Наш художественный музей пошёл другим путем. Он сделал не просто выставку к дате – а выразил своё отношение к ней (насколько это уместно – дискуссионный вопрос). Музей решил показать не достижения соцреализма, а творчество художников-эмигрантов – тех, кто уехал из России после 1917 года.
Что хотели сказать этим авторы экспозиции? Вероятно то, что революция нанесла непоправимый урон русской культуре, уехали многие лучшие. Это – правда. Но такая же правда и то, что революция дала стране новое авангардное искусство, массовое просвещение. Нельзя говорить об одном и замалчивать другое. Ивановская выставка, посвящённая столетию Октября, оказалась однобокой – по сути контрреволюционной.
Правда, музей попытался замаскировать свою идеологическую диверсию – выставке дали подзаголовок «Интервенция». Якобы наши художники, сбежавшие от советской власти, смогли повлиять на зарубежный художественный процесс, и открывшаяся экспозиция посвящена именно этому. Но, во-первых, мы знаем, что имя себе заграницей сделали очень немногие. А во-вторых, разговоры об интервенции неубедительны уже потому, что на выставке представлены работы, сделанные до эмиграции.
Если не брать во внимание концептуальные заусенцы – экспозиция заслуживает исключительного зрительского внимания. Выставлено более пятидесяти авторов: здесь и классики первой величины, и малоизвестные имена (от того ещё более интересные).
Часть предметов – из собрания ярославского художественного музея. Соседи привезли и заглавную картину выставки – «Витязя» Ивана Билибина. Здесь, кстати, показательна биография художника. После революции он уехал в Крым, в 1920-м эвакуировался в Африку, затем путешествовал по Востоку и, наконец, оказался в Париже. Билибин вполне неплохо жил, зарабатывал творчеством. Но через десять лет ему захотелось домой. Он вернулся в Ленинград в 1936 году, преподавал. Умер в блокаду, отказавшись от новой эвакуации …
Много интересного для выставки нашлось и в ивановских фондах (жаль – что всё это выставляется так редко). У нас хранится несколько графических листов Филиппа Малявина. Он известен прежде всего своими красными бабами (по-другому и не скажешь), вихрем крестьянских сарафанов. А в этой экспозиции представлены его утончённые женские зарисовки.
Давно не выставлялась литографическая серия Натальи Гончаровой «Мистические образы войны». Экспонируется работы К. Коровина и З. Серебряковой. Есть в ивановском собрании литографический автопортрет Николая Фешина. Это, пожалуй, единственный русский художник, получивший мировую известность в эмиграции. Американцы и вовсе считают его своим. Хотя тоже ведь показательная деталь: Фешин прожил в США больше тридцати лет, но похоронить себя завещал в России.
И, конечно, ивановцы соскучились по репинским рисункам в экспозиции нашего музея. Илью Ефимовича можно причислить к эмигрантам с натяжкой – он никуда не уезжал. Просто его дача в Куоккале после революции оказалась на территории другого государства. На выставке представлены репинские портреты В. Стасова, женщины-врача, жанровая картина «Тайная вечеря» (кстати, в прошлом году они «гастролировали» в Ярославле).
Интересно разгадывать экспозиционные решения. Вот, например, рядом висят два схожих по композиции и формату карандашных портрета, выполненные Репиным и Малявиным, – при сравнении становятся очевидными индивидуальные особенности художников. Во втором зале друг против друга панорамное изображение московского кремля и провинциальные городские пейзажи – работает противопоставление.
Особо обращу внимание на два портрета начала века кисти Богданова-Бельского. На них запечатлены Оля и Анна Дормидонтовна Чижовы. Это мать и сестра Татьяны Чижовой – той самой девушки, которую рисовал Борис Кустодиев (с широкими плечами, в вишневой косынке, с рубиновым перстнем на пальце; эта работа – своеобразная эмблема нашего музея).
Семья Чижовых, что называется, «из бывших». До революции А.Д. Чижова владела пятиэтажным доходным домом в центре Петрограда. При Советах она уцелела, видимо, только потому, что её муж был видным инженером, по проекту которого строили ленинградскую канализацию.
…Сохранились свидетельства о последних днях жизни Анны Дормидонтовны. Во время блокады у неё помутился рассудок – забыв русский, она стала говорить на итальянском языке (понимал её лишь кто-то из отдела западной живописи Эрмитажа, случайно оказавшийся рядом в бомбоубежище). Распухшая от голода женщина без конца рассказывала о приёмах, на которых бывала в молодости…. Этот бэкграунд (если его знать) придает дополнительные смыслы выставке, посвящённой революции; на молодой портрет А.Д. Чижовой смотришь уже по-другому.
Между портретами Чижовых висят две литографии М. Добужинского из серии «Петербург в 1921 году». На них неприглядные виды послереволюционного города – какие-то руины, разруха. Сам художник рассказывал: «Город умирал смертью необычайной красоты, и я постарался посильно запечатлеть его страшный, безлюдный и израненный лик».
Мне кажется, литературные и исторические отсылки украсили бы выставку. Но кураторы сопроводили экспонаты только биографическими справками о художниках. Это ценно, но посетитель может прочитать те же факты в Википедии, вынув из кармана смартфон. От музейного этикетажа сейчас хочется получить то, чего не найдёшь в Сети – анализ самого произведения, какие-то неочевидные отсылки.
Правда, и сухой язык биографий в данном случае говорит о многом. Вот, например, из Ярославля привезли две работы Михаила Кичигина – это однокурсник Маяковского и Бурлюка, друг Есенина. После революции художник от голода бежал из Москвы на Урал, потом в Сибирь. В конце 1920-х обосновался в Шанхае. Вернулся в Советский союз в 1947 году, преподавал в Ярославском художественном училище, состоялось несколько его прижизненных выставок. Казалось бы, все благополучно…
Но вот рядом на выставке висит рисунок его жены Веры Кузнецовой-Кичигиной, и под ним тоже размещена биография. Вера не была эмигранткой – она родилась и жила в Харбине. В советскую Россию она поехала за мужем. А по приезду уже одна отправилась в Караганду – её приговорили к 25 годам ГУЛага. Страшно представить, что пережил любящий супруг – он-то оставался на свободе, читал лекции, рисовал.
…Я не знаю, совпадение это или сознательная задумка, но одновременно с «эмигрантской» выставкой в музее открылась экспозиция, посвящённая столетию органов госбезопасности. Такие вот исторические параллели.
Выставка «Интервенция. Художественная эмиграция первой волны» проработает до 6 ноября. Выходной день в музее – вторник.
