«Вы понимаете, ПВР рано или поздно закончится для всех. Люди же здесь жили не месяц, не два. И за этот период можно было что-то найти», – говорит замдиректора коррекционной школы-интерната для детей сирот в Комсомольске Светлана Частова.
В Россию после начала войны на востоке Украины бежало около миллиона человек. Такие данные приводит ООН. Ивановская область в прошлом году приняла около 1,5 тысяч беженцев. Регион тратил на переселенцев миллионы – на питание, обслуживание ПВР, медицинские услуги. Помогали украинцам с миру по нитке – собирали деньги общественные организации («Красный Крест», «Мы» и т.д.), обычные жители региона, чиновники областного правительства и органов госвласти. Областной бюджет выделял средства на адресную помощь переселенцам и на обустройство их быта. Билеты тем, кто уезжал в другие регионы работать или к родственникам, покупали на добровольные пожертвования. Но люди, по разным причинам не сумевшие найти работу, снять жилье или уехать из Комсомольска, стали никому не нужны. Тема переселенцев не поднималась властями региона практически целый год – устроились, как-то живут, ну и ладно. Обратно ехать боятся: конфликт продолжается, борта с ранеными продолжают поступать. И остаются здесь, в неизвестности, вдалеке от родины, куда, может, уже и возвращаться не хотят.
Украина
Но есть в этой истории и другие люди. Которые не уехали в Россию, а оставались в своих домах до последнего, а потом, когда над головой стали свистеть осколки снаряда, разъехались по Украине. Многие бежали в Днепропетровск, который находится всего в двухстах километрах от линии фронта. Так появилась волонтерская организация «Помощь Днепра». Ее активисты смогли вывезти более 26 тысяч человек с территории АТО.
Центр помощи переселенцам располагается в старом общежитии, где раньше жили кошки да бомжи, рассказывают волонтеры. Администрация города безвозмездно отдала им в пользование здание, и днепряне сами сделали простенький ремонт. Сейчас центр живет и набирает силу – здесь есть кухня, столовая, прачечная, спортивный зал, театр английского языка, ИЗО-студия, различные кружки по интересам.
«Мы никогда не думали, что мещанский, зажиточный Днепр будет помогать Донбассу. Но когда сюда стали прибывать толпы переселенцев, возле наших дверей выстроились очереди обычных днепрян, которые хотели помочь: принесли с собой одежду, игрушки, постельное белье, – рассказывает координатор проекта Ирина. – В сентябре 2014 года мы принимали по 350 человек в день. Дети находились в ужасном состоянии: даже от звука проехавшего трамвая они в панике прятались под стол. С ними работали психологи, мы даже приглашали священников».
В отличие от российских реалий, украинские власти денег на переселенцев не выделяют, говорят участники «Помощи Днепра». Если не считать копеек на 3-разовое питание для тех, кто находится в больнице. Более того: с тех пор, как начался конфликт на востоке Украины, президент страны ни словом не обмолвился о помощи переселенцам и их статусе, говорят активисты «Помощи Днепра». Теперь Украина стоит на волонтерах, которые решили: «Если не мы, то кто?». Среди них жители благополучного Днепропетровска (которые о своей прежней жизни практически не вспоминают – война расколола и ее на «до» и «после»), и переселенцы с Донбасса, которые пытаются забыть этот кошмар, находя себе дело и призвание в помощи таким же, как они.
Женщина-врач
Светлана Островская, жительница Иловайска, была свидетельницей страшных боев в родном городе летом 2014 года. Она бежала в Днепропетровск, когда находиться в Иловайском котле стало смертельно опасно. Теперь Светлана – волонтер центра «Помощь Днепра». В прошлой жизни – врач-реаниматолог, работала в Иловайской железнодорожной больнице.
«Вся наша семья – врачи. Сын тоже пошел по моим стопам и работал в реанимации. Когда начались обстрелы, в Днепропетровск уехала невестка с пятилетним внуком. Сын пробыл там дольше, пока не произошел один случай: в больницу, когда он дежурил, ворвались дээнэровцы в неадекватном состоянии, приставили ему к виску автомат и стали требовать наркотики. После этого сын вскочил на мотоцикл и уехал в Днепропетровск, – вспоминает Светлана. – Мы не поехали в Россию, хотя граница была совсем близко. Мы знали, что там нас никто не ждет, что будут проблемы с трудоустройством, потому что украинские медицинские сертификаты на территории РФ недействительны. Родственников у нас нет ни в России, ни в Украине. Но мы ехали не к кому-то или куда-то: мы бежали от войны. Стресс длился очень долго. Как-то надо мной пролетел гражданский самолет, но я упала на землю и закрыла голову руками. Это уже рефлекс – прятаться от падающих снарядов».
Все трудоспособные члены семьи Светланы сейчас работают в больницах, сама она оказывает медицинскую помощь в волонтерском центре. Сын читает лекции по оказанию первой помощи, невестка Светланы пошла медсестрой в батальон «Донбасс», основанный в Днепропетровске, внук ходит в детский сад.
Под «Градом»
Первые выстрелы прозвучали в Иловайске 5 июня 2014 года, рассказывает Светлана. Стреляли каждый день.
«Нам давали время до половины девятого утра, чтобы мы пришли на работу, но если не успел – все, тебя сбивает с ног… Я шла на работу в больницу вдоль стадиона, на котором стоял дээнэровский «Град». И надо успеть пробежать мимо него, потому что уже падали снаряды, землей сыпало… Приходилось ползти на работу. Это для нас стало нормой жизни. К такому ужасу быстро привыкаешь, словно находишься в вакууме. О том, чтобы кого-то хоронить, тема не поднималась. Хоронили, где придется – под обломками дома, в огородах, потому что невозможно было никуда выйти…
Мы все думали, что это быстро закончится, надеялись до последнего. Как-то 12 дней было тихо. Потом в городе появились танки. Дээнэровцы на них разъезжали за пивом. Это, конечно, генетический мусор – я по-другому назвать не могу. Люди с патологиями, наркоманы, маргиналы, религиозные фанатики. Первый флаг, который появился у нас над мэрией, был флаг Российской православной армии. Серьезных вещей делать им не разрешали, они строили блокпосты и так далее. А те, которые поступали в больницу с оружием, были других национальностей. Мои вопросы «что у тебя болит?» и «куда ранен?» приходилось им переводить. Про Гиви (командир ополченцев ДНР, получил звание «Герой ДНР» – 1000inf.ru) могу рассказать. Это, так сказать, наше производство. Тоже маргинал, из цыганской семьи, торговал на вокзале. А потом – герой».
Дом там, где семья
Светлана уехала из Иловайска 7 августа – позвонили друзья, сказали: «Через пять минут уедем! Вы с нами?». Тогда женщина машинально подобрала осколок от снаряда, чтобы сохранить как память об этой войне, собрала документы и вместе с мужем и двумя собаками покинула «котел».
«Там еще оставался мой 80-летний отец. 19 и 20 августа были самые страшные обстрелы, «Грады» не утихали ни на минуту. У нас с отцом был уговор: каждый день в 19 часов он дозванивался мне на телефон: так давал знак, что жив. И вот уже большое года у меня в 19 часов екает сердце. Я как будто жду этого звонка, хотя мой отец сейчас со мной, и с ним все в порядке», – со слезами на глазах говорит она.
Вывозили из горячей точки свои же – за деньги. Один рейс стоил от 500 до 1000 гривен, для небогатого Донбасса это внушительная сумма. Потом возникли волонтерские организации, которые стали оказывать помощь в переселении и последующем обустройстве в Украине – «Крым. СОС», «Восток. СОС», «Сила Будущего», «Помощь Днепра».
Переселенка из АТО вспоминает, как транзитом через Иловайск еще до страшных событий в ее городе везли беженцев из Славянска. В основном это были женщины и дети.
«Мы уже тогда поняли, как далеки друг от друга. Они постоянно говорили, надо присоединяться к России, там все будет хорошо, обещали золотые горы, говорили: «Бросайте эту Украину!», – вспоминает Светлана. – Жизнь там действительно бедная. Я думаю, что когда люди протестовали и устраивали референдум, они протестовали против своей плохой жизни. Я еще раньше говорила этим людям: вы зовете на свою землю войну. Если вы собираетесь территориально делить свое государство, то оно вам ответит, и ответит жестко. Сейчас мои соседи в Иловайске очень бедствуют, я с ними созваниваюсь. Они совершают партизанские вылазки, чтобы добраться за продуктами. Много говорить боятся, говорят только, чтобы мы не возвращались. У моих знакомых, которые тоже уехали в Днепропетровск, два дома заняли чеченцы и устроили там притон».
Сейчас из Донбасса миграции нет, говорит Светлана. Не уезжают и из-за бедности, и из-за того, что опасаются попасть в украинскую тюрьму. Из четырех школ работают три, наполняемость очень небольшая. Дети учатся по русским и украинским учебникам. Ввели и новый предмет – «языки народов Донбасса» (то есть русский и украинский).
«Цены для людей с российской пенсией недоступные. Население озлоблено, люди уже ничего не хотят – ни в Россию, ни в Украину, они достигли предела, – передает Светлана телефонные разговоры с земляками.
«Мы» и они
Разные страны, разные люди, разные судьбы. Но так много общего: горечь, отчаяние, потери. И в Украине, и вот теперь в России наступил момент, когда украинские переселенцы могут не надеяться на государство. Но могут – на руку помощи и на собственные силы. Вопрос только в том, от кого переселенцам в Комсомольске этой помощи ждать? Ведь реального волонтерского движения, которое занимается их проблемами, в Ивановской области нет. В уютной общаге «Помощи Днепра» скоро нарядят елку и соберут стол для тех, кто нашел здесь дом, пусть и временный. Где будут отмечать Новый год «русские» переселенцы, что с ними будет дальше? Может быть, им протянут руку товарищи из движения «Мы», которые не так давно активно собирали деньги на помощь Донбассу?
1000inf.ru
