В отношениях между двумя российскими соправителями, все более становящихся конкурентными, есть примечательная историческая составляющая. Дмитрий Медведев в поиске предшественников по модернизации России апеллирует к опыту самого либерального российского императора Александра II – это наглядно проявилось в феврале, когда президент выступил в Петербурге с речью о Великих реформах. У Владимира Путина свой герой – консервативный реформатор Петр Столыпин; премьер возглавил оргкомитет по празднованию юбилея Столыпина и поддержал идею Никиты Михалкова о создании столыпинского движения в рамках Общероссийского народного фронта. А у Дома правительства будет воздвигнут памятник Столыпину (монумент Александру II уже стоит – у храма Христа Спасителя – но он был воздвигнут силами либералов, а не власти). Занятно, что если президент выбрал в качестве образца государя, то премьер – своего коллегу столетней давности.
Разумеется, обращение к истории нужно рассматривать через призму современных политических интересов и восприятия исторических фигур прошлого в сознании россиян. Характерно снижение интереса к Петру I – на первый взгляд, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что первого императора настолько почитали во все периоды отечественной истории (разве что кроме 1920-х годов), что апелляция к нему выглядела бы банальной. Однако есть и еще одно обстоятельство, наверное, более значимое – цена реформ, о которой после драматического опыта 90-х общество задумывается все чаще. Петровские преобразования носили насильственный характер, сопровождались жесткой ломкой традиционного уклада, привели к тому, что правящий класс оказался в роли иностранцев в собственной стране. В связи с этим становятся востребованными не реформаторы, действовавшие, по сути, революционными методами, а реформаторы-эволюционисты – то есть Александр и Столыпин.
Выбор конкретных фигур также не является случайным, а связан с политическим позиционированием Медведева и Путина, ярко проявившемся в их недавних выступлениях (Медведева – в Магнитогорске и Петербурге, Путина – в Думе во время отчета правительства). Александр II вошел в историю как правитель, при котором произошла комплексная модернизация России, глубоко затронувшая политическую сферу. Было ликвидировано крепостное право – многомиллионное крестьянство получило гражданские права (другое дело, как оно ими воспользовалось – многие были не готовы к тому, чтобы делать самостоятельный жизненный выбор). Создан суд присяжных – процесс стал гласным и состязательным, была учреждена адвокатура, ставшая школой публичной полемики и вырастившая кадры будущих парламентариев. Появились органы местного самоуправления на уездном и губернском уровнях – земства, взявшие на себя часть ответственности за школы, больницы, дороги, почтовую связь.
Александр не решился на создание парламента – хотя бы законосовещательного органа общероссийского масштаба. Когда он, наконец, сделал серьезный шаг в этом направлении, то был убит – решение было принято слишком поздно (в российской истории нередки случаи, когда власть запаздывала с превентивными действиями). Царь проявлял жесткость в отношении участников польского восстания и революционеров из радикальных группировок (в ряде случаев такая жесткость способствовала превращению юных мечтателей в террористов). Однако если попытаться выстроить баланс между либеральной и консервативной составляющими политики Александра, то перевес явно на стороне первой. Не зря российские либералы начала ХХ века противопоставляли его двум следующим консервативным монархам – как положительный пример. А современные консерваторы предпочитают ему «царя-миротворца» Александра III, при котором Победоносцев «подморозил» Россию.
Поэтому выбор Медведева не случаен. Президент дает понять, что если будет избран на второй срок, то в стране не только будут ускорены экономические преобразования (приватизация), но и проведены политические реформы – снижен избирательный барьер (законопроект уже есть), введен уведомительный принцип создания партий, в будущем возможен возврат выборности губернаторов. Михаил Прохоров, возглавивший с санкции Медведева «Правое дело», озвучил идею частичного возвращения в Думу одномандатников. Фактически речь идет о реализации умеренно-либеральной политической повестки.
В свою очередь Столыпин привлекателен как для консерваторов, так и для части либералов. Консерваторы видят в нем, прежде всего, убежденного патриота и государственника. Эффективного лидера, возглавившего подавление революции, не остановившегося не только перед роспуском Государственной думы, но и изменением избирательного закона в обход законодательной власти. Верного монархиста, защищавшего царскую власть до конца своих дней: будучи смертельно раненым в киевском театре он успел благословить Николая II. Для многих либералов Столыпин – волевой реформатор, сделавший ставку на расширение пространства индивидуальной свободы за счет освобождения крестьянства от ограничений, обусловленных общинным строем, сковывавших личную инициативу. Противник революционной смуты, он был сторонником мирного эволюционного развития, которое должно было привести к формированию в России общества самодостаточных граждан, способных разумно пользоваться своими правами.
Но если Александр – в большей степени либерал (хотя изначально с консервативным воспитанием), то Столыпин – консерватор, некоторые мероприятия которого объективно носили либеральный характер. Государственная дума была созвана, когда он еще был саратовским губернатором, то же самое относится и к гражданским свободам. «Столыпинские галстуки» не были измышлением либералов – действия Александра против народников были несравнимы со столыпинской борьбой с революцией. Жесткие авторитарные действия правительства привели к конфликту со значительной частью интеллигенции, который сохранялся и после подавления революции (достаточно вспомнить вынужденный массовый уход профессоров и преподавателей из Московского университета).
Хорошо известны слова Столыпина «дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего и вы не узнаете нынешней России». Однако практика многих стран свидетельствует о том, что растягивание реформ на долгие десятилетия повышает политический риск неудачи – стимулов к изменениям у правящих элит становится все меньше. Действительно, многие преобразования, которые Столыпин первоначально хотел провести, так и не были реализованы – например, волостное всесословное земство и законодательство о неприкосновенности личности. Революция закончилась, и меры, воспринимавшиеся властью как уступки, больше были не нужны. Конечно, немалая часть ответственности за это лежит на царе и его окружении, но и в деятельности самого Столыпина охранительные тенденции стали преобладать над либеральными.
Думается, что для Путина Столыпин привлекателен именно своим сочетанием сильной власти и реформаторского курса, при котором политические изменения откладываются на отдаленную перспективу. Характерно, что в путинских выступлениях можно найти слова о модернизации и инновациях (и даже критику государственного капитализма, показавшего свою неэффективность во время кризиса), но не об изменениях политической системы. Это наглядно проявилось во время заочной дискуссии между президентом и премьером о выборности губернаторов – Путина полностью устраивает нынешняя система «назначений де-факто».
Проблема «александровца» Медведева – в дефиците общественной поддержки. Для консерваторов он подозрителен своим либерализмом и «западничеством», для многих либералов – чужой (путинский выдвиженец). К тому же неясно, насколько президент готов к борьбе за переизбрание (это вторая проблема, тесно связанная с первой) – хотя некоторые его сигналы свидетельствуют о серьезности намерений. «Столыпинцу» Путину в этом смысле легче – он может позволить себе игнорировать политических либералов, мягко привлекать к себе часть сторонников либерального экономического курса (формирование экспертных групп по переписыванию «Стратегии-2020) и опираться на консерваторов. Похоже, впрочем, что проблема-2012 еще не решена – но в ближайшие месяцы не только станет известна фамилия следующего президента, но и будет ясно, в рамках какой исторической традиции власть будет проводить свой политический курс.
