Ивановскую живопись Владимир Маяковский населил своими существами и выдумками. Тут и пряничные ангелы, летающие с трубами между солнцем и луной, и грустные скрипачи, и вероломные, одноглазые клоуны, и снежные королевы в пышно-тяжёлых бальных платьях и высоких тюрбанах, достающих до звёзд, и девушка, которую перевешивают волосы, и горы, похожие на вышитый цветной ковёр. Короче говоря, полёт фантазии.
С первого взгляда может показаться, что такая живопись немножко легковесна, немножко для открытки, но, присмотревшись, обнаруживаешь в ней свои подводные камни, сосредоточенные образы и символы, которые выдают интеллигентного, скрупулёзного автора, стремящегося к замысловатым, пёстрым, декорированным деталям и сюжетам, а вовсе не к легкомыслию. Даже солнце и луна выглядят на его картинах как какие-то знаки, а не просто природные тела или явления.
Маяковский пишет циклами: провинциальные пасторали, театр и карнавал, фабричная архитектура, будни и праздники городской интеллигенции.
Повторяются не только сюжеты и мотивы с «картонными» фабриками или «игрушечными» монастырями, которые нарочно решены в условной, несколько инфантильной манере, но и герои – современные мальвины и пьеро, бродячие музыканты, женщина с щукой, мужчина с птичкой…
Взгляд художника сознателен и сдержан, даже в весёлых сценках чувствуется камерность, замкнутость, интровертность подхода. Перед нами взвешенная, любопытная стилизация под некий наив, народное искусство, в которой сочетаются ирония и искренность, склонность к меланхолии и праздничному лицедейству.
Маяковский смотрит на мир сквозь театральные кулисы. Иваново на его работах отличается от реального так же, как персонажи комедии дель арте отличаются от реальных людей. Маска в данном случае не средство что-то спрятать или утаить, а художественный приём, позволяющий автору лучше выявить и удачней выразить интересующие его стороны жизни.
Получается этакий городок в табакерке, но, глядя, как ангел в полусне проплывает над кухонным ножом, поневоле поверишь, что кухонные ножи действительно существуют.
О нём
Екатерина Смирнова:
«Владимир Маяковский привнёс в наш художественный процесс игровую, смеховую культуру. Он всерьёз освоил пластику мастеров «Мира искусства» и «Бубнового валета», М. Шагала и А. Тышлера, смысловые особенности искусства некоторых, тогда ещё молодых представителей московской школы живописи 70-80-х годов ХХ века. Включив этих мастеров в своё культурное поле, зарядив его декоративными и знаковыми началами фольклорного искусства, Владимир Маяковский идёт собственным путём…
Герои полотен художника – певцы, музыканты, акробаты, фокусники, ряженые, купальщицы – вовлечены в действия, положенные им по статусу: карнавальные шествия, танцы, музицирование, застолья. Над ними плавают ангелы. Но не довольствуйтесь первым взглядом. Первый взгляд обманет вас, вернее, не откроет правды. Художник – наш современник, отражающий драмы и трагедии рубежа веков. При, казалось бы, динамичных действиях полотна Владимира Маяковского статичны. Как во сне, застывают скрипачи и флейтисты, ангелы и циркачи, воины и купальщицы, собаки, коровы, лошади. Не течёт река, не движется лодка. Сновидения сюрреалистов двадцатого века длятся в двадцать первом».
Он о себе
- Критики пишут: «Театрализация – важный метод освоения реальности Владимиром Маяковским». Вы любите театр?
- Я не могу назвать себя завзятым театралом, но мне интересно, что там происходит – время от времени хожу на спектакли, смотрю постановки.
- Многие персонажи ваших картин носят маски. Художник, живущий в провинции, вынужден носить какую-то маску?
- Да любой человек – хочет-не хочет – её надевает. Жизнь – разностороння: где-то приходится и сыграть, где-то и самим собой быть. В Иванове поменьше приходится представлять себя другим человеком, в больших городах – больше.
- Для вас искусство – возможность выпрыгнуть из собственной шкуры или, наоборот, глубже проникнуть в себя?
- Мне нравится, как сказал Пикассо: «Искусство – ложь, которая даёт возможность понимать правду». На сто процентов с ним согласен. Я прихожу в мастерскую, начинаю что-то делать, творить, выхожу отсюда, и мне как-то проще адаптироваться в жизни – всё встает на место, я более подготовлен к суровым будням, житейским неурядицам. Тут обоюдно: я что-то отдаю искусству, и искусство мне что-то отдаёт.
Про русский путь и братьев славян
- В 2000 году меня с группой других художников пригласили в творческую командировку в Сербию. Мы немного опасались, потому что это было буквально через год после того, как американцы бомбили Белград, но желание увидеть и узнать что-то новое во мне пересилило, и я с удовольствием принял приглашение. До сих пор вспоминаю эту поездку, как будто она случилась год или два назад.
- Традиция сербской живописи чем-то отличается от русской?
- У них раньше пошёл настрой на французскую живопись, импрессионизм. Мы до сих пор придерживаемся академической школы, а они быстрее отошли от реализма. У них с этим посвободнее. Многие ездят учиться в Германию, Францию, Америку, поэтому они теснее связаны с мировым процессом. Мы всё-таки немножко более оторваны от этого, немножко как бы у себя. А они – везде. Сербы мобильнее.
- А современная Россия может чему-то научить Европу, Америку?
- Мы и учим, наверное, всех – и Америку, и Европу. Они только не очень хотят чему-то учиться… Учить-то любой может, а какой результат? Чего мы достигли? Люди всё меньше хотят размышлять в последнее время, живут по инерции. Это и в искусстве, и в других сферах жизни заметно. Идёшь в магазин – там всё готовое, самому готовить ничего не надо. Больше стало потребителей, пользователей.
- Когда я пытался написать рассказ про горы, то столкнулся с тем, что гора ни в один рассказ не вмещается – она всё равно выходит слишком маленькая. Вы привезли из Сербии целую серию горных пейзажей. С какими столкнулись трудностями при её исполнении?
- Мы много ездили по горам на юго-востоке Сербии, видели и каньоны, и горные реки, и горные монастыри. Там рисуешь, смотришь с высоты птичьего полёта, и меня, конечно, поглотила эта мощь, бесконечность горизонта, где земля сливается с небом. Масштабы там несоразмерные. По-другому на всё смотришь с горы.
Про науку и искусство
- Одна из ваших выставок называлась «Тайная вечеря». Почему именно так?
- Мы живём в христианской культуре – я крещёный, православный. Не могу сказать, что постоянно хожу в церковь, но стараюсь понять, принять… Мне нравится храмовое искусство, росписи.
- А чем привлекает тема карнавала?
- Душа должна отдыхать, ей нужны праздники. Мне нравится зрелищность, яркость, пёстрость, радостная, карнавальная атмосфера, веселье, игра.
- А в Иванове весело живётся?
- Да по-разному… Но когда рисуешь, об этом не задумываешься. Ты уже погружаешься в какое-то другое пространство – как в телевизор; живешь в другом мире.
- Вы процитировали Пикассо в одном из ответов. Почему именно его?
- Мне он нравится своим мышлением, философией, опережением своего времени… Пикассо – до сих пор современный. Пока я не вижу, чтобы кто-то мог его обойти.
- А таможенник Руссо?
- Руссо – другой, он больше от народного искусства шёл, но Пикассо мне ближе. Он более эмоциональный, не боится ломать традиции. Надо же обладать большой силой характера, ума, чтобы взять и сделай по-своему, да так, чтобы это все приняли, признали. Другой попробует – ему скажут: «Больше так не делай».
- Художник должен ломать традиции?
- Любой учёный, если он хочет чего-то достичь, что-то переливает, химичит, доказывает, опровергает, идёт от обратного… Творческий процесс так же, как и научный, часто подразумевает ломать, перестраивать, переделывать, но сделать это нужно до того убедительно, чтобы люди согласились с твоим решением, и это принесло какую-то пользу.
Философия в мясорубке
- Вы как-нибудь расшифровываете символику своих картин?
- Я стараюсь раздумывать над произведениями, что-то вспоминать. В творчестве очень многое друг в друга переливается. Картины – это раздумья. Когда художник пишет, он думает, как, почему и зачем.
- А вы о чём думаете? Хотелось бы услышать конкретный пример.
- Мне давно нравилась форма мясорубки, я хотел её изобразить. И вот на каникулах появилось время – я сделал натюрморт и доволен результатом, но, возможно, я ещё подумаю и преобразую свою «мясорубку» во что-то более эпическое, как будто в ней перемалывается время, хрустят судьбы, события… По вертикали картину вытяну, фон сделаю потяжелее, понапряжённей, и, возможно, получится философская работа.
- Художник, по-вашему, должен быть философом?
- Да. Если уж не именно быть философом, но уметь размышлять, проектировать, соизмерять, сопоставлять ему необходимо. Художник должен быть как ученый – всё просчитывать. Есть художники, которые говорят, что не надо думать, что нужно просто эмоционально всё сделать, но у меня так не получается. Мне надо обдумать, выстроить. Ребёнок и тот свои рисунки обдумывает – здесь я солнце буду рисовать, здесь домик, здесь деревья. Размышления помогают закончить картину, довести до ума.
- А как художник Владимир Маяковский относится к поэту Владимиру Маяковскому, который, кстати, тоже был художником?
- Это вообще светило – кто он, а кто я... Мощный поэт. Мне нравится и он, и его круг, и Бурлюк, и другие художники того времени. Как нужно было верить в себя, какую иметь смелость и талант, чтобы так себя вести, выдвигать такие головокружительные манифесты… Революция их подпитывала в какой-то степени. Сейчас этого нет. Все как-то поуспокоились.
Про вертикаль власти
- У вас на картинах много всего летающего, и само небо часто пересекают то полосы света, то какие-то неопределённые фигуры. Откуда они?
- Так небо тоже живое. Раз уж мы здесь живём, значит, наверху тоже кто-то может быть – смотрит на нас или незаметно проплывает над нами… Всё-таки земля связана с высшим разумом – мне кажется, это органично. Если отдельно нарисовать землю, а небо – пустое, картина будет искусственней, не будет диалога земли и неба, а мне хочется изобразить их невидимый диалог, взаимосвязь. Может быть, кто-то и вправду смотрит – та же луна, то же солнце… Одно даёт радость, другая – задумчивость. У светил своя жизнь, которая по-своему влияет на нашу.
- Если кто-то за нами сверху наблюдает, не получается ли, что человек, который надевает карнавальную маску, тем самым прячется от этого верховного наблюдателя?
- Нет, мне кажется, никакие маски тут не спасут – как оно должно быть, так оно уже и будет. Это просто игра для земных существ.
