Семь-девять лет дают Саратову местные строители и коммунальщики. Если за это время город не выйдет из пике, его будет дешевле разрушить и построить заново. В этот сценарий заставляют поверить фотографии минувшей зимы: мертвые трамваи, тонущие в сугробах люди, задушенные сосульками дома — очень похоже на блокадный Ленинград. Но сейчас не война, и город Саратов не беднее многих других. Откуда же такая деградация? Какие экономические, политические, социальные нити формируют этот клубок противоречий?
Что происходит с системой управления городом сейчас, невозможно понять, не зная, что происходило в Саратове последние пятнадцать лет.
Эпоха, когда городом рулила военно-техническая интеллигенция, закончилась в 1996 году, когда в губернаторское кресло сел бывший агроном из Балтайского района Дмитрий Аяцков. Вслед за ним в город устремился мощный поток родственников, кумовьев, земляков и просто «хороших людей». Их тут же окрестили «птичниками», хотя по профессии они могли быть кем угодно. С тех пор ключевым понятием в местной общественно-политической жизни стала клановость. Здесь очень легко стать чьим-то личным врагом. Достаточно выпить кофе с кем-то из влиятельных людей — и ты уже подорвался. Когда узнаешь подробности местной вендетты, возникает стойкое ощущение, что ты не в Саратове, а в Махачкале. Крови, конечно, поменьше, зато побольше тюрьмы.
«Свой» — вот главная характеристика человека, который может претендовать на ту или иную стратегическую высоту. Профессионализм — дело десятое. К чему это приводит на практике уже в наше время, можно продемонстрировать на примере того же водоканала, который убила именно клановость. Долгие годы его директор (уже бывший) Лариса Абрамова выписывала льготные техусловия девелоперской компании, которой владеет супруга руководителя одной из правоохранительных структур региона. Миллионные потери для бюджета — это полбеды. Главное — что в качестве ответной любезности Абрамова получала возможность действовать без оглядки на закон. Результат — полумертвый водоканал и почти миллиард долгов.
Волна коррупционных инвестиций в 90-е годы дала кратковременный эффект. Город стал ярче, появились новые здания, обновились старые. Но за видимостью благополучия накапливались бомбы замедленного действия, которые рванули в 2000-е.
…Одним из ключевых инструментов партийной системы власти стал пришедший на смену севшему Юрию Аксененко новый глава города Олег Грищенко. К тому времени уже произошла реформа местного самоуправления, и муниципалитеты по всей стране стали двуглавыми. Официальным главой города считается избранный из числа депутатов председатель гордумы (Грищенко), но фактически исполнительной властью рулит так называемый сити-менеджер, которого выбирают депутаты. Одни считают, что это было сделано, чтобы, сохранив видимость демократических процедур, фактически отсечь народ от выборов. Другие полагают, что это такой способ защиты от дурака. Впрочем, саратовский опыт последних пяти лет показывает, что даже при руководящей роли партии эта защита не работает. По крайней мере, из четырех сити-менеджеров, с которыми пришлось сотрудничать Олегу Грищенко, трое были навязаны не только городу — они были навязаны сами себе.
— С этих пор градоначальники в нашем регионе стали не появляться, а всплывать , — закуривает очередную сигарету Леонид Писной. — Сначала назначили Колю Романова из команды мэра города Энгельса Михаила Лысенко. Это был, пожалуй, лучший мэр за двадцать лет, но партия начала грузить его выборами, а он не политик, он хозяйственник — пришлось его уйти. Потом всплыл Сережа Тульский. Неплохой мужик, грамотный коммунальщик, но человек очень грузный и инертный. Иногда на заседаниях он просто засыпал. Два года назад запустили новый партийный проект — Славу Сомова. Выплыл он буквально за неделю, из города Воронежа, где возглавлял «Воронежрегионгаз». Возглавлял хорошо, грамотно, но жизнь газовика и жизнь главы огромного города — это совсем разные жизни, другой стиль работы. Когда Вацлав представлял Сомова, даже послушный Грищенко высказал робкое предположение: может, не надо?
Венцом двухлетнего правления «человека из Воронежа» стали его слова, произнесенные этой зимой и услышанные мною в самых разных здешних кабинетах: «Да, я понимаю, что для города я страшная обуза. Мне иногда самому хочется застрелиться. Но уйти я не могу, буду сидеть здесь, пока велит “Единая Россия”».
