Возьмем судебную практику по мере пресечения. Благо, и повод прекрасный есть: 24 декабря коллегия областного суда будет рассматривать апелляционную жалобу по мере пресечения Артемию Морковкину – бывшему председателю правления КБ «Иваново».
Пример с Морковкиным вообще очень интересен – как минимум, потому что речь идет о председателе правления регионального банка, у которого (банка) ЦБ РФ отозвал лицензию.
Уголовное дело по ч. 4 ст. 160 УК РФ (хищение чужого имущества, совершенное в составе организованной группы и/или в крупном размере) было возбуждено в отношении Морковкина 26 сентября 2019 года, 9 октября он был задержан. В качестве меры пресечения для него был избран домашний арест – не самая суровая мера по нынешним временам. Преступление, в котором обвиняют бывшего банкира, относится к категории тяжких, сам обвиняемый не имеет заболеваний, возраст у него отнюдь не пенсионный (37 лет), разведен (по крайней мере, официально).
Местом исполнения домашнего ареста Морковкину избрали место регистрации – квартиру в деревне Богданиха, где проживает его бабушка. Казалось бы, прекрасный вариант: раньше Морковкин жил в коттедже в Кохме, навещать бабушку было некогда, а тут родной человек рядом. Да и в любой квартире – даже в хрущевке – лучше, чем в СИЗО.
Однако, как выяснилось, бабушка мешает Морковкину. Адвокат Татьяна Сперанская в апелляционной жалобе (где, в том числе, просит изменить своему подзащитному меру пресечения на подписку о невыезде) изложила это так: «в связи с определенными семейными обстоятельствами в квартире, собственником которой стал Морковкин А.Л. и в которой он зарегистрировался только 27 сентября 2019 года (то есть аккурат на следующий день после возбуждения уголовного дела. – прим.ред.), фактически проживала и проживает его бабушка Макарова Л.Е. которая больна, требует постоянного ухода, организуемого родителями Морковкина. Морковкин А.Л. в данной квартире не проживал; избрание домашнего ареста по месту регистрации создает препятствие в осуществлении ухода за престарелой и больной Макаровой Л.Е. соответствующими специалистами; состояние здоровья Макаровой Л.Е. также препятствует возможности общения Морковкина с детьми». В суд была также предоставлена справка врача-психиатра ОКПБ «Богородское».
Короче говоря, бабушка мешает Морковкину, а он мешает своим родителям ухаживать за больной бабушкой. Поэтому надо отправить Морковкина отбывать арест… в кохомский коттедж к бывшей жене. Похоже на бред.
Надо сказать, что незадолго до возбуждения уголовного дела Морковкин развелся с женой и - вот совпадение! - оставил ей коттедж. Правда, продолжал жить там до самого задержания. Видимо, экс-супруги вдохновились примером другой, гораздо более известной в Иванове четы Грингауз с их брачным договором. Впрочем, сейчас уже понятно, что это не лучший пример – суд признал брачный договор Грингаузов недействительным. Так что, возможно, и развод Морковкиных тоже станет предметом интереса суда.
Бывшая супруга настолько не возражала против пребывания Морковкина в ее доме, что даже заключила с ним – уже после задержания бывшего мужа – договор найма, по которому предоставила ему право проживания в коттедже.
Апелляционная инстанция в ноябре вынесла соломоново решение: Морковкин остается под домашним арестом, но не в хрущевской квартире в Богданихе с престарелой и требующей ухода бабушкой, а в благоустроенном коттедже в Кохме – с бывшей женой и детьми. Можно только поаплодировать такому гуманному подходу председательствующего судьи Елены Смирновой. А заодно пожелать всем подозреваемым, чтобы их дела попадали на рассмотрение именно к этой судье, поскольку она отличилась подобным гуманизмом не единожды. Например, именно она вынесла 12 декабря решение об изменении меры пресечения с содержания под стражей на домашний арест Дмитрию Сиганову, хотя его подельник Алексей Подшивалов остался в кинешемском СИЗО. Поговаривают, что она собирается уходить в отставку. Интересно, именно это является причиной ее лояльности? А может, и не это…
Но, судя по всему, сидеть под арестом, даже в коттедже с детьми, Морковкину не нравится. 5 декабря Фрунзенский районный суд продлевает ему домашний арест, но защита подает апелляцию. Правда, теперь главными аргументами в пользу подписки о невыезде стали не только традиционные тезисы об отсутствии возможности у Морковкина влиять на свидетелей, уничтожить или фальсифицировать доказательства, но и наличие «нуждающихся в помощи престарелых родителей». Интересно, что его родители еще не пенсионеры и вполне справляются с уходом за больной бабушкой. Или в семье Морковкиных опять что-то стряслось?
Речь не идет о виновности или невиновности Морковкина или о том, что мерой пресечения должен быть арест – не дай бог никому попасть в СИЗО. Вопрос в том, что наметилась интересная тенденция. Люди, обвиняемые в тяжких преступлениях – например, бывший директор «Водоканала» Олег Тихонов – выходят под подписку о невыезде или под залог. Зато в других случаях суды предпочитают применять более жесткие меры, несмотря на то, что они противоречат принципам гуманности. Пожалуй, самый показательный пример - с Владимиром Калачевым, которого в 2017 году признали виновным в нападении на офис одной из служб такси. Когда дело уже было расследовано и передано в суд, Калачев просил изменить меру пресечения с домашнего ареста на подписку о невыезде, поскольку у его семьи не было средств к существованию, он проживал в частном доме с удобствами на улице, и добраться до этих самых удобств электронный браслет не позволял. Но и районный, и областной суды тогда остались непреклонными, не отпустив Калачева ни поработать, ни, пардон за подробности, в туалет типа «сортир».
Я далека от того, чтобы предполагать какую-то заинтересованность у судей. Но почему-то все чаще получается, что люди, обвиняемые в хищении миллионов – у вкладчиков или у государства или у предприятия, которое они возглавляли – легко и непринужденно выходят под подписку, годами ведут привычный им образ жизни, ни в чем себе не отказывая. А те, кого власть предержащие именуют «электоратом», могут за мешок картошки или пару батонов колбасы, украденных в магазине, сидеть в СИЗО.
Уже сейчас в уголовном деле в отношении Морковкина имеются сведения об ущербе в размере 25 млн рублей, есть основания предполагать, что общая сумма ущерба превысит 100 миллионов. Этот ущерб был нанесен в тот период, когда Морковкин управлял банком, так что не иметь отношения к происходившему он не мог. И в том числе из-за его действий многие вкладчики остались без денег.
Радостно, что суд не идет на поводу у обвинения, которое почти всегда требует самой жесткой меры пресечения. Но странно, что в данном случае судья буквально по-матерински беспокоится о семейных обстоятельствах и бытовых условиях обвиняемого. Или это начало той самой гуманизации российского правосудия, о которой так много говорят и пишут в последнее время? Тогда хотелось бы, чтобы эта гуманизация касалась всех обвиняемых, а не только избранных.
Посмотрим, что перевесит в судейской логике на этот раз: многомиллионный ущерб или внезапно ставшие престарелыми родители экс-банкира.Анна Семенова
