Сергей Морозов: «У них задание посадить только Сверчкова»

15.05.2015 г. примерно в 14 час. З0 мин. меня привели в следственную комнату СИЗО. Когда я туда вошел, там никого не было. Примерно через 5 мин. в комнату вошли Сосновиков А.Б. – руководитель первого отдела по расследованию особо важных дел СУ СК России по Ивановской области, Прик М.В. – зам.руководителя УБЭП УМВД РФ по Ивановской области и Никошин – руководитель отдела по противодействию коррупции УБЭП УМВД РФ по Ивановской области. 

Мне предложили присесть на стул, против меня сел Прик, сзади него у окна встал Сосновиков, справа от него у стены встал Никошин. Беседу начал Прик. Он сказал, что им все известно по делу, собрано достаточное количество доказательств, которые указывают на то, что в администрации города и в городской думе действовала организованная группа по выделению земельных участков за деньги. Следствию предоставлено огромное количество оперативной информации (записанные разговоры, телефонный биллинг, фото и видеофиксация и др.). Прежде чем возбудить в отношении меня уголовное дело, а затем предъявить мне обвинение в совершении преступления сотрудники УБЭП, следователи, представители областной прокуратуры вместе с экспертами неоднократно собирались у генерала — руководителя СУ СК РФ по Ивановской области. Там (на совещаниях) досконально исследовались все собранные доказательства, проводилось несколько консультаций в Москве в главном управлении. И все пришли к мнению, что это перспективное дело, которое на долгие сроки позволит посадить представителей политического бомонда Иваново. 

Им известно, что в схеме по продаже земельных участков определенную роль играл и губернатор, но по известным причинам они его трогать не будут. Далее они стали поливать грязью моих адвокатов, говорили, что они связались со мной, чтобы выкачать из меня последние деньги и потом кинуть. 

Прик пояснил, что в России сейчас идет полномасштабная кампания по посадке взяточников и следствию и им (УБЭП) дано задание как можно больше возбудить уголовных дел против чиновников, обвинив их во взяточничестве. 

Я спросил у Прика, почему он руководителя СУ СК РФ по Ивановской области называет постоянно генералом, насколько мне известно, у него звание полковника. Прик ответил, что вопрос с его генеральским званием уже решен, а также решен вопрос о генеральстве начальника УМВД РФ по Ивановской области. Для них обоих это дело, по которому я прохожу в качестве обвиняемого, принципиальной важности и они сделают все, чтобы упрятать меня на 10 лет в магаданскую тюрьму и получить генеральские звания. 

Далее Прик рассказал мне о своих «заслугах» по «посадке» высокопоставленных чиновников Ивановской области – ставленников «московской команды» Меня и Пахомова, и что они научены опытом и подстраховались в Москве в МВД РФ на случай, если на них будет оказываться давление из Москвы. 

После этого Прик сказал, что помимо показаний Купчишина, Морковкиной и Гогохия у них есть и показания других людей, по которым в ближайшее время в отношении меня будут возбуждаться уголовные дела. Он назвал фамилию женщины – хозяйки кафе у автовокзала, сказав, что она дает показания против меня, что она мне передавала какую-то взятку. Я сказал, что не знаю этой женщины, так же как не знаю и Гогохия. 

В разговор вмешался Сосновиков, который сказал, что им известно, что я встречался с ее дочерью, с которой меня познакомил Моисеев Александр, которая просила у меня помочь ей защититься от нападок какого-то Холоши. Я сказал, что я действительно старался помочь от какого-то нового назойливого хозяина автовокзала через «Союз воинов Авганистана», общественную организацию, действующую на территории Ивановской области. Сосновиков сказал, что он вообще не понимает, как я, уважаемый в Иванове человек, связался с Моисеевым, который является уголовником, и тем более являюсь крестным его дочери. Далее он рассказал мне, что он боится заходить из-за меня на юридический факультет, где работает его супруга, по причине расспросов преподавателей обо мне, что он уважает меня как преподавателя, который учил его и, что я умный человек и сделаю правильные выводы из нашей беседы. 

Затем Сосновиков сказал, что все, что я говорил на допросах, все это я выдумал, чтобы облегчить свою участь, у них есть неопровержимые доказательства моей вины (аудиозапись разговоров и не только с Морковкиной). Чтобы я не обманывался, они готовы представить мне по просьбе моего адвоката Премилова часть прослушки и записей под протокол. Далее Сосновиков подтвердил слова Прика о генеральских погонах его «шефа» и, что им уже Купчишин не нужен, он сделал свое дело, через месяц они по нему передадут дело в суд по примечанию к его статье и он уйдет на свободу с условным сроком (или вообще избежит ответственности). 

Я спросил Сосновикова, долго я буду еще находиться в карцере? Он ответил, что я там нахожусь не по воле следствия и, что как ему объяснил руководитель СИЗО, это не карцер, а одиночный изолятор с общим режимом. И если я также буду придумывать всякие небылицы, то я еще в этом изоляторе пробуду три месяца, т. к. с 16 июня они опять продлят следствие на два месяца и выйдут в суд с продлением меры пресечения, а суд, как я убедился, на их стороне. Более того, у них имеется два материала, которые им представило ФСБ, указывающие на мою виновность. 

Затем Сосновиков стал мне говорить о Куйдане, что он хоть и слабый следователь, но поскольку очень многие заинтересованы в положительном в их сторону исходе моего дела, то они будут помогать ему всем миром и не допустят, чтобы он сделал какую-либо ошибку. А от моих адвокатов и из Москвы, и из Мурома мне следует отказаться, сейчас не 90-е годы и Москвой никого не напугаешь. Единственный достойный и профессионально грамотный адвокат у меня — это Премилов; зачем мне нужен адвокат Амиров, которого наняла моя жена. 

Далее Сосновиков рассказал мне о том, как он, Прик и моя жена попили чаю в УБЭП, что у него сложилось впечатление, что она скоро пойдет в психушку со своими маниакальными рассуждениями, что у них имеются сведения, что и моя жена замешана в моем деле и чтобы я представил себе ситуацию, когда я на десять лет сяду в тюрьму, жена отправится в психушку, а несовершеннолетняя дочь останется совсем одна. Ему бы не хотелось такого развития событий. Тем более они знают, что я для себя никаких взяток не брал, что я честный труженик, работающий ради карьеры. Сосновиков сказал, что у них есть запись разговора с Морковкиной, где я говорю, что даже с меня за земельный участок хотели взять деньги. Это говорит о том, что я был всего лишь посредник. Поэтому они все здесь. Он даже готов сделать мне на неограниченное время свидание с женой в СУ СК РФ. Я отказался от предложения. 

Затем Прик сказал мне, что у них имеется признание еще одного предпринимателя, которому за взятку выделили земельный участок и который пока еще (на это особо указал Прик) говорит, что он не помнит, кому он передавал взятку: то ли Морозову, то ли Сверчкову. Им известно, что участок, который предназначался Морковкиной, по указанию губернатора в телефонном разговоре со Сверчковым, должен был быть передан Сиганову. Нам все известно, сказал Прик, в том числе и про предпринимателя по фамилии Маргаринт. Я спросил Прика «Кто это?». Он ответил, что я все прекрасно сам знаю. 

Далее Прик сказал, что мы со Сверчковым очистили администрацию города от ненужных нам людей, везде посадили своих, чтобы первые лица города могли без проблем осуществлять свои преступные помыслы. В частности мы уволили из управления архитектуры Селезневу и Неборак, посадили туда начальником Магусева, а заместителем к нему Голубеву, которые сейчас дают изобличающие меня показания. Также изобличающие меня показания дают практически все сотрудники администрации, которых они допрашивали. Все говорят, что бегал по кабинетам и, угрожая им, оказывал на них давление, чтобы они ставили подписи по тем или иным документом с целью ускорения выделения земельных участков. Сотрудники администрации показывают, что с Репиным (1-ый зам. Главы администрации) постоянно перед заседанием земельной комиссии встречались и обсуждали выносимые на комиссию вопросы и они это оценивают как предварительный сговор с последующим давлением на членов комиссии. Кроме того у них есть доказательства, что я встречался с Купчишиным во дворе своего дома, где он передавал мне взятку. Я ответил, что это чушь. 

В разговор вмешался Сосновиков, который сказал, что все мои разговоры о том, что я не являюсь должностным лицом и специальным субъектом по ст. 290 УК РФ и не распоряжаюсь земельными участками – для них это не важно. Они лучше меня знают уголовное законодательство и судить меня будут за использование мною своего авторитета в отношении работников администрации с целью осуществления действий в пользу взяткодателей. 

Прик сказал, что у них имеется еще много козырей, которые позволят сначала годик подержать меня в СИЗО, а затем на долгий срок и с большим штрафом отправить в Магадан. А там, или на этапе, со мной может произойти всякое, и что мне не стоит надеяться на УДО, поскольку они сделают так, что я дважды окажусь в карцере и УДО мне не видать. А у меня несовершеннолетняя дочь и жена на грани попадания в психушку. 

После этого Прик сказал, что им всем по человечески очень жаль меня, что я стал жертвой обстоятельств, что они меня уважают, с политикой мне конечно придется расстаться, но они могут мне помочь вообще не сесть в тюрьму, с небольшим условным сроком выйти на свободу. Он привел пример Савочкина по делу Чужбинкина, и Купчишина, который скоро окажется дома. Мне всего лишь надо прекратить закрываться от следствия и давать необходимые показания на Сверчкова, поскольку Ивановский следственный ксмитет уже отчитался о поимке высокопоставленного взяточника. Если я не буду давать показания на Сверчкова, то им уже без разницы, я для Москвы тоже являюсь высокопоставленным чиновником, и машина меня проглотит и не подавится. Прик посоветовал мне хорошенько подумать, тем более и я и они знают, что я ни копейки денег не брал, я был всего лишь посредником. Стоит ли брать мне всю вину на себя, когда Сверчков уедет в Крым, где он строит себе дом на берегу Черного моря, будет купаться в море, а я отдыхать в Магаданской тундре. 

Я спросил Прика: но как я буду давать такие показания, если я действительно ни от кого ничего не брал? Прик ответил, что это уже их забота, их методы работы, им главное посадить хоть и бывшего, но главу города. Они понимают, что посадив Сверчкова ниточки могут потянуться и выше. Но у них задание посадить только Сверчкова. Если они не выполнят его, то всю злость они обрушат на меня, что им не хотелось бы делать. Я должен понимать, что на кону стоит не только моя карьера, о которой можно забыть, но и, возможно, моя жизнь. 

Далее Прик сказал, что они специально держат меня в изоляторе одноместном, поскольку в тюрьме у меня есть как сторонники, так и враги, которые хотят со мной поквитаться; кому-то я где-то перешел дорогу. Их задача защитить и, по возможности спасти меня, для этого нам нужно всем сотрудничать, и я должен выкинуть из головы всякую романтику, никто мне не поможет кроме них. 

Я сказал, что я понимаю цель их прихода, что методы следствия не изменились с советских времен, слава богу, что меня еще не бьют и не пытают, но, по-моему, они пришли слишком рано. Купчишина они сломали на девятый день отсидки в карцере, я сижу уже двадцатый день. После этих моих слов Сосновиков резко направился к выходу из кабинета, на ходу бросив фразу: «Мне все понятно, мы зря потратили час времени». Прик попросил у Сосновикова разрешения побеседовать со мной еще десять минут наедине. Сосновиков разрешил и вместе с Никошиным вышел из следственной комнаты. 

После того, как мы остались с Приком наедине, он рассказал мне, что он встречался в моим другом Царевским – прокурором Ленинского района г. Иваново, что он отзывался обо мне только с положительной стороны, и если я согласен, то следующий раз он придет ко мне вместе с Царевским, чтобы тот попробовал уговорить меня не совершать ошибку. Я отказался, сказав, что не хочу, чтобы мой друг Алексей из-за меня брал грех на душу. 

Затем Прик стал мне рассказывть о том, что он, как и я, является православным христианином, он ходит в церковь, читает молитвы и, как православный православному, желает мне только добра и хочет мне помочь. Он дает слово офицера, что если я помогу им, то он сделает все, чтобы я вышел из тюрьмы на условный срок, а с 16 июня ушел на домашний арест. Я сказал, что я каждый день молюсь о них богу, чтобы он простил их и, что если бы Прик был действительно православным, он бы не допускал такого греха, который он делает в отношении меня, и я знаю о нем больше, чем он думает. 

После этих моих слов Прик сказал, что он честный опер, офицер, что он с кем работал еще никого не обманывал. Он мне дает подумать об их предложении до середины июня, и если я не соглашусь, то дальше он лично объявит мне войну и за меня никто не вступится, я буду просить у них помощи, но они посадят меня на максимальный срок с максимальным штрафом, а до этого четыре месяца я буду сидеть, где сижу, а потом они подыщут мне камеру с «нормальными» уголовниками до суда, что ему не хотелось бы делать, т. к. он проникся ко мне глубокой симпатией, как к умному и порядочному человеку. Затем он пожав мне руку покинул следственную комнату со словами, что наша беседа не окончена. 

21.05.2015 г. после допроса в СУ СК РФ по Ивановской области меня отвели камеру ожидания ждать, когда за мной заедет автозак. Камера ожидания находится в подвале здания СУ СК. Приблизительно минут через сорок, как меня туда привели, ко мне в камеру зашли Прик и Никошин. Они взяли стулья в коридоре и предложили мне с ними побеседовать. Прик начал с того, что им известно все про прошедший допрос, но ту информацию, что они нам представили – это всего лишь маленькая часть того, что у них имеется, и они готовы впредь маленькими частями предоставлять нам имеющуюся у них информацию. 

Прик спросил у меня, готов ли я с ними сотрудничать, ведь я, наверно; догадался, что у них есть очень много информации. Я ответил, что то, что нам озвучил следователь, из этого не вытекает моя виновность в получении взятки наоборот говорит о моей невиновности. Я спросил Прика, как же я смогу давать показания против Сверчкова, если я не брал никаких денег. Прик ответил, что главное, чтобы я говорил нужную им информацию, а свидетелей, которые мне передавали деньги для Сверчкова они найдут. Один такой свидетель у них уже есть, он дает показания, но они сделали так, что пока эти показания касаются меня боком. Если я не буду сотрудничать с ними, то этот свидетель прямо укажет на меня, что он передавал деньги для Сверчкова через меня. А доказательственную базу под его показания они сделают (прослушка, фотофиксация, показания других свидетелей). 

Что касается представленной на допросе информации, сказал Прик, то неужели я не обратил внимание на то, что я рассказал Морковкиной о действующей в городе организованной системе получения взяток за оформление земельных участков, я же прямо ей сказал, что эта система должна работать безопасно и она отличается от системы придуманной Жубаркиным (путем оформления земельных участков на одну фирму). Я сказал, что эта фраза ничего не значит. Даже если предположить, что я ее говорил Морковкиной, то она вырвана из контекста всего разговора, суть которого сводилась к тому, что в Иваново все земельные участки должны оформляться законно, без взяток, не подставляя первых лиц города. 

Далее Прик стал мне рассказывать, как они сотрудничали с Матвеевым, который ушел на зону довольный приговором, с Блекловой, бывшим руководителем пенсионного фонда, каким-то подполковником ГИБДД, который принимал экзамен за взятку у будущих водителей, и которому дали, благодаря им, условный срок и он смог спокойно получить милицейскую пенсию, с Канаевым, который отделался штрафом. Это говорит о том, что могу доверять слову офицера Прика. 

Прик сказал, чтобы я еще раз подумал об их предложении, о его слове офицера, ибо срок они мне дают только до 16 июня, дальше я им уже буду безразличен и они будут уже меня не уговаривать, а будут со мной воевать. Затем Прик предложил мне опять встретиться втроем с Царевским, чтобы он убедил меня в искренности слов Прика. Я отказался. 

Далее Прик сказал, чтобы я подумал о своей семье, о своей дочке, супруге, как им сейчас тяжело, а если я сяду на десять лет, то им будет еще тяжелее. А они способны привести дело к такому результату, поскольку на их стороне судебно-следственная машина, а на моей стороне горстка адвокатов, которые меня кинут, как только они на своей шкуре испытают всю мощь этой машины. 

Затем Прик стал мне объяснять, что из всех моих адвокатов он доверяет только Премилову, он реально может мне помочь. Я сказал Прику, что своими объяснениями он компрометирует Премилова в моих глазах. Прик занервничал и сказал, что я его не так понял, что с Премиловым они разговаривали о моей ситуации в коридоре УБЭП, когда я давал объяснения в марте по поводу своих жалоб, и тогда он ему сказал, что им все известно обо мне начиная с лета 2014 г., и есть много компрометирующей меня информации. Премилов тогда ему сказал, что прежде чем определяться, желательно бы послушать все, что они там накопали. Поскольку Прик и Сосновиков хорошо относятся к Премилову, то они пошли для нас на такие уступки, как сегодняшний допрос. 

Далее разговор перешел на условия моего содержания. Прик сказал, что они специально определили мне одиночный изолятор, переоборудовав его из карцера. С одной стороны, чтобы я понял, что в тюрьме у меня не будет сладкой жизни, а с другой стороны, они действительно опасаются за мое здоровье, если они переведут меня в камеру. У меня в тюрьме есть «благожелатели», которые только и ждут, когда я из карцера переведусь в камеру. Если не буду сотрудничать со следствием, то меня посадят в двенадцатиместную камеру, где меня либо кто-то ударит головой об стену, либо об мою голову сломает стул и меня после этого на всю жизнь «закроют в психушке», либо кто-то ночью незаметно меня придушит. И никто никогда никого не найдет, потому что зеки будут молчать. У них вообще много способов подорвать мое здоровье и сделать меня инвалидом. Чтобы всего этого не произошло, мне всего лишь надо показать против Сверчкова, что я ему передавал деньги, и тогда, возможно уже в августе, я буду на свободе. 

Кроме того, сказал Прик, что он с Никошиным в июле месяце собрались идти в отпуск, (с 8 июля) и если я к этому времени не определюсь, то они смело уйдут в отпуск, а меня оставят на произвол судьбы, т. е. команде Сосновикова, а они очень хорошо умеют «стряпать» дела, например дело Молодова, которое они мурыжили целый год и сделали Молодова инвалидом. 

Прик еще раз мне напомнил, что мое дело очень важно как для их начальника УВД, так и для руководителя СУ СК, которые уже заказали себе генеральские мундиры. После всех этих слов я спросил: «Ребята у вас крыша не поехала, вы случайно не насмотрелись российских фильмов про ментов?» Прик сказал, что «витаю в облаках», что я еще не осознал, в какую заварушку в попал, и они хотят стать моими друзьями, помочь мне. Тот сотрудник ГИБДД, которого они поймали на взятке, до сих пор им благодарен и каждый год на день УБЭП дарит им бутылку хорошего коньяка. Они рассчитывают, что если и я сделаю правильный выбор, то мы еще не одну бутылку коньяка вместе выпьем. Уже сейчас они готовы организовать свидание с моей женой, обеспечить мне режим содержания и еще что-нибудь сделать, чтобы я понял, что они желают мне только добра (хорошую двухместную камеру с телевизором, холодильником, возможность заказывать еду с воли и др.). Я должен понять, сказал Прик, что все мои показания, которые я давал на допросах и очной ставке, они ничего не стоят, и тот материал, который есть у них, полностью опровергает все, что я говорил. Сейчас он пока сдерживает ситуацию на серединной линии пересечения: с одной стороны дело Купчишина-Морозова, с другой стороны – будущее дело Сверчкова. И от меня зависит, в какую сторону с этой линии он передаст материалы следствию. 

Далее Прик сказал, что у них есть план каждый год сажать по одному из высокопоставленных чиновников. В прошлом году это был Матвеев. В этом году – это я или Сверчков. Всегда они начинают разработку операции с осени, а весной идет посадка человека. Этой осенью они уже наметили очередную жертву и после отпуска запустят ее в разработку. 

Прик сказал, что он надеется, что это не последний наш разговор, они до 16 июня будут потихонечку мне давать расшифровку моих разговоров под протокол, как это было сегодня, затем они будут встречаться со мной и обсуждать дальнейшую мою судьбу. После этого мы поговорили об общих наших знакомых, порассказывали анекдоты, (причем в основном Никошин), за мной приехал автозак, мы пожали друг другу руки и направились в разные направления.