«Для русского человека есть самое высшее благо»

Николай Голубев

Наша рубрика хоть и называется «Первоисточник», но сегодня речь пойдет не об оригинале, а о копии. Сделана она с письма 1837 года, в котором рассказывается о кратком пребывании в Иванове, Шуе и Лежневе царевича – будущего императора Александра II (Освободителя). В общем-то, исторический факт известный, но подробностей того высокого визита почти не сохранилось. По всей видимости, свидетельство, которое будет приведено ниже, никогда не публиковалось. Но прежде – несколько слов о самом документе.

Хранится он в государственном архиве литературы и искусства (Москва) в фонде П. И. Бартенева. Это известный русский литературовед и историк. Граф Толстой, например, консультировался у него, когда писал «Войну и мир». Дело жизни Бартенева – журнал «Русский архив», издававшийся на протяжении более полувека.
В номере за 1874 год «с высочайшего позволения» напечатаны письма Василия Жуковского к императрице Александре Федоровне (жене Николая I и матери Александра II). Стоит напомнить, что главный русский поэт-романтик был приставлен к царевичу в качестве воспитателя, вместе с ним он совершил и большую, семимесячную поездку по России (Александру тогда исполнилось 19 лет). Жуковский писал с дороги императрице: «…Все радуются прекрасным сыном Царя своего и все благодарят Царя за то, что послал своего сына знакомиться со своим народом. Все видят в этом и нежное сердце отца, который хочет поделиться с Отечеством своею любовью к сыну, и заботливое сердце Государя, который устраивает счастливое будущее своего наследника и своего народа во взаимной любви их, им самим производимой. Вот что говорят все, хотя разными словами…»
Этот номер «Русского архива», видимо, прочитал в 1874 году шуйский купец и краевед Иван Лядов. В продолжение темы он решает послать в редакцию копию письма шуйского жителя от 14 мая 1837 года. Имена автора и адресата, к сожалению, не уточняются. Лядов даёт лишь такое пояснение: «При появлении в печати писем В. А. Жуковского о путешествии Государя Наследника по России в 1837 году мы приводим здесь письмо из Шуи в С-Петербург шуйского жителя, которое как нельзя более выражает те чувства народа, о которых говорил В.А. Жуковский. Беспредельная радость, благоговение и верноподданническая преданность выражались тогда повсюду. Видеть своего Царя и его наследника для русского человека есть самое высшее благо на земле».
…Насколько известно, письмо в «Русском архиве» опубликовано так и не было. Но сейчас, видимо, настал его час. Привожу текст (написанный 180 лет назад) практически без сокращений, с минимальной «адаптацией» синтаксиса и грамматики:

«На письмо ваше, почтенный друг, полученное 12-го числа сего месяца, я до ныне не отвечал, и теперь отвечать ещё не в силах. Не знаю, испытывали ли вы в жизни вашей такое чувство радости, благодарности к Богу и душевного наслаждения, что уже ничем другим заняться или о чём другом мыслить были вы не в состоянии, кроме того предмета, который объемлет и наполняет всю душу и все сердце. В таком-то состоянии нахожусь теперь я, и судите сами, время ли мне при том помышлять о моих ежедневных суетах и заботах. «Государь! – говорили наши предки Святому Благоверному князю Владимиру, – кто вкусил сладкого, тому ненраво горькое», а душа моя напиталась святой манною молитвы, глаза увлажнились радостною росою слез…. Дайте мне сперва отдохнуть и не посетуйте на мое молчание.
Но желал бы я теперь обладать даром велеречивого витии, чтобы хоть сколько-нибудь рассказать вам, почтенный друг, о причине моей радости, нашей – скажу прямее – радости, ибо чувство мое равно разделяют все мои сограждане, все жители нашей Шуи и её окрестностей. Если эта радость общая, то ваше русское сердце уже угадывает причину наших восторгов и наслаждений душевных, и оно не ошибается! Да, почтенный друг, виною благодатного веселья нашего были приезд в наш город и пребывание среди нас Государя Наследника – Александра Николаевича!
Что сказать вам обо всём этом: и слова не найдены, и описывать почти нечего, так что если вы прочитаете статью, которая, вероятно, будет помещена в «Северной пчеле», то узнаете все подробности, как происходило это счастливое для нашего маленького города событие. Скажу вам просто: Его Императорское Высочество пожаловало к нам 12 мая, в семь часов вечера; помолился Богу в соборной и Крестовоздвиженской церквях, после стола посвятил время отдыху, на другой день рано утром принял дворянство и купечество и немедленно отправился в дальнейший путь на село Иваново и Кострому.
Вот и всё, но чего испытали сердца наши в сие краткое, менее суток, время!
Вспомните, почтенный друг! Кого мы видали – сына Царя и отца нашего, избранника, волею Бога назначенного наследником славному престолу, того, который некогда будет отцом детей наших! Мы видали его среди нас в смиренном виде странника по родной земле, подъемлющего первые труды по воле августейшего родителя, повелевшего ему, да обозрит он те страны, коими некогда судит ему Бог обладать и править; да познает он русский народ, русскую жизнь и русскую землю. И юный князь грядёт от Запада к Востоку, от Севера к Югу, как звезда последовательница наших светлых дней счастия.
Если бы могли вы, почтенный друг, видеть, как мы ждали его, и в городе и в окрестностях. Говорю «мы», потому что тут все мы были заодин. Всюду по дороге готовились для встречи его; будто на Светлое Воскресенье чистили, ладили, устраивали – не по приказу, по своей воле – и во многих селениях жители ставили даже столы, покрывали их белою скатертью и встречали Царевича с хлебом и солью.
Когда уж мы достоверно узнали день прибытия нашего гостя благодатного, с утра сторожевые стояли у нас на горе, по дороге к Суздалю, а народу не сиделось – он толпился по улицам, сходился в город из селений окрестных, другие поспешно шли на суздальскую дорогу. И вот, видим: скачет наш верстовой: «Едет, едет!» – кричал он издали. «Едет!» – вскликнул народ, и всё вдруг умолкло, только крупно забились у всех сердца! Колокола загремели торжественным звоном – взоры всех устремились на тот перекресток, где разделяются у нас городские улицы, одна ведёт к собору, другая к дому, назначенному для пребывания Царевича. Явился экипаж царский, и – «в Собор поворачивают», – раздался общий клик, рванул православный народ – слился с толпой, которая бежала сзади за экипажем, и не стало проезда Царевичу при оглушающем крике «Ура!», при восклицаниях «Ангел наш, Ангел Божий!» – прекрасный, юный приветливый, кроткий. Он благоговейно вошел в Соборный храм, поверг в прах свое Величие перед чудотворной иконою Богоматери, положил три земные поклона… Тут слезы брызнули у всех нас, и Господь ведает, какая тёплая молитва за отца его и за него вознеслась к Владычице Богоматери – высокий гость наш принял потом от соборного протоирея список иконы Богоматери и при радостном клике народа посетил Воздвиженскую церковь, находящуюся на пути, медленно достиг до квартиры своей, назначенной в доме нашего молодого, но почтенного гражданина И.Д. Киселева. Народ забегал вперед экипажа, не давал дороги, не мог наглядеться, зная, что радость наша ненадолго погостит у нас. Дом Киселева был окружен толпами православных, не расходившимися почти во всю ночь; город был вечером освящён; два щита горели с изображением священных имен Государя, Государыни, Наследника!
Радостен, весел был этот день для жителей Шуи. Да и было чему порадоваться – порадоваться на нашего юного, прекрасного, милостивого Гостя.
С какою кротостью приветствовал он всех и каждого, как любовался он нашим привольным разгулом радости! Как всех приветствовал он – добрый сын доброго Царя, всем уделял свою милостивую речь.
Хозяин дома встретил его по русскому обычаю с хлебом и солью и удостоился пожалования бриллиантовым перстнем. За обеденный стол Царевича приглашены были, кроме свиты его, полковник корпуса жандармов г-н Мягков и самый близкий и всеми любимый сосед нашего города, помещик, бывший здесь в отпуску, камер-юнкер Н.А. Кашинцев. После стола Его Высочество любовался богатою библиотекой хозяина; <…> и с любопытством рассматривал его конторские книги, говорил о торговле и промышленности нашего деятельного города. Мы забывали, что видим будущего Царя России. Он был семьянином нашим, родным <…>. Когда на другой день, узнавши, что наш почтенный городской голова А.И. Посылин – скорбный, что не его дом осчастливлен пребыванием высокого гостя, Его Высочество назначил в дом городского главы принять представителей шуйского купечества, и когда он пошёл туда пешком, народ повергался на землю во след его, целовал следы его, и радостные слезы кропили шествие Царевича, как роса небесная пышный цвет надежды нашей.
Он недолго погостил, он скоро простился с нами, но мы не могли ещё расстаться с ним, да и когда было «напасти очи лицезрением» его, как говаривали наши деды? Народ побежал вперед, устремился за ним за пределы города. Многие отправились провожать его, сколько кто мог дальше. Каждого, кто возвращался потом из провожавших, окружали, спрашивали, далеко ли он проводил Царевича? Благополучно ли проехал наш Ангел такой-то мост, такой-то пригорок? Наконец-то пришли вести и из Иванова, и с жадностью каждый слушал и передавал один другому повесть о том, как встречен был дорогой гость в Иванове. <…>
Как он прибыл там прямо к церкви, умилил всех своим благочестием до того, что отцы со слезами указывали на него детям своим и говорили: «Видишь ли, как Царевич-то молится, какие православные кладет поклоны! <…> Вот нам грешным пример и урок!» <…>.
За краткостью времени Его Высочество мог осмотреть только одну набивную фабрику ивановского фабриканта г-на Гарелина, о чём печалились потом кое-кто из людей более богатых, за верное полагавших, что их именно фабрики удостоятся Высокого посещения. Об этом у нас в Шуе так рассуждал народ, что «быть осчастливлену столь благодатным посетителем можно не по богатству, а по милости Божией».
Но пребывание Царевича у нас в Шуе было во всё это время и теперь остаётся особенным и беспрерывным предметом нашей беседы общей, и сердцу каждого усладительной. Тотчас после того, как оставил нас Гость благодатный, все мы собрались в Соборе, без всякой повестки и призыва, и тут жарко помолились мы, «да напутствует его Господня милость в пути и в дороге, да сохранит Господь вхождение его и исхождение его!». Чем ещё могли мы ознаменовать его достопамятное для нас посещение, если не благостынею бедным? Немедленно объявлена была подписка, всякий давал, кто что мог, и до пяти тысяч рублей тотчас набрано было для бедной братии.
Пересказать вам, почтенный друг, все рассказы и все вести, какие переходили потом из уст в уста, право, я не могу и не умею! Тут наш почтенный градской Глава говорил, что в память посещения Царевича он украсит свой дом лучшим портретом его и на золотой раме подпишет эти вожделенные день и час, когда дом Посылиных был осчастливлен присутствием Сына Царского. Тоже хотел сделать и хозяин квартиры Цесаревича И.Д. Киселев, а те книги конторские, которые удостоил рассматривания Царевич, хозяин предположил облечь в богатый переплет. Одни вспоминали, как для дорожной постели Царевича была потребована солома, и прибавляли: «Не на мягких пуховинах покоится, а приучен, видно, к труду Царскому и житью разному!» Другие говорили, что первым попечением Царевича была мысль о бедных, которым выдана от Него для раздачи царская милостыня. С восторгом сказывал наш бывший городской глава и почтенный согражданин Болотов, что ему привел Бог подать руку Царевичу при выходе Его из коляски у Собора. Духовенство и граждане единогласно решили: просить позволения, чтобы в обоих посещённых Царевичем храмах Божьих поставили доски с подписями <…>. И мог ли я, почтенный друг, вам, любящему нашу добрую Шую, не пересказать, как умел, всех подробностей благодатного для нас события! Простите нескладному моему рассказу, потому простите, что он от сердца, и я, не знакомый ни с витийством, ни с наукою, облегчаю им свою душу, полную чувства неизъяснимой радости – за себя, удостоенного на старости лет моих видеть светлые очи Царевича, и за город родимый, где погостил он и утешил нас! Присовокуплю одно – молитву Царю небесному за царя земного, владыку нашей русской земли <…>. Оживешь ты в благодатном сыне своем, научаемом от тебя высокой мудрости Царского правления! А нам, детям твоим, уж не учиться любить детей твоих, чад твоих, в которых солнце милости Божией освещает светом настоящего будущую славу и счастие Отечества.
Шуя, мая 14-го дня 1837 года».

Что к этому добавить? Сохранились свидетельства о той поездке и жителей других городов России – везде восторг и умиление. Тот же Жуковский пишет: «На каждом шагу встречает Его искреннее, радушное доброжелательство, тем более для него трогательное, что никакое своекорыстие с ним не смешано: все смотрят на Него как на будущее, прекрасно выражающееся в Его наружности...»
Александр оправдал народные чаяния – его при жизни прозвали Освободителем. Только вот сам народ изменился к концу века, и на смену умиленным православным пришли террористы-революционеры. В 1881 году самодержавец погиб от бомбы народовольцев.
Возвращаясь к поездке 1837 года, процитирую небольшой фрагмент дорожного письма флигель-адъютанта С.А. Юрьевича, сопровождавшего царевича: «Погода нам благоприятствует со времени выезда нашего из Ярославля. <...> Ярославская и Владимирская губернии – богатство России: на каждом шагу большие селения с огромными каменными церквами, едешь, и кажется, что на святой Неделе в Петербурге: колокольный звон не перестает гудеть в ушах. Вчера мы оставили город Шую, в полном смысле слова Русский Манчестер, и богатое село Ивановское, тот же Манчестер».
Сохранилась короткая запись и в дорожном дневнике поэта Жуковского с любопытными «земными» деталями: «Остановились у купца Киселева; ковры, картины, стены под мрамор, кивоты с образами и тараканы. Интрига городничего (вероятная) против Головы Посулина, торгующего на 12 миллионов, между прочим, и с Персией. Упрямство Канкрина сложить пошлину. Соборная церковь, серебряный иконостас и рукописи. Крестовоздвиженская церковь. Киселев и Посулин до 500 – 700 000. Арзамасская плащаница, престол Campioni. Смесь вкусов. – Библиотека в доме Киселева. Его счетные книги. 13 мая переезд из Шуи в Кострому, через Иваново (Гарелина фабрика ситцев), через Писцово и Нерехту».
Здесь требуется небольшое пояснение: Е.Ф. Канкрин – министр финансов империи. Видимо, шуяне на него пожаловались. Фамилия городского главы у Жуковского записана с ошибкой – речь идет об А.И. Посылине. Несмотря на интриги городничего – во главе города он оставался до 1839 года, уступив место И.Д. Киселеву, в доме которого и останавливался царевич.
И еще один интересный персонаж, упоминаемый в самом тексте письма, – «самый близкий и всеми любимый сосед нашего города, помещик, бывший здесь в отпуску, камер-юнкер Н.А. Кашинцев». Это выходец из старинного дворянского рода, ему принадлежало село Юрчаково (810 душ), ныне входящее в состав Шуи. Кашинцев (1799–1870) – автор нескольких верноподданнических стихов. Известен тем, что состоял на службе в тайной канцелярии его Императорского Величества. «В донесениях, основанных, как правило, на слухах, реже – на документах, старался изобличить неблагонадёжность целого ряда литераторов».
…Как и предполагал автор нашего письма, о пребывании императора в Шуе написала петербургская «Северная пчела» – правда, спустя неделю и совсем кратко. Там сообщается ещё о двух населенных пунктах Ивановской области, удостоенных высоким визитом: «На переезде от Суздаля к Шуе, Государь Наследник обозрел Золотниковскую Пустыню, в которой начал иноческую жизнь свою святитель Митрофан Воронежский, и почтил особым вниманием богатое село Лежнево, принадлежащее Князю В.В. Долгорукому. В семь часов вечера Его Величество прибыл на ночлег в город Шую, осмотрел богатые церкви, соборную и Крестовоздвиженскую, отлично украшенные усердными приношениями шуйских граждан, Киселева, Посылина, Корнилова, Болотова и других, и беседовал с купечеством о промышленности и торговле города, составляющее в настоящее время один из важнейших мануфактурных пунктов Империи. Ночью город Шуя великолепно был иллюминирован.
13 мая, в семь часов утра, Государь Цесаревич изволил выехать из Шуи, на пути останавливался в знаменитом фабриками своими селе Иванове, внимательно рассмотрел там хлопчатобумажную мануфактуру купцов Гарелиных».


1. «О пребывании государя Императора в гор. Шуе в бытность наследником престола. Письмо Шуйского жителя к другу его в Санкт-Петербурге мая 14. 1837». // РГАЛИ: ф. 46, оп. 2, ед. хр. 115.
2. Дорожные письма [жене] С.А. Юрьевича 1837 года // Русский архив. 1887. Книга 4. С. 446
3. Письма В.А. Жуковского к государыне императрице Александре Федоровне // Русский архив. 1874, книга 1. С.45.
4. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 14. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1834—1847 гг. М., 2004. С. 50.
5. «Северная пчела», №112. 21 мая 1837. С. 446-447.