Арабские протесты 2011 года стали предвестником всемирной коммуникационной революции. Пока нельзя утверждать, что именно интернет — среда, где организуется политическое действие. Но отношения между народом и властью он изменил бесповоротно.
Каждый четвертый египтянин или тунисец — пользователь интернета. Каждый шестнадцатый — пользователь Facebook. Считается, что демонстранты, которые свергли засидевшихся правителей в этих странах, мобилизовались, сплотились и приступили к планомерным действиям именно с помощью социальных сетей.
На смену прежнему оружию пролетариата — булыжнику — пришло новое, заранее признаваемое неотразимым и повергающее диктаторов в трепет.
Сами свергнутые диктаторы рассуждали, видимо, похожим образом, судя по сериям отключений интернета и мобильной связи в том же Египте.
Впрочем, похожие попытки интернет-мобилизаций в Сирии, Ливии или Иране возымели гораздо меньший эффект. Если режим сидит прочно или просто достаточно жесток и беспощаден, то волшебное действие Facebook резко ослабевает, как бы красочно промоутеры этой сети ни расписывали ее всемогущество.
Но как успешные, так и безуспешные революции 2011 года в отдельных странах — это только напоминания о грандиозной всемирной коммуникационной революции, которая сейчас стремительно охватывает все страны, включая самые автократические.
Стоит вспомнить, насколько недавнее это явление. Десять лет назад интернет почти всюду был экзотикой. Сегодня почти 30% обитателей планеты, больше 2 миллиардов человек, имеют к нему доступ. Семь лет назад о социальных сетях мало где и слыхали. Сейчас только у Facebook 600 миллионов пользователей — почти десятая доля жителей Земли. Богатые страны интернетизированы, можно сказать, поголовно, но и не самые богатые быстро наверстывают отставание. Уже сейчас первое место в мире по числу интернет-пользователей занимает Китай (около 400 млн, или 30% населения), четвертое — Бразилия (40% населения), пятое — Индия (6—7% населения).
В России интернет сейчас доступен каждому третьему (а в столицах уже почти двум третям), причем 32 млн человек (больше 20% жителей страны) пользуются им ежедневно — это втрое больше, чем каких-то два года назад.
Последствия этого переворота еще не так ясны, но сам-то переворот уже произошел. В нашей стране, как и во многих других, есть древняя традиция: информацией о действительности снабжают всех рядовых подданных только власти, крайне ревниво относясь к потенциальным конкурентам и вообще любым посторонним. После короткого перерыва эта традиция была у нас быстро и скрупулезно восстановлена. И вот сейчас эти усилия пошли прахом, притом необратимо.
В свежем опросе фонда «Общественное мнение», перечисляя главные свои источники новостей (можно было обозначить несколько таковых), 20% опрошенных назвали «новостные сайты интернета» (что вряд ли случайно совпало с числом его активных пользователей), а 8% — «форумы, блоги, сайты социальных сетей». Интернет еще явно отстает от ТВ, но уже никак не уступает печатным СМИ.
А это значит, что информационной монополии центральных телеканалов больше нет, хотя их по инерции продолжают смотреть. Но любой социально активный человек (а в мегаполисах уже и просто любой) может мгновенно получить и совершенно другую информацию — ту, которую он выберет сам, а не ту, что прописана сверху. Причем
массив общедоступных сведений и по объему, и по содержанию просто несравним с тем, что были к услугам рядового россиянина лет 20 назад, на пике свободы прессы.
Власти с тех пор, скажем мягко, не стали ближе к народу, зато народ стал гораздо ближе к властям. Они теперь у него на виду как никогда. Легкость пользования возможностями интернета, помноженная на простоту изготовления и распространения аудио- и визуальных материалов, позволяют сегодня любому человеку узнать, увидеть и услышать о начальстве то, о чем он раньше побаивался даже спросить.
Интересующиеся тонкостями государственной коррупции идут на блог Алексея Навального. Всего несколько лет назад даже самая деликатная критика тамошних фигурантов была в нашей прессе почти немыслима. Любители светских забав разглядывают на сайте «Русский Викиликс» фотографии раззолоченных интерьеров так называемого дворца Путина под Геленджиком. Где-то в середине прошлого десятилетия об очередных хоромах никто бы даже и не проведал, а сейчас это головная боль для целого коллектива официальных лиц, вынужденных давать объяснения одно страннее другого.
Что же до криминальных событий, перманентно происходящих с чиновниками всех рангов, то вызываемые ими взрывы протеста уже нисколько не зависят от того, как эти события освещаются официальным порядком и освещаются ли вообще. Случись авария с BMW президентского полпреда Минха раньше — какие могли бы быть вопросы к спавшему сном младенца чиновнику? И какие сомнения в стопроцентной виновности водителя встречной машины? А теперь приходится проводить расследование, считаться с общественным мнением и даже с фактами, включая поразительные видеоматериалы, которые выкладывал в сеть погибший шофер Минха.
Станет ли мировой и отечественный интернет той средой, в которой оформляется и организуется политическое действие? Может быть, и да, но это как раз пока не доказано. Анализ состоявшихся и провалившихся арабских революций этой зимы свидетельствует, что их механизмы совсем не так очевидны. Но абсолютно новую атмосферу в отношения правителей и подданных интернет уже внес. И, может быть, у нас в особенности.
Чтобы прочувствовать всю новизну, представьте раскулаченного крестьянина 30-х годов, который описывает разгром своего хозяйства в блоге и вывешивает фото. Или какого-нибудь ошельмованного партийца, этакую Волочкову 70-х, расписывающую в красках и с называнием фамилий скандал со своим персональным делом. Все это было абсолютно невозможно. Система на том и стояла, что такое было заранее исключено, ведь действительность — это то и только то, что начальство о ней рассказывает.
И вот приходится привыкать стоять на чем-то другом, быть объектом неконтролируемого обозрения со всех сторон, овладевать какими-то новыми навыками общения с подданными или как минимум новой манерой держаться, изображенной когда-то в сказке Андерсена. Когда весь народ вокруг закричал, что король голый, сам король хоть и вздрогнул, «но все же считал, что должен довести церемонию до конца. И он принял еще более гордый вид, и камергеры шли и несли за ним шлейф, которого на самом деле не было…»
