставку и ставшим депутатом Законодательного собрания. В память об Александре Ахлюстине мы публикуем отрывок из этого интервью – его рассказ о съемках фильма «Личный номер», которые проходили на Северном аэродроме с его участием.
Выражаем огромную благодарность семье Ахлюстиных за фотографии из семейного архива.
«В 2004 году на Северном аэродроме проходили съемки российского боевика «Личный номер». Практически все сцены с самолетами, которые есть в этом фильме, сняты при участии генерала-майора Александра Ахлюстина. Во время самых опасных съемок именно он сидел за штурвалом ИЛ-76, который разбивался о бетонные плиты.
- Интересно ли вам было работать с кинематографистами?
- Я считаю, что съемки этого фильма – успешное воплощение идеи использования ресурсов армии. Сначала они заказали воздушные съемки. Снималось это так: шел самолет, а рядом летел другой, на котором была установлена камера на гироскопах.
Потом они написали запрос командованию ВВС с просьбой выделить для съемок списанный самолет, которых у нас немало стоит. Оттуда мне прислали директиву обеспечить съемочный процесс.
Режиссерам очень хотелось, чтобы самолет разлетелся вдребезги. Но это довольно проблематично: военную технику у нас, как вы понимаете, делают на совесть. Кроме того, я не мог полностью его разбить: два двигателя не были списаны. Так и приходилось изворачиваться.
Кроме того, нам пришлось снять с самолета все оборудование, так как оно не было списано. Осталась пустая кабина с зияющими дырками от приборов. А разгоняться и тормозить как-то надо. Пришлось воспользоваться спутниковой системой навигации GPS, которая определяет расположение объекта и его скорость. И бортинженер сидел за этим прибором и кричал мне данные по скорости.
По сценарию самолет должен был приземляться в снег. Кроме того, в кадр не должны были попадать современные строения. Зима была уже на сходе, снега мало. В результате снимать можно было на полосе длиной 600 метров. При этом надо было самолет разогнать до скорости 180-190 км/ч, и потом на этих 600 метрах затормозить. При этом самолет 10 лет не летал, и никому не известно, остановится он или нет.
Получилось так: узкая дорожка шириной 8 метров, длиной 600 метров. Вдоль нее как партизаны лежат 14 операторов с камерами. И по этой дорожке несется наш самолет, который весил 100 с лишним тонн. Сразу скажу: за время съемок не было ни одного несчастного случая, никто не пострадал.
Мы заранее рассчитали, сколько времени самолет разгоняется, где надо начинать тормозить. Расставили вешки. Практически все возможные варианты развития событий были предусмотрены.
Потом стали снимать. Устанавливали различные препятствия, которые я должен был сносить самолетом. Крылом сбивали стальной бак, сносили бетонный столб двигателем, ломали конструкции из досок и цемента… В конце концов решили использовать бетонные фундаментные плиты. Им очень хотелось, чтобы самолет был разбит.
А мне жалко было самолет, я ведь всю жизнь о них заботился, старался не повредить, не поцарапать. И основной удар специально нацеливал между двумя стопками плит. Первый раз все получилось удачно – самолет своим носом раздвинул эти плиты и все. А во второй раз я поздно начал тормозить, и мы врезались в плиты на скорости почти 150 км/ч. Самолет аж застонал. Переднее шасси отлетело, машину вынесло на плиты. Он лежал там, как умирающий кит, и из него текла гидросмесь. А она красная как кровь.
- Жалко было самолет?
- Очень. Я очень расстроился. И когда мы на следующий день тащили его с дорожек, это было похоже на похоронную процессию. Но, с другой стороны, лучше погибнуть так, для кинематографа. Ведь очень часто приходится резать самолеты, которые еще вполне могли бы летать. Это совсем как на бойне получается.
- Но, судя по всему, в окончательный вариант фильма вошли далеко не все отснятые на Северном сцены…
- Да, материала оказалось слишком много. Они даже хотели сделать две серии. Не вошли, например, кадры, где самолет садится в снег. Для этого мы зарывали в снег оператора. И вот самолет бежал, правые колеса по сухому бетону, а левые – по снегу. Красивейшие кадры: фонтаны снега из-под шасси... Еще снимали бешено крутящиеся колеса самолета. Мы тогда мчались в «Мерседесе» параллельно самолету, который шел где-то на скорости 180 км/ч. Я сидел рядом с водителем, следил, чтобы он шел точно по полосе, и регулировал по радио скорость самолета. А на заднем сиденье сидел оператор, он опустил окно и снимал самолет сбоку. У меня тогда была одна мысль: лишь бы у нас не лопнуло колесо. Если бы мы попали под 16 колес самолета, от нас мокрого места не осталось бы…
Когда они показали фильм немецким кинематографистам, те восхищались и удивлялись: неужели это не компьютерная графика?
В итоге все были довольны. Кинематографисты сняли отличные кадры. Я было доволен, что мы никого не задавили и не убили. И задача командования – помочь при съемках - была выполнена».
