Фото: Варвара Гертье
Пять лет назад Наталья Ковалева предложила мне стать членом экспертного совета при уполномоченном по правам человека в Ивановской области. Ни минуты не сомневаясь, я дал согласие – знал, что если омбудсменом стала Наталья Львовна, то это будет интересная, нацеленная на результат работа без показухи. Так и оказалось. В канун Дня прав человека в России мы говорим о том, что это за работа такая – права людей защищать и почему делать ее должны неравнодушные и принципиальные люди.
– Как вы пришли в правозащитную деятельность?
– Правозащитников нигде не готовят, а я, похоже, с октябрятских времен шла к защите прав людей. Всю жизнь приходится кому-то помогать, защищать людей, которые приходят за советом или помощью. Много лет работала депутатом сначала в Ивановской городской, а затем в областной думе, а настоящий народный избранник – это тоже правозащитник, к которому люди идут со своими проблемами: не дают жилье, не устраивают ребенка в садик, проблемы с медициной. Так же и сейчас идут, только круг проблем стал намного шире.
– То есть у вас преемственность в карьере: депутат, защитник прав детей, уполномоченный по правам человека…
– Да. Мне кажется, правозащитник, это в первую очередь тот, кто слышит, слушает и любит людей – и хочет помочь. Если есть установка на помощь и на понимание людей – можешь быть правозащитником.
– Говорят, плетью обуха не перешибешь, а вы ежедневно защищаете граждан от государства и его представителей. Разве можно в реальности, где суды выносят не более 2% оправдательных приговоров, а любимая шутка силовиков «ваша свобода – это не ваша заслуга, а наша недоработка», всерьез говорить о правах граждан?
– Считаю, что о правах граждан нужно говорить постоянно и обязательно – пока у человека не будет базового понимания права, мы ничего не добьемся. Не добьемся главного – того, что его права будут реализованы. Мы с вами беседуем накануне 70-летия принятия «Всеобщей декларации прав человека», где в преамбуле написано: всеобщее понимание права дает толчок к его исполнению. Считаю, что принятие «Декларации» было порогом, который не допускает в том числе развязывания третьей мировой войны – она определяет границы, за которые нельзя переходить.
– Получается, декларация наднациональна.
– Да. Более ста национальных конституций базируются на ее положениях.
– Я не понаслышке знаком с вашей работой – вы доверили мне работать членом экспертного совета при уполномоченном. Знаю, что к вам на прием постоянно идут люди со всей области. Как они вас находят и почему приходят к уполномоченному – ведь у вас нет возможностей исполнительной власти, вы не можете помочь материально?
– Есть несколько путей. Прежде всего, если ты кому-то один раз помог…
– Сарафанное радио?
– Мне кажется, оно главное (смеется). Но мы и брошюры выпускаем, и в СМИ выступаем: после каждого интервью у нас неделю звонки, увеличивается количество жалоб. А так как аппарат у нас небольшой, то я себя в подобных публичных высказываниях иногда ограничиваю. Есть российский институт уполномоченного: Татьяна Николаевна Москалькова стала фигурой федерального масштаба, особенно в конфликтных ситуациях. Видели ли раньше уполномоченного по правам человека, когда возникает конфликт между двумя странами? А в украинских событиях ее роль достаточно серьезна. С первых минут в Керченском конфликте мы слышали Москалькову, вижу там свою коллегу Людмилу Лубину, которая встречается с украинскими моряками, беседует с ними. Уполномоченных видно, и это работает на укрепление авторитета института, в том числе в Ивановской области.
– Я вас давно знаю, вы эмоциональный человек, женщина, а здесь, на работе постоянно сталкиваетесь с бытовым негативом, бездействием власти, людским горем. Это тяжело психологически?
– Очень тяжело. Иногда специально иду домой длинной дорогой, чтобы развеяться, прийти в себя, и ту тяжесть, которую приносят рабочие проблемы, не нести в семью. Но это эмоции. На работе мне важно понять человека, помочь ему, и радует, когда это получается – 20% поступающих обращений решено положительно, более 50% обратившихся даем правовую консультацию. Это сохраняет тот внутренний огонечек, который теплится во мне, бережет психику, дает силы для развития – мы помогаем людям.
– Вам часто приходится указывать на недоработки судьям, силовикам, работникам исправительной системы, что в современной России не принято. Вам не бывает страшно?
– Если честно – бывали такие моменты. Но я не даю никому указаний – мы только рекомендуем, институт уполномоченного не указывающий. Дело во всеобщем понимании права: вместе с экспертным советом мы даем коллективно выработанные рекомендации. И отношение к нашим рекомендациям, реакция на них много говорят о должностном лице любого ранга: он может принять, а может просто прочесть и забыть – всякое бывает. Когда есть реакция – это важно, и мы работаем для этого.
– На вас часто пытаются или пытались оказать давление?
– Я бы не сказала, что на меня оказывают давление – был момент, на меня жаловались, писали письма губернатору, но я была уверена в своей правоте и история сошла на нет. Нарушений у меня не было, личной заинтересованности тоже, я была спокойна – и конфликт разрешился в мою пользу.
– Традиционно больше всего жалоб уполномоченному из мест заключения.
– Они составляют 34%, и это огромное количество.
– У меня есть ощущение, что наша исправительная система устроена так: наказанный лишением свободы человек дополнительно наказывается нечеловеческими условиями содержания – даже притом, что за последние годы многое изменилось к лучшему. Эти ощущения верны?
– Можно взять систему управления внутренних дел и систему исполнения наказаний – УФСИН намного более открыто, чем УМВД. Открыто для общественной наблюдательной комиссии, для уполномоченного. Прекрасно понимаю, что мои визиты в колонии и СИЗО без звонков и предупреждений – а в основном я так и езжу – не вызывают удовольствия у должностных лиц и сотрудников. Но система постоянно меняется: начальник УФСИН Федор Александрович Рубцов раз, а то и два в месяц совместно со всеми начальниками колоний проводит прием в режиме видеоконференции, на котором присутствуют уполномоченный и председатель ОНК. Люди приходят на такой прием и открыто обращаются, говорят о проблемах и находят пути решения – это свидетельствует о многом. Часто приходят с такими вопросами, что начальнику становится не по себе, возникает дискуссия между работниками исправительных учреждений и нами – и это была инициатива руководителя УФСИН, за что ему огромная благодарность.
– Система меняется?
– Несомненно. Хорошо помню, какие были тяжелые бытовые условия во многих исправительных заведениях буквально пять лет назад, и то, что есть сейчас – разительно отличается. Мы с вами вместе занимались распутыванием истории о рабском труде в женской исправительной колонии № 3 в Кинешме. Помните, сколько жалоб было на бытовые условия, на нечеловеческие условия труда? Нам же удалось переломить ситуацию – сейчас на «тройке» все изменилось, в этом году жалобы были только на медицину.
– Никогда не забуду, как там женщинам летом выдавали по литру горячей воды в день на все – и на бытовые нужды, и на гигиену – и это считалось нормальным, никто не видел нарушений.
– А рабский труд на швейном производстве в колонии? Вы тогда писали об этом на сайте «Слухи и факты». Сейчас мы проводим день правового просвещения для осужденных, после которого провожу личный прием.
– И что, заключенные перестали бояться говорить правду? Они же несколько лет назад говорили мне: сейчас я расскажу, вы уедете, а завтра мне станет еще хуже.
– Не могу сказать, что это полностью исключено – есть люди, продолжающие молчать и терпеть. Интересно, что, когда я приглашаю тех, кто к нам когда-то не побоялся обратиться, и спрашиваю, как с условиями труда, они говорят: «Наталья Львовна, вопросов больше нет». А когда-то мы с вами уговаривали их написать заявления и рассказать о произволе начальства – и тогда согласились единицы. После тех наших визитов и расследования в кинешемской колонии сменился начальник и заведующий производством – постепенно ситуация меняется к лучшему.
Еще из заметного: за последние годы очень сильно изменился следственный изолятор, там недавно сделали современное банное отделение, где все предусмотрено для инвалидов.
– Были случаи, когда сидящие в местах заключения пытались вводить вас в заблуждение и предоставляли информацию, не соответствующую действительности?
– Всегда пытаюсь в первую очередь смотреть на проблему глазами обратившегося ко мне человека, всегда есть моменты, требующие решения. Есть один заключенный, который считает, что меня запугало руководство УФСИН, и пишет на меня жалобы куда только может, притом что многие его вопросы нами решены, а часть нерешаемы. Я вижу, как меня частенько пытаются использовать – но понимание этого пришло с опытом.
– Какая проблематика вам самой наиболее интересна?
– Уголовно-исполнительная система остается одной из самых важных тем – приходят родственники, пишут заключенные – от нее не уйти. Важная тема – защита прав лиц из числа детей-сирот. Государство этому вопросу в должной степени внимания не уделяет, а они с нарушением своих прав по-настоящему сталкиваются не в детстве, когда государство о них заботится, а когда исполняется восемнадцать. Государство говорит: вы теперь ребята большие, зарабатывайте, решайте сами свои вопросы. А как мы решаем вопросы своих детей по образованию, по жилью – мы же помогаем им, независимо от того, есть им восемнадцать или нет. Вот видите, вы улыбаетесь в ответ – вы своим помогаете. А тут должно решать государство – нужна государственная жилищная программа для детей-сирот. Они же сироты – кто о них еще позаботится? Да, кому-то повезло – пробился в бизнесе, хорошо зарабатывает. Но все равно, наверное, кто-то помог, подтолкнул, направил – это важно кому угодно, а тем более сироте.
Еще важная тема – все, что касается инвалидов, особенно молодых ребят. Здесь проблемы тяжело решаются. Мы говорим о создании благоприятной среды, и что-то делается, но многие пандусы неудобны для людей с ограниченными возможностями. Вопросы жилья, реабилитации, трудоустройства – требуют особого внимания.
Последний случай, над которым работаем вместе с администрацией города Иваново. Женщина, инвалид-колясочник и ее молодой муж, который меня удивляет и восхищает: поддерживает ее и помогает во всем. Мы много работали вместе с центром занятости и департаментом социальной защиты населения – женщину трудоустроили. Но у нее коляска, на которой она передвигается, и которая весит 160 килограммов, плюс 40 кило аккумулятор. Она обратилась в администрацию, чтобы выделили место под гараж для коляски, а ей ответили «нет». В законодательстве нет понятия «авто-мото», там говорится, что инвалиду полагается гараж для технических средств реабилитации. А коляска – это что такое?
Еще, конечно, тема медицины вообще и психиатрии в частности. Плотно занимаемся темой сельской медицины. Только что приехала из Южи, где первый раз проводили день правового просвещения не для заключенных, а для сотрудников колоний, живущих в Мугрееве и Талицах – там море проблем. Нет дорог, плохо с транспортом, но они поставили медицинский вопрос – у них нет врача-педиатра, и из Талиц приходится ездить в Южу по дороге, где нормально сделано всего 9 километров. Все вопросы, связанные со здравоохранением (а их много), приходится решать буквально в ручном режиме, система неповоротлива и не заточена под людей. Звонишь главврачу областной больницы или его заместителям, или в департамент здравоохранения по каждому конкретному случаю. Что касается психиатрии, считаю победой, что там с 1 июля нет жалоб на питание – стали выделять сто восемнадцать рублей в день вместо шестидесяти и у больных даже салаты появились. Сейчас идет работа над областным бюджетом, и я написала письма депутатам и в департамент, чтобы выделенные в прошлом году не снимались в следующем – питание больных осталось на том же уровне.
Недавно произвели капитальный ремонт крыши Шуйского психиатрического отделения – там много лет ничего не делалось.
– Есть какой-то случай, который за пять лет запомнился сильнее всего? Что-то наиболее резанувшее или, наоборот, что-то теплое, человечное.
– Резанула история, когда не смогли помочь бабушке – интеллигент, работала главным инженером на предприятии. Она сняла со счета и отдала мошенникам два миллиона рублей, и мы ничего не смогли сделать: личности негодяев установить невозможно, деньги пропали. Она ко мне пришла через год с другим вопросом и говорит: «Наталья Львовна, тогда вы были единственная, кто, выслушав меня, не смотрел как на больную из-за того, что я миллионы отдала». Она у меня до сих пор перед глазами стоит.
Сейчас занимаюсь семьей с пятью детьми: тяжело добивались гражданства, а теперь боремся, чтобы женщине выплатили зарплату. Она, как стала гражданином, сразу устроилась на работу, два месяца отработала на Северной железной дороге – а денег не получила. И если получит, то, согласно справке 2 НДФЛ, это будет 800 рублей. Она убирает в вокзале зал, пять кабинетов и кочегарку в Гавриловом Посаде – при минимальной оплате труда в одиннадцать тысяч.
Очень тяжело было, и это со временем не ушло, когда начала заниматься психиатрией. Когда в Шуйское отделение первый раз съездила, увидела скудные обеды, страшные палаты, подушки вместо матрасов – до сих пор стоит перед глазами. Когда приезжаем в старые корпуса в Богородское…
– Срок ваших полномочий весной заканчивается, вы приняли решение не выдвигать свою кандидатуру на следующие пять лет. Что бы вы пожелали тому, кто придет после вас в этот кабинет, на эту должность?
Работать над тем, чтобы правозащитные вопросы были услышаны и поняты властью. Это тяжело, но этого надо добиваться. Я недавно вернулась с большой международной научно-практической конференции, где на меня большое впечатление произвело философское выступление уполномоченного из Ирана. Он сказал очень интересно: «Уполномоченный должен быть неудобным, но любимым ребенком правительства».
Напечатано в газете «Рабочий край» №48 (26977) 07.12.2018 г.
