Шатровая колокольня в Шекшове – высокая, многоярусная, конца XVIII века. Деревянные лестницы внутри вполне крепкие, но взбираться все равно жутковато. Поэтому без брезгливости крепко держишься руками за перекладины и перила, хоть они и покрыты толстым слоем голубиного помета. Открывающаяся сверху панорама округи стОит крутого подъёма, взгляду мешают лишь висящие колокола – близлежащая церковь Иокима и Анны восстанавливается (ее формами и «белой с охрой» окраской восхищался когда-то художник Рерих), службы проходят.
Шекшово – село древнее и по нынешним временам вполне благополучное: больше полутысячи жителей. С колокольни можно увидеть купола Суздаля – город в 15 км на северо-востоке; а в другую сторону посмотришь – наш Гаврилов Посад, он в часе ходьбы. Внизу зеленые обработанные поля, речка Ирмес – вертлявая, но быстрая. В неё впадает тонкая вена короткой и неглубокой Урды. С высоты обращаешь внимание на черную заплату в кукурузном поле, а чуть поодаль – заплатки поменьше, но цветные. И тут и там – движение людей. Черное – это археологический раскоп, а цветное – палаточный лагерь исследователей.
Шестой сезон на территории Ивановской области ведет раскопки Институт археологии РАН. Экспедицию возглавляет директор института, относительного молодой академик Николай Макаров (1955 г.р.). Суздальское Ополье – объект его научного интереса. Поэтому, видимо, на исследованиях рядом с Шекшовым сильно не экономят – привлекали даже геофизиков: пропускали через землю ток (сопротивление грунта указывает возможную локализацию археологических памятников). Правда, метод этот неоднозначный. Надежнее действовать по старинке. Весной и осенью, когда поле распахано, на нем можно разглядеть более темные участки – это свидетельства былых поселений. В этих местах на поверхности, как правило, находят многочисленные осколки древней керамики (поднятые из почвы при сельхозобработке), а на скопление металлических предметов под землей указывает металлодетектор.
О древней истории шекшовского кукурузного поля мне рассказывает Ирина Зайцева, заместитель начальника экспедиции, кандидат исторических наук. Вместе с ней мы стоим над вскрытой могилой (кто в ней лежит – опишу чуть позже).
«В первой половине XII века здесь было несколько огромных поселений. Одно из них – Шекшово-2 – располагалось вдоль реки Орды. Занимало площадь 29 гектар. Для сравнения: укрепленная площадь Суздаля в то время была 14 га. Здесь же второе поселение – Шекшово-3. Оно немного меньше по площади, но тоже имело крупные размеры. Между двумя поселениями, на этом поле, находился большой могильник. В XIX веке курганы еще были видны – граф А. Уваров и Л. Савельев, которые производили здесь работы в 1851-1852 годах, раскопали 244 насыпи.
В настоящее время курганы полностью распаханы, нивелированы и на поверхности не просматриваются. Документация, оставленная Уваровым, не позволяла определить их точное место. Единственное сохранившееся указание – «курганы у села Шокшово, урочище Половецкое ложе». Мы специально расспрашивали местных жителей, и один дедушка показал на заросли кустарника – это место и называли урочищем. Тогда мы предприняли разведку: в межсезонье на распаханном поле были найдены оплавленные вещи – это свидетельствовало о погребениях по обряду кремации. (Вместе с покойником сгорал и его костюм, украшенный металлическими предметами.) Когда стало ясно, что здесь есть могильник, заложили серию пробных раскопов. В одном из них в 2011 году удалось увидеть площадку курганов. Была найдена серебряная с позолотой фибула (застежка-украшение мужского плаща) и рядом железный топор с серебряной инкрустацией. После расчистки оказалось, что в орнаменте присутствуют два знака Рюриковичей. На территории Древней Руси это единственный такой топорик. Он сейчас отреставрирован, хранится в Государственном историческом музее. В прошлом году экспонировался на выставке, посвященной 1150-летию Руси.
Владимиро-Суздальское ополье – страна курганов. Грунтовое погребение (по типу сегодняшних могил) здесь не было известно. В прошлом году мы впервые обнаружили такое захоронение – это открытие. В этом сезоне сделали прирезку к своему старому раскопу (поэтому получилась такая буква «Г»), выявили еще два бескурганных погребения».
Здесь отмечу, что найденные могилки – неглубокие. Кончик носа покойника, вероятно, был вровень с земной поверхностью. Почему не закапывали глубже – археологи пока ответить не могут. Возможно, дело было зимой – и наши предки утомились долбить мерзлый грунт. Одно из найденных в этом году погребений – совсем маленькое, вероятно детское. В нем истлели даже кости, остались лишь стеклянные бусинки (вполне пригодные на украшения и сегодня) и глиняный горшочек. Что в нем было – уже в Москве выявит экспертиза. Обычно на тот свет мертвецу варили бульон.
Второй скелет, пролежавший под землей тысячу лет, – почти идеальное пособие по антропологии, все косточки сохранились (мужчина, рост 162 см, размер ноги – 40, отмечается гипоплазия зубной эмали – плохо питался в детстве). Между тазовыми костями – колечко. Это провалилась внутрь застежка ремня. На поясе висели еще кресало и кремень для высечения огня и небольшой металлический ножичек (лезвие – с фалангу пальца). Источники поступление металлов на Древнюю Русь – проблема современной археологии. Есть лишь предположения. Возможно, медное сырье поступало с Урала. Что-то доставлялось и из Европы – в Балтийском море найдены затонувшие корабли со слитками, из которых древнерусские мастера (в том числе и на территории Гаврилово-Посадского района) изготавливали необходимое. Большая часть украшений отливалась: сначала делались восковые модели, потом покрывались несколькими слоями глины – чтоб получилась форма. Далее воск вытапливали и заливали металл. Форму в конце разбивали. Одним словом – наши предшественники не боялись сложностей и кропотливой работы.
Есть горшочек и во второй могиле. Удивительное чувство – когда дотрагиваешься до тысячелетнего артефакта. (Археологи, к слову, к этому относятся спокойнее чем, например, музейщики.) Посуда первоначальную форму в могилах не сохранила, развалилась – видимо, под тяжестью грунта или собственного веса (сделана из плохой глины). Но прежний вид восстановят при камеральной обработке – палатка, где очищаются, описываются и хранятся находки, совсем недалеко от раскопа. Младший научный сотрудник Института археологии Нани Угулава делится, что склеивать разбитые черепки – как собирать паззлы. Многим нравится – очень медитативно. Если, конечно, не попадаются горшки, которые были сделаны без гончарного круга (вылеплены как скульптура) – их собрать намного сложнее. Пользуются археологи клеем ПВА, чтобы в случае необходимости можно было переклеить.
Обнаруженные под Шекшовым могилы относятся к X–XI веку. Трудно однозначно определить этническую принадлежность покойников. Археологи уточняют: «Изначально, здесь жили финно-угорские мерянские племена. Потом в X веке приходит древнерусская колонизация, начинается смешение населения. Мы находим здесь довольно много шумящих украшений, которые были характерными как раз для мерянского костюма. Женщины любили украшать свою одежду бронзовыми подвесками – считалось, что их звук отпугивает злых духов и болезни». Похвастаюсь – я слышал звон веков. Мерянские подвески – каркасные конструкции в несколько ярусов, на которые подвешивались небольшие колокольчики. Сегодня в магазинах бижутерии можно встретить подобные сережки. Но и раскопанные имеют вполне товарный вид.
«Остальные находки – они древнерусского круга. Иногда попадаются крестики. Но в целом – это языческие погребения. Хотя головой все лежат на запад. Это первое свидетельство проникновения христианства на эту территорию в начале второго тысячелетия, потому что изначальные финно-угорские могильники дают нам восточную ориентировку».
В XIV веке люди с этого селища переместились несколько выше – вероятно, на территорию современного села Шекшово. Это укладывается в общую тенденцию того времени: «предроссияне» просто научились рыть колодцы и стали менее зависимы от близости рек.
Шекшовское селище оставляет археологам много вопросов. Всё еще непонятно, откуда взялся здесь населенный пункт такого масштаба (целый конгломерат). Почему без укреплений? Чем занимались люди? В следующем полевом сезоне археологи, вероятно, сюда еще вернутся. Копать под Шекшовым можно долго. Но целесообразность этого будет зависеть от находок. О прежних результатах экспедиции можно почитать в специализированной периодике или в Интернете (см., например: Макаров Н.А., Красникова А.М., Зайцева И.Е. Новые исследования средневекового могильника Шекшово в Суздальском ополье).
Не у доски
Михаил Хрущев – тридцатилетний учитель истории. Лицо и улыбка – широкие, добрые. В экспедиции ходит босиком, на голове радужная тюбетейка, вместо обычных брюк – восточные шаровары, как у Аладдина (ученики купили в этническом магазине). При этом он не комичен, рассудителен и марку педагога держит. Закончил богословский университет, работал в музеях, в обычной школе (которую характеризует двумя буквами – «ад»), а теперь преподает в специализированной московской математической школе. В экспедицию в Гаврилово-Посадский район он уже пятый год приезжает вместе с учениками. Я с ним на «ты», потому что раньше пересекался в общей компании (новой встрече был искренне рад). Спрашиваю Михаила:
У школьников какое главное удивление после экспедиций?
Ну, во-первых, для них открытие, что гуманитарии – тоже люди. Потому что раньше они «варились» в узкоматематической среде, ездили на олимпиады и считали, что историки – это люди в очках и с книжками. А здесь можно увидеть историков с лопатами, занимающихся вполне очевидными исследованиями. Использующих математику при расчете высот, химию, биологию и множество других предметов. Историков, которые разбираются в помпах, умеют пользоваться компьютерами и при этом изучают историю – реальную, материальную историю, которую можно потрогать (ну, если она не развалится, когда к ней прикоснешься).
Слушай, ты ведь детей берешь под свою ответственность?
Да.
То есть «Географ глобус пропил»: «Его же посадят за мертвых детей/ его же посадят за пьяных детей»? (песня из одноименного фильма про поход школьников с учителем-раздолбаем).
Во всяком случае – мы не на байдарках. Потом наши дети столько раз ходили в разные походы (и горы пересекали, и по рекам сплавлялись), что археологическая экспедиция – вполне комфортна и безопасна для них.
Многие твои коллеги просто боятся сегодня этой ответственности, поэтому в турпоходы почти никто не ходит, на экскурсии мало ездят.
В нашей школе мы чувствуем достаточно большую поддержку со стороны администрации в этом вопросе. Дирекция считает, что чем чаще дети ездят, тем лучше. И потом у нас дети учатся с восьмого класса (школа специализированная, их отбирают) – уже достаточно взрослые.
Ты на раскопки всех приглашаешь?
Я предлагаю всем, а едут те, кто заинтересовался или кого отпустили. В этом году было человек десять. Все приезжали в разное время на разные сроки. Потому что у ребят достаточно сложное насыщенное лето: кто-то поступает, кто-то едет ещё в математические лагеря.
У вас какие отношения в экспедиции. Они на «вы» обращаются?
Отношения такие же, как в школе. Но у нас и школа не такая, чтобы было: «Сядь, Петров». – «Да, Мариванна». Поэтому вполне комфортно общаться. После экспедиции появляются какие-то свои темы для разговоров: общие истории, воспоминания.
А успеваемость улучшается?
Нельзя мерить всё оценками. Поэтому я скажу – понимание истории улучшается.
Вы из года в год приезжаете на одно и то же место. Раскапываете примерно одно и то же. Не утомляет?
Мы же не только копаем. Мы еще общаемся, что-то узнаем. Поэтому каждая экспедиция похожа на предыдущую, но при этом она новая. Мы примерно представляем, что можем найти. Но в каких объемах, в каком состоянии, с каким инвентарем – не знаем, это своеобразная лотерея. Всё началось с того, что был обнаружен курган с серебряным топором. Это был шок. И вот третий год мы живем в ожидании топора.
Ты, кстати, сам тот топор видел?
Он лежал на площадке кургана – вне могилы, на насыпи. Судя по всему, курган был уже копан или его растащило при пахоте. Такое бывает. Потому что мы находили фрагменты одного ожерелья на достаточно большом расстоянии. Но когда сравнили это с сеткой пахоты – стало понятно, что просто трактор растащил.
Вообще грабленые могилы встречаются?
Дырки мы находим в земле, и каждый год появляются новые. То есть черные археологи тут тоже бывают. Но встречаются и те захоронения, которые просто пропали в результатах хозяйственной деятельности – той же пахоты или под воздействием химических удобрений. Встречаются погребения, которые выкопал Уваров в середине XIX века.
Граф-то как копал, цивилизованно?
Для того времени это были цивилизованные методы. Я думаю, через 100 лет наши раскопки тоже будут называть варварскими и спрашивать, почему мы не использовали, не знаю, беспилотные летательно-копательные аппараты...
А черные копатели на что здесь могут рассчитывать, улов-то, кажется, не очень большой?
Они рассчитывают на адреналин и на какие-нибудь симпатичные штучки. Проблема в том, что они не осознают, какой вред наносят. Они думают, что просто вытаскивают металл из земли. А на самом деле они разрушают ценные памятники.
Я как-то общался с таким искателем в Ивановской области. И он абсолютно без терзаний совести рассказывал, что попадаются ему кованые наконечники от стрел самых древних времен – так он их просто выбрасывает. Потому что спроса на них нет, никто не покупает…
Есть разные копатели. Одни говорят, что ради науки собирают или для себя, чтобы осознать историю. Другие говорят, что это для них заработок. Но в любом случае все такие мероприятия – это не здОрово. «Совсем не здорово», – как говорил крокодил Гена.
В десятом веке люди здесь чем занимались?
Сельским хозяйством. Как говорила одна девушка из Иванова, «ну, рожь, овощи всякие» (реплика, сделавшая знаменитой Свету Курицыну). Занимались ещё охотой, рыболовством. Бедно жили и, судя по всему, недолго. Но жили как-то.
…Я опубликовал это маленькое интервью – только потому, что искренне жалею, что такого учителя, как Михаил Хрущев, у меня в школе не было. Хотя, знаю, есть такие и в Иванове. Хочется, чтобы их было больше. Думаю, это возможно. Если что-то чуть-чуть поменять. В сознании родителей, чиновников и учителей.
На полях…
Знаете, как выглядит автостанция в Гавриловом Посаде? Просто узкая доска, положенная на два низеньких пенька. Ни указателей, ни расписания, ни кассы. Зато присесть можно. А мы всё говорим про туристический потенциал. Автобус, который ходит от районного до областного центра, – старинный «Икарус». Кажется, не разгоняется быстрее велосипеда.
В ожидании этого «тихохода» я познакомился с пожилым мужчиной. Он суетливо уточнял и спрашивал у меня сначала про время отправления, потом про цену билета. Оказалось, что он деревенский, приехал на велосипеде (по хорошей дороге 20 км, по бездорожью – 7). Одет в старый костюм (брюки подогнуты самодельной манжетой наружу), застиранная голубая рубаха, кепка из кожзама. Типичный герой «деревенской прозы» – только настоящий, из жизни. Бывший колхозник с продубленными руками, черными ногтями (озадаченно обгрызал заусенец). В его деревне остается три жилых дома и дачники летом приезжают.
– Не скучно? – спросил я, чтобы не молчать.
– А что поделать? Куда деться? Дочь живет в соседней деревне, там больше народа. В газете «Хронометр» писали, что у нас в Ивановской области 634 вымерших деревни! А по стране же сколько? Сейчас еду к сыну в Аньково. Надо мне его повидать. Он раньше работал на молокозаводе. Но там платят по семь тысяч. (А жена – соцработник, за тремя старухами ходит.) Потом сын стал ездить в Москву. Тяжело. Раньше был завод, все на нем работали и получали одинаково – и жили одинаково. А сейчас все по-разному…
Старик вышел в Тейкове. Я хотел попрощаться, сказать что-то одобрительное – но он суетливо продвигался к выходу. Дело было уже к вечеру – не знаю, успел ли он засветло добраться в Ильинский район. В дороге я представлял, как встретит его сын. Какие у него отношения с невесткой. Ждёт ли его дома жена, или он вдовец? И ругал себя за мимоходный вопрос.
Николай Голубев: Сверху – вниз
Древняя Русь: под кукурузой, между Урдой и Ирмесом