Последние
новости
Интервью

Андрей Разбродин: «Нельзя все время находиться в состоянии поддержания штанов»

Президент Союзлегпрома о сегодняшнем дне текстиля и о его перспективах
Автор: Алексей Машкевич
15 мин
05 сентября, 2022
Как себя чувствует текстильная отрасль через полгода после начала спецоперации и на фоне всех санкций и ограничений? Не отдельное предприятие, а именно отрасль? Об этом мы поговорили не с местным экспертом, а с федеральным. На наши вопросы ответил Андрей Разбродин, президент Российского союза предпринимателей текстильной и легкой промышленности (Союзлегпром).
Внутрь.jpg
Фото: textile-association.com
- Когда-то вы активно поддержали проект строительства комбината синтетического волокна в Ивановской области. Почему?
- Это было абсолютно правильной идеей. Можно спорить о некоторых технических параметрах того проекта, но с точки зрения идеи – я ее поддерживал и тогда, и полностью поддерживаю сегодня. Если бы комбинат заработал, у российских текстильщиков сегодня на руках был бы замечательный аргумент для очень плотной и глубокой работы с Узбекистаном.

- Почему проект не состоялся?
- Я на этот вопрос не хочу отвечать, потому что «газетного» ответа на него нет, а другой будет здесь не уместен.

- Давайте я попробую предположить: проект не состоялся из-за нечестной конкурентной борьбы?
- Это самая мягкая фраза, которую можно применить к данной ситуации. Именно поэтому эту тему обсуждать я не хочу.

- Тот проект родился в недрах администрации ивановского губернатора Михаила Меня, его поддержал президент Путин. Проект продолжился при губернаторе Павле Конькове, а Станислав Воскресенский, придя в область, тут же поставил точку на проекте. Получается, из-за Воскресенского в России нет комбината химволокна?
- Это совершенно неправильно. Вопрос был убит значительно раньше, а Воскресенский вынужденно согласился с тем, что до него уже было разрушено, потому что изменить ситуацию у него не было возможности. Винить сегодняшнего губернатора в провале проекта комбината синтетического волокна неправильно.

- Вы видите отраслевую статистику. Российский текстиль сильно упал с начала специальной военной операции?
- Что значит «упал»? Определенные трудности были и до сих пор есть, но есть и другая сторона – изменилась логистика, ушли бренды, и появились новые возможности. Сегодня мы работаем над тем, чтобы совместно с государством все-таки принять программу развития, позволяющую воспользоваться этими возможностями. Любой кризисный момент приводит к сложностям как для наших компаний, так и для зарубежных, работавших на нашем рынке. Текстиль никуда не упал, он с февраля решал свои вопросы, пытался менять логистику, впрямую занимался работой.
Современный текстиль – это не ширпотреб, который занимает чуть больше 40% в общемировом разделении, 60% сегодня – это технический текстиль, который используется во всех отраслях. Это высокотехнологичные инновационные продукты, которые включены в то же самое «черное» крыло лайнера МС-21. В основе своей это специальные, но текстильные технологии.
В связи с шоковыми моментами упал спрос на большую часть продукции – достаточно сильно в определенный период времени – что, естественно, привело к некоторым изменениям на рынке. Постепенно ситуация стабилизируется, и мы ищем правильные современные методы поддержки. Но самое главное сегодня – хочется не просто поддержки. Нельзя все время находиться в состоянии поддержания штанов, они всё равно рано или поздно упадут. Надо думать о том, как сшить их правильно и сделать хорошую резинку, чтобы эти штаны крепко держались и радовали обладателя. А для этого нужна программа, нужны эффективные меры и методы, правильно выделенные и качественно обработанные средства.

- Ни в девяностые, ни в нулевые, ни в сытые десятые годы российское правительство не поддерживало текстиль и легкую промышленность. Что дает вам повод думать, что государство сейчас повернется к легпрому лицом? Государство же танки выпускает, самолеты, патриотизмом занимается.
- Вы правильно копнули эту часть истории – первое десятилетие после развала Советского Союза текстилем не только не занимались, его активно уничтожали. Многие текстильные предприятия находились в лучших местах старых городов, на берегах рек, и это было лакомым куском для захватчиков недвижимости, рейдеров. Многие предприятия пострадали именно по этой причине.

- Недвижимость – это все-таки больше московская тема, не провинциальная.
- Не соглашусь – это тема очень многих городов, даже не очень крупных. В Москве это просто раньше началось из-за того, что там недвижимость самая дорогая – процессы такого типа всегда начинаются с крупных агломераций. В те времена я много ездил по стране, искал места под производства. В Орехово-Зуеве, например, именно так всё происходило в то первое десятилетие.
Второе десятилетие уже было другим – одни разорились, другие выжили. Начало 2000-х характеризовалось структурным изменением отрасли и пришедшим пониманием того, что нужно делать. Ведь поначалу этого понимания не было, структура текстильной промышленности Советского Союза и та, которую требовали рыночные отношения. – это две совершенно разные вещи. В СССР чрезмерно много было завязано на государственный заказ, а когда поменялись задачи, поменялся и подход к текстилю, к одежде, что привело революционным, можно сказать, моментам. Армейская форма, например, с тех пор очень сильно изменилась и специализировалась. Спортивная одежда поменялась – сравните, в чем ходили советские спортсмены (да и зарубежные тоже), и что носят сейчас. И обувь изменилась, и многое другое.
Шло постоянное движение, технологическая революция, которая сегодня привела и к новым материалам, и к новым подходам, и к иным технологическим решениям. Именно в начале 2000-х годов вместе с тогдашним руководством управления текстильной и легкой промышленности Минпромторга были разработаны первые меры поддержки оборотного капитала – тогда, если помните, проценты были даже не двадцать годовых, а намного больше. И чтобы можно было как-то двигаться, искать средства на дополнительную оборотку и расширяться, были придуманы первые субсидии. А дальше это только развивалось.
Сегодня текстильная и легкая промышленность – это 18% от общего объема рынка, порядка семисот с лишним миллиардов рублей чистой выручки. Посчитайте налоги на бизнес, плюс налоги на заработную плату – получится очень несмешная сумма. А текстиль в виде субсидий и господдержки в год имеет не более двух миллиардов рублей, может, чуть больше. Это не сравнить с тем, что имеет сельское хозяйство, и не сравнить с принятой до 2035 года программой по автомобилестроению. А рынок автомобилестроения даже в самые лучшие времена был в 4,2 раза меньше, чем рынок текстильной и легкой промышленности. Поэтому, конечно, требуются изменения.
Сегодня очень серьезно меняется мир. Через какое-то время могут частично отменить санкции или они видоизменятся. Дай Бог, чтобы закончилась спецоперация на Украине – это тоже приведет к изменениям. Мне совершенно очевидно, что технологии будут меняться под региональные проблемы. Будет больше внутрирегиональных объединений по принципу ШОС (Шанхайская организация сотрудничества, в которую входят Казахстан, Китай, Киргизия, Россия и Таджикистан) и БРИКС (межгосударственное объединение Бразилии, России, Индии, КНР, ЮАР) – по регионам или по каким-то конкретным интересам. Это приведет к большей сегментации рынков – каждый хочет не провалить свой рынок, держать определенный объем внутреннего производства, обеспечивающий экономическую безопасность.

- Вы верите, что в российском текстиле возможно полное импортозамещение?
- Нет – оно невозможно и не нужно. Есть вещи, которые мы по ряду причин никогда не будем делать. Мы должны по определенным направлениям плотно работать в нормальной системе координат и в кооперации с Узбекистаном, Белоруссией, Туркменией, Казахстаном, Турцией, Китаем, той же Монголией. Совместно эти страны обладают необходимым потенциалом для гармоничного развития текстильной и легкой промышленности. Каждый может делать часть на своей территории и грамотно обмениваться, интегрироваться. И в любом случае, разумный регулируемый уровень конкуренции нужен, он определяет потенциал развития.

- Эксперты все чаще говорят, что российское хлопковое прядение и ткачество обречены из-за политики, проводимой Узбекистаном. Спасение российских текстильщиков, работающих с хлопком, в переносе производств в Узбекистан?
- С Узбекистаном надо строить серьезные интеграционные взаимоотношения. Сегодня Узбекистан не имеет ничего против того, чтобы мы вкладывали деньги в их вертикально интегрированные кластеры. И если бы мы начали это делать пять лет назад, нам это стоило бы значительно дешевле. Сейчас они уже многое сделали сами и стоимость входа, конечно, выше, но сегодня он ещё вполне возможен.
Второе: хлопок их базовый продукт, они производят хлопкосодержащие ткани, которые сегодня в мире не занимают главной ниши – больше востребованы смесовые ткани и синтетические. Для того, чтобы защитить свой рынок, узбекам надо самим производить и смесовку, и синтетику. И в кооперации, на договорных пирогах это можно делать. Но это не сможет сделать отдельное предприятие, тут должно помогать государство.

- И мы опять говорим о госпрограммах – ивановское правительство уверено, что спасение местных текстильщиков в государственных квотах на хлопок.
- Нет, это неправильная тема, спасение в программе взаимодействия и интегрирования с Белоруссией, Узбекистаном и остальными. Это другие деньги, но если на внутреннем рынке вырастет объем производства и пойдёт продажа большего количества собственных переделов, то и количество налогов существенно увеличится. И это окупит вложения государства, которое для того и выделяет деньги, чтобы потом иметь приток в госбюджет.

- В Узбекистане готовы принять российские деньги? Готовы интегрироваться?
- Они готовы. Я же говорил, что чем дольше мы затягиваем этот процесс, тем выше будет стоимость входа. Они каждый год профессионально делают – иногда большой, иногда не очень – но шаг вперед. Это же закон жизни: чем дольше чешешься и раздумываешь, тем менее радостными для тебя будут стоимость захода и условия. Никуда от этого не денешься, и именно сейчас, из-за изменения логистики в сторону региональности, самое время этим капитально заняться. Внутри каждого субъекта есть чем обменяться, вокруг чего поторговаться, и это не потребует великих денег, это потребует перераспределения. Приведу простой пример – мы в России покупаем большое количество химических полиэфирных волокон. По сути, это две китайские фирмы, которые скупили по миру предприятия, и некоторое количество покупаем в Белоруссии. И они имеют проблемы с экспортом, потому что определенные санкции распространяются и на Белоруссию, и на Китай. Не в такой степени, как на Россию, но тем не менее. А это сырье, которым пользуются в России. И зачем его покупать, учитывая, что основным компонентом для него является терефталевая кислота, которую производит наш «Сибур»?
Нужны юридически правильно прописанные регуляционные моменты и некоторое количество денег. Не стоИт вопрос залить эту ситуацию деньгами, потому что сегодня есть условия, которыми можно воспользоваться. Узбекистану тоже не просто торговать на внешнем рынке – это тоже его лимитирует.
Ведь потребителю не так важно, чья продукция будет на полке – российско-китайская, российско-узбекская или просто китайская. Важно, чтобы это было качественно, по разумной цене и чтобы мы могли нормально этим пользоваться. С этой точки зрения занять определенные сегменты рынка с помощью узбеков, белорусов, таджиков, туркмен, киргизов, совместно выстроив определенные программы – это не великая задача. Эта задача понятна и при взаимном желании и сближении решаема. Нужно только заниматься и обязательно на государственном уровне – отдельные фирмы это не протаранят. Нужны гарантии, межгосударственные соглашения, включающие в себя, в том числе, те же самые гарантии, нужен обмен капиталом не только на уровне простых платежей, но и на уровне совместных инвестиционных программ.

- Кто-то из ивановских текстильщиков обращался к вам с просьбой как-то скоммуницировать их с Узбекистаном, найти там площадку для производства?
- Пока не обращались, но мы только в мае открыли представительство Союзлегпрома в Узбекистане. На прошлогодней весенней выставке была делегация из Иванова, которую возглавлял губернатор Воскресенский, там было много разговоров на эту тему. Ряд ивановских предприятий уже в том или ином виде представлен в Узбекистане – работают, покупают хлопок и пряжу.

- Ходят слухи, что «Шуйские ситцы», лидер хлопчатобумажного производства, хотят перенести производство из Ивановской области в Узбекистан. Вы об этом что-то слышали?
- Я думаю, что уход «Шуйских ситцев» в Узбекистан – это фейковая тема. Но если они для организации вертикали хотят перенести туда часть прядильного производства, я могу это понять. Это не мое дело – лезть во внутренние дела отдельной фирмы, задавать какие-то вопросы. Если у них есть проблемы и желание, мы всегда общаемся и чем можем всегда помогаем. Остальное – это их частная тема. Поэтому я не буду комментировать, но скажу, что при правильном подходе – это вполне разумный ход.

- Ваше представительство в Узбекистане возглавил предприниматель, долго работавший в Иванове, Василий Гущин. Чем он будет заниматься и почему выбор пал именно на него?
- Союзлегпром тоже участвовал в работе по ивановскому кластеру и комбинату синтетического волокна, которым со стороны ивановского бизнеса занимался Василий Евгеньевич. Гущин профессионал высокого класса, как бы к нему кто ни относился, хорошо знающий дело. Кроме прочего, за время, которое он отработал в Узбекистане, Василий Евгеньевич построил очень серьезную фабрику – я был на ней. Василия Гущина хорошо знают как профессионала в Узбекистане и весьма уважают. Поскольку мы давно знакомы, мне ему ничего не надо объяснять, мы легко находим общий язык, понимаем идеи друг друга – что можно, а что нельзя сделать сегодня и что в наших силах. Для меня это очевидно. Плюс у него стабильные отношения среди представителей текстильного истеблишмента, назовем это так.

- Вы сами ушли из текстильного бизнеса и занялись получиновничьей административной работой. Не верите в перспективы текстиля в России?
- Если бы не верил, я бы этим не занимался. Чтобы говорить про эти программы, объяснять везде и во всех кабинетах, как это должно работать, тратить огромное количество времени и при этом не верить – это мартышкин труд какой-то, абсолютно мне не нужный. Я не тот человек, который занимается чем-то, во что не верит. Я много чего за свою жизнь сделал и построил такого, за что не стыдно. И хотя некоторые вещи, к сожалению, сегодня уже не живут, в этом моей вины нет или она очень косвенная. И я не совсем ушел из бизнеса, но в этом плане никому отчитываться не обязан.
Я, будучи экономистом, ещё в середине первого десятилетия 2000-х годов понял, что роль государства в нашей жизни будет возрастать, что тот бардак, который происходил в первое постсоветское десятилетие, слава Богу, заканчивается. И я был и остаюсь сторонником его окончания. Мне бы только хотелось, чтобы в дальнейшем диалог с государством был более профессиональным, чем был до сих пор. Он должен быть качественным и взаимным – это для меня абсолютная истина.
Я этим занимаюсь, потому что всё это надо настроить, и у нас есть определенные успехи. Один из них – он, конечно, не только наш, но мы тоже в него лепту вложили – это то, что сегодня госзаказ и гособоронзаказ на 90% делаются в России. Мы недавно были услышаны и поняты Минпромторгом, который нас поддержал и выдал постановление по новому подходу к ценообразованию в связи с удорожанием логистики. Для того, чтобы предприятия могли производить и не терпеть убытков. И это сейчас работает.
Есть сдвиги и есть надежда, что они будут не только в оборонной и окологосударственной части бизнеса. Значит, будут следующие шаги – всему свое время.
28 марта 2024
Все новости