Заметки об ивановской архитектуре. Продолжение
Елена Толстопятова, искусствовед
Но «нравится – не нравится» – критерий ненадежный. Напомню хорошо известный факт: башня, спроектированная Гюставом Эйфелем в Париже, в 1889 году вызывала страшное раздражение. Рафинированная французская публика не была готова воспринять неординарную ажурную конструкцию. В задачу же инженера Эйфеля входила демонстрация только что появившихся новых возможностей строительной техники. Башня предвещала новую архитектурную эпоху.
Пример не единичный. Архитектор предвидит будущее – современники оценивают его творчество в настоящем.
Есть более основательный критерий – «устраивает – не устраивает». Оценка дается не по эстетическим, а по функциональным параметрам. То есть не только прошёл мимо, не обратил внимания, не заметил или напугался, расстроился, рассердился или залюбовался, заинтересовался, обрадовался. Здесь важно, что «я» живу в этом доме, работаю в этом офисе, каждый день захожу в этот магазин, вожу детей в эту школу… Оценивается не только и не столько внешний вид здания, но уровень комфорта. Архитектура может удовлетворять или не удовлетворять пользователя, для которого она создаётся. Пример – типовая застройка. Несколько веков (!) большинство населения России устраивала пятистенная изба. Теперь посмотрим на типовые дома 1950–1970-х годов ХХ века – хрущёвки. Когда в каждом городе появились спальные районы, люди были счастливы, потому что в хрущёвские отдельные (!) квартиры с газом, отоплением и горячей водой переезжали из подвалов, коммунальных клетух, бараков, чуланов, углов (было такое понятие – «снять угол»). Заказчиком хрущёвских кварталов было государство, и строились они планово. В шаговой доступности от жилья проектировались магазины, ясли, детский сад, школа, спортивная площадка, кинотеатр, дом бытового обслуживания, сберкасса, поликлиника, общественный транспорт, почта, старались не забыть и про зелёные зоны. Но плохое (бараки, углы, коммуналки) быстро забылось, и понятие о комфорте стало другим. Поколение, родившееся и выросшее в хрущёвках, такое жильё и такая организация жизни не устраивали. Но и в 70-е, и в 80-е, и 90-е годы ничего нового в массовом масштабе предложено не было. Социальный заказ 50–60-х годов зодчими был выполнен, но через 20-30 лет в общественном сознании он стал восприниматься как символ бедности и неблагополучия, как антиархитектура.
На рубеже веков произошёл глобальный сдвиг в российской архитектурной ситуации: общество освободилось от обязательной для всех идеологии, а в строительстве начал играть важную роль частный застройщик. Появились новые строительные технологии, не стало единых функциональных и художественных критериев, разболтались требования к качеству работы, не хватало опыта взаимодействия с разными заказчиками. Жизнь задребезжала – появилась «дребезжащая» архитектура. После скудости и однообразия городской среды хотелось чего-то необычного, «нарядного», эдакого, хотелось «всего, и много, и сейчас». «Всего и много» – путь рискованный. Ещё один хрестоматийный пример рубежа XIX–XX веков: глава фирмы «Товарищество Тверской мануфактуры» В.А. Морозова, увидев, какой дом «во всех стилях» построили в центре Москвы для её сына Арсения на подаренном ею участке и на её деньги, сказала: «Раньше только я знала, какой ты дурак, а теперь все это видят». Упомянул этот дом как нелепость и Лев Толстой в одном из своих произведений. Со временем к этому мавританско-европейскому «палаццо» пригляделись, что не делает его менее курьёзным. И сейчас появились нелогичные (с точки зрения современника) объёмы, неспокойные дребезжащие ритмы, несвойственные прежде архитектурной среде Иванова украшательские детали, неоправданные функционально смешения круглых, острых, квадратных, изогнутых элементов в одном здании, беспокойно оформленные фасады, экстравагантные колористические сочетания. Привычную городскую среду взорвали высотки, огромные торговые центры, коттеджи, церкви, автостоянки, гаражи, цветные остекления в высоту дома, новые фактуры отделки, памятники, мигающие подсветки, фигурные клумбы, рекламные щиты… Всё это в короткое время. Повторим вслед за А.М. Тихомировым: «какие-то постройки будут признаны памятниками архитектуры». Но пока горожанин растерялся, заворчал, стал присматриваться…
Может, не так всё плохо? Городская среда стала как будто веселей, разнообразней. Но вот ещё одно новое здание, о которое взгляд «спотыкается», поставлено не к месту, загородило привычную перспективу. От желания застройщика отметиться в центре приличная архитектура часто страдает. Пример – застройка площади Пушкина. Каждое здание само по себе, может быть, и является удачей авторов, но все вместе они налезают друг на друга, разрушают хорошо организованное пространство, создают эффект напряженного раздражения. Присмотритесь к неоднократно обруганному зданию бывшего кафе «Морсен» – интересная форма, современное остекление, дружелюбный вход. Но об него спотыкаешься в прямом и переносном смысле.
В городе появляются архитектурные произведения, которые изумляют и ошарашивают, потому что глаз к такому не привык, оно чужое и его много. Потом эти чувства притупляются, привыкаешь, как французы привыкли к Эйфелевой башне. Но к новому быстро приспособиться трудно. Есть противоположные примеры: в меняющуюся в соответствии с современными трендами застройку вносятся традиционные формы, не имеющие отношения к новой художественной идеологии.
Такая ситуация происходит с культовыми сооружениями. Архитекторов в этом винить нельзя. Развитие храмового зодчества в России прервалось в 1917 году. Проектирование церквей, возобновившееся в конце 90-х годов ХХ века, естественно, обратилось к старым образцам. Тем более естественно, что подобный повтор устраивает консервативного заказчика. Но список, как правило, хуже подлинника. Сейчас говорить о смелых новаторских предложениях с использованием новых строительных технологий и художественных решений вряд ли уместно. Ни заказчик, ни общество, ни зодчие не готовы к изменениям в традиционной форме храма. Хотя эти формы на протяжении веков православного строительства менялись – не быстро, но постоянно, отражая стилистику и идеи своего времени. Робкие попытки есть и сейчас. Удачным представляется архитектурное решение церкви на площади Победы, устремленной ввысь, с музыкальным ритмом арок, с деликатным сочетанием традиционных и современных элементов. Она пластически обогатила, по-новому организовала привычное пространство.
Ещё более консервативная ситуация, как ни странно, складывается в Иванове с монументальными памятниками, хотя в отличие от храмовой архитектуры, монументальное искусство успешно развивалось в России в течение всего ХХ века. Памятник Аркадию Северному представляется для Иванова идеологической случайностью, хотя пластически отражает образ певца, стиль начала XXI века и поставлен удачно. Голова Есенина на высоком постаменте, смотрящая на профессионально продуманный и мастерски выполненный монумент революционеру Афанасьеву, и по идеологии, и по пространственному решению вызывает вопросы, на которые вряд ли есть внятные ответы. Появились два новых памятника текстильным предпринимателям, много сделавшим для ивановской культуры, – Д. Бурылину и Я. Гарелину. Здесь с идеологией всё в порядке: уважаемые люди, чьи заслуги значимы для города, достойны памяти потомков. Хорошо известно, что их деятельность долгое время не только замалчивалась, но и оценивалась однобоко и искажённо. Справедливость восторжествовала? Но авторы памятников нашим знаменитым согражданам не делают даже попытки образно осмыслить их труды, удачи, достижения, драмы и трагедии с точки зрения сегодняшнего дня. Старинные фотографии механически переводятся в другой пластический материал. И всё. Художественный образ такая технология не рождает. В результате явились на пьедесталах два статичных, недовольных, высокомерных… барина? чиновника? в соответствии с советской идеологией – эксплуататора? Многим понравилось. Потому что привычно. Но вряд ли в будущем они станут достопримечательностями – мало говорят о нашем времени, выстрадавшем памятники таким людям, и о заслугах «увековеченных» фабрикантов. Или всё-таки тех, кто создавал культуру места, часто вопреки среде, их формировавшей?..
Иваново – город, хотя и молодой по историческим меркам, но имеет свой своеобразный градостроительный образ, который создавался разными поколениями заказчиков, зодчих, строителей – и поспешно, равнодушно, страстно, справедливо оценивался его жителями. Будем присматриваться и надеяться, что и от нынешнего строительного бума останутся произведения, которыми потомки смогут обоснованно гордиться. К остальным, хочется или не хочется, придётся привыкать. Поворчим и привыкнем.
