Фото: Варвара Гертье
Сегодняшнее интервью к 23 Февраля – не с генералом и даже не с офицером. А с простым сержантом запаса. Во время срочной службы Роман Круглов больше года провел в Чечне, в условиях боевых действий. «Не уверен, что я правильная кандидатура для этого интервью. Есть ребята более заслуженные, их много», – говорит Роман. Но я его убеждаю, что этот текст не про кровавые сражения и ратные подвиги. Интересен взгляд на прошедшую войну простого солдата (на них и держится всегда армия).
– Сколько вы прослужили до того, как вас отправили в Чечню?
– Раньше чем через полгода не отправляли. Это в первую кампанию в Чечню посылали призывников чуть ли не сразу. А в 1999-м с этим было строже. Даже те, кто рвались в район боевых действий (были и такие), должны были сначала отслужить в части.
– А вы рвались?
– Нет, я не рвался. Но и особого страха не было. До тех пор, пока туда не попал. Когда первый раз приезжаешь, оказываешься в совершенно непривычных и неизвестных условиях. Большинство людей, которые тебя окружают, ты видишь впервые. Ты не понимаешь, куда бежать, где твое расположение, где командир. Со всех сторон стреляют. И днем и ночью.
– В условиях боевых действий сохранялась дедовщина?
– Да, но она приобретала более осмысленные формы. Когда не просто хотят избить и унизить, а хотят чему-то научить. Например, что спать на посту нельзя – это смерть не только для тебя, но и для всего твоего подразделения. Такие примеры ведь были. Когда приезжали новенькие, мы показывали им на фотографиях, что происходило с теми, кто спал на посту. Но это не всех пронимало с первого раза. Поэтому дедовщина была.
– Есть хоть одна книга или фильм, посмотрев который, можно понять, что происходило тогда в Чечне?
– Отчасти правдивы, например, фильмы Бодрова «Война», «Кавказский пленник». Но это все равно во многом выдумка режиссера, сценариста. Я не знаю, как можно объяснить, что такое война. Ничего хорошего там нет. Никакой романтики, никакой героизации.
– Есть на войне место патриотизму или там мыслишь другими категориями?
– Когда идут боевые действия – не до патриотизма. Ты думаешь о том, как выжить, как помочь выжить своим товарищам, никакого вот этого «ура» в голове даже не возникает. Мы как-то попали под обстрел своих «Градов». И в тот момент у нас, наверное, был анти-патриотизм.
– Почему у ветеранов чеченской войны не сложилось такого братства, как у афганцев?
– Были попытки объединить ветеранов Чечни. Я принимал участие в одной из таких общественных организаций. Но, к сожалению, эти попытки не увенчались успехом. Афганцев, когда они возвращались, встречали как героев (несмотря на результаты их войны). А те, кто приходили с Чечни, приходили тихо. Героями их воспринимали только родные, близкое окружение. Тут все по-иному. Да, сегодня есть определенные льготы, есть какие-то копеечные ежемесячные начисления, но признания на государственном уровне у ветеранов Чечни нет.
– Почему такое отношение?
– Я думаю, государству стыдно за эту войну. Зачем она была нужна, для чего? Каковы итоги? Я для себя однозначного ответа не нашел.
– А во время службы вопрос этот задавали себе?
– Иногда у нас заходили разговоры. Я вам честно скажу, что большинство ребят, которые что-то повидали в Чечне, прошли серьезные бои, негативно относились к войне. (Хотя многие потом принимали участие в боевых действиях на других территориях уже в качестве профессиональных военных.)
– А было понимание, за что воюет та сторона?
– Они воевали за свою родину: они там родились, там выросли, и уж, наверное, не хотели видеть в своих домах российскую армию. По-человечески их мотивы понять можно, особенно простых чеченцев. К тому же добавьте сюда идеологию, которой их пичкали.
Кстати, нельзя сказать, что со стороны наших военнослужащих была какая-то лютая ненависть к противнику. Мы воспринимали свои действия скорее как выполнение приказа, определенной работы. К пленным старались не допускать издевательств, подкармливали. Я помню молодого чеченца, который попал к нам в зиндан. Он был сильно избитым, я ему передавал бинты, что-то из аптечки. Перед тем как его забрали «спецы», он поклялся Кораном, что если я встречусь на его пути, он никогда не причинит мне зла, не даст в обиду своим братьям по вере.
Но во вторую чеченскую кампанию по большей части воевали уже не чеченцы, а наемники: арабы, афганские моджахеды. И они воевали не за Родину.
– После армии возвращались в Чечню? Возникало желание проехаться по местам боевых действий?
– При случае можно и съездить. Мои приятели, которые бывают в Грозном, удивляются радушию, с которым их встречают. Это современный отстроенный город. Но я не могу сказать, что у меня какая-то ностальгия по Чечне. Все-таки воспоминания во многом связаны с негативом.
Я думаю, что любые боевые действия меняют сознание человека, принимавшего в них участие. Порой о войне забываешь в повседневных делах. Но все равно несешь этот груз. Иногда вспоминаешь друзей, однополчан, тех, кто погиб. Память – интересная штука: защитный механизм ограждает от самых страшных воспоминаний. Я знаю, что какие-то события были (может быть, они – самые яркие в жизни), но зрительно восстановить их уже не могу. Да и не надо.
Напечатано в газете «Рабочий край» №7 (26 987) 23.02.2019 г.
