«Был он человек талантливый, острый, едкий;
в стихах у него было много соли и желчи,
но не меньше искренности».
Плиний Младший
Николай Голубев
- Как я стал журналистом? Случайно, конечно. Нет, не случайно. Я захотел стать журналистом.
Мне интересны ваши внутренние принципы. Вы готовы торговать своими убеждениями. Или это наивный вопрос?
Странный вопрос.
Мокрецова можно купить или нельзя? Вот вопрос.
Ну… Наверное, нет. По крайней мере, пока еще никто не купил.
…Диктофонную запись расшифровывать легко, не нужно нажимать паузу – Мокрецов говорит неспешно, но уверенно, твердо. Часто – как по писаному. Меня предупреждали, что у него сформулированная позиция чуть ли не по любому вопросу (это ставилось в упрек). Однако его ответы не похожи на заезженную пластинку, как часто бывает с медийными персонажами и чиновниками: он размышляет, по ходу копается в себе, колеблется, как палец скрипача в поисках чистого звука. И он воспринимает собеседника – хотя по этому поводу я слышал противоположные оценки.
Перед встречей я пытался узнать что-то о Михаиле Мокрецове, собирал информацию. Спрашивал у тех, с кем он работал (у бывших начальников и подчиненных). Плохого не выведал, но никто толком ничего не рассказал – просто не знают. И, по-моему, некоторых коллег все-таки раздражает, что он существует в ивановской журналистике по своим правилам: не продается и не заискивает (по крайней мере, не замечен), не меняет убеждений; позволяет себе то, о чем другие и не заикаются – будто и нет никаких ограничителей, красных флажков и предупредительных семафоров. Будто в журналистике можно жить без компромиссов (или почти без них).
Биография курсивом: поступил на юрфак ИвГУ – загремел в армию – восстановился на экономическом – стал заместителем директора гастрольной компании (кооператив последних советских лет) – университет так и не закончил.
- В начале 1990-х занимался с другом коммерцией. И в году 1997 так стало скучно – и я решил стать журналистом. Мне казалось, что вокруг столько интересных событий, а об этом хорошо, умно и правильно никто не рассказывает. И я подумал – что я как раз такой человек. При этом нельзя сказать, что я хорошо знал газеты. Я подошел к киоску «Союзпечати» и попросил какую-нибудь ивановскую газету. Имея в виду – газету, выходящую в Иванове. А мне дали «Ивановскую газету». Я прочел на последней странице номер телефона и позвонил. Мне сказали: «Приходи».
Тогда вопрос от вашего первого редактора Виктора Соколова: неужели вокруг вас нет ничего хорошего? Почему большинство материалов пропитано ядом? Желчность в характере?
Наверное, да. Это свойственно характеру: критический настрой к тому, что происходит. Я думаю, это правильно. Так и должно быть. Потому что всякое событие должно подвергаться сомнению. Виктор Григорьевич Соколов как русский интеллигент сам себе противоречит: русский интеллигент отличается тем, что он всегда рефлексирует, всегда сомневается и в себе, и в окружающих.
Я сам задаю себе этот вопрос: не перебарщиваю ли я? Может это неправильно? Но это сверхзадача журналистики, смысл занятия ей (помимо, конечно, информирования) – ставить некие вещи под сомнение. Я не могу позволить себе, и не хочу публиковать на сайте по двадцать текстов в день, делать информационный нарратив – я один. Но я могу взять то, что важно – и поставить это под сомнение.
У людей в повседневной жизни нет возможности долго размышлять на относительно отвлеченные темы. Даже те, кто занимается интеллектуальным трудом, находятся в узком сегменте своей специальности. Читатель не думает, что происходит глобально в политике, в жизни. Почему мы так живем? Почему происходят те или иные события? Почему, например, ездят такие кургузые автобусы в нашем городе, где 400 тысяч населения, а во Владимире, где 300 тысяч, – большие красивые мерседесы, а газелей, этих уродцев, на улице днем с огнем не найдешь?..
Я не ставлю какие-то прагматические цели. Просто человеку свойственно думать, он хочет понимать ситуацию. А откуда он может это получить? Приятно читать других умных людей.
Мне кажется, ваши читатели и так всё понимают и не питают иллюзий по поводу власти. Но они также понимают, что и изменить ничего нельзя. Зачем тогда лишние «сомнения»?
Есть закон перехода количества в качество.
Но вы-то зачем этим занимаетесь? Если это ничего не дает лично вам - ни видимого результата, ни денег. Может быть – только имя, но оно и так есть.
Я хочу создать СМИ, которое было бы самодостаточным с профессиональной точки зрения и которое было бы независимым с финансовой точки зрения. Это неизбежно связано с реализацией меня как личности. Я хочу о чем-то говорить, чтоб меня читали, чтоб меня за это любили и уважали.
Хотите при этом влиять на ситуацию в области?
Это неизбежно, если ты работаешь со словом. Конечно, каждому журналисту приятно, когда он выведет негодяя на чистую воду. Хотя сегодняшняя ситуация должна вселять в журналистов какое-то неверие в себя. Вот был у меня текст про А. Колмогорова [начальника управления по информатизации Ивановской области]. После этой публикации человек в принципе не может быть государственным служащим – его должны немедленно уволить. Тем более что на протяжении последних месяцев правительство Ивановской области приняло несколько нормативных актов, направленных против конфликта интересов. Но ничего такого с Колмогоровым не происходит. После моего материала он выступает на заседании правительства, получает новое задание. Это неправильно, и люди должны об этом знать. Люди должны видеть, кто является источником несправедливости, ее проводником. Сами они об этом не узнают. У них не будет времени об этом подумать. СМИ должно дать им эту информацию.
Вам, кстати, не обидно? Поймали за руку жулика – а он все равно при власти…
Мне обидно, но уже выработалось противоядие. Современная власть независима от общества. Они создали свой мир, где есть бюджетные СМИ, своя общественная палата. А то, что говорит Ivanovolive, не имеет значения в их системе координат. У них нет необходимости реагировать на проявления истинного гражданского общества. Это, конечно, неприятно.
Сайт Ivanovolive.ru на что живет?
На спонсорские пожертвования. В качестве спонсора выступает Мокрецов. Я содержу сайт за свой счет.
А у вас какие источники дохода?
Личные сбережения, сделанные в предыдущие годы. Но я хочу, чтоб сайт зарабатывал на коммерческой рекламе, был самодостаточным.
Ваш коллега Рахманьков не скрывает, что пишет статьи по заказу. За плату.
[перебивает] Кому он это говорил?
На занятиях студентам кафедры журналистики. Он говорил это открыто и под запись.
Да? Я не был среди студентов.
Вы не знаете, как работает Рахманьков?
Я прекрасно знаю, как он работает. Но я не знаю, как он публично об этом отзывается. Поэтому не могу комментировать.
Спрошу по-другому: вы готовы работать теми же методами, что «Курсив» и Рахманьков?
Нет, я хочу другого. Того, о чем я сказал. Реклама должна быть понятной.
Вы верите, что в Иванове СМИ может честно зарабатывать лишь на коммерческой рекламе?
[пауза]. Верить-то можно. А получится ли? Пока я надеюсь. Когда закончатся деньги – я перестану этим заниматься. Длительность жизни сайта ограничена календарно. Получится ли что-то из этого или нет – я не знаю.
Как журналист вы хотели бы принять участие в губернаторской кампании Конькова?
Не хотел бы и не принимаю. А какая там кампания? Я сейчас отказался от более интересной и выгодной работы, не поехал на выборы. Я здесь сижу не потому, что мне нечем заняться, а потому, что принял такое решение. Потому, что хочу жить в Иванове и заниматься здесь профессиональной журналистикой. Чтоб существовало вот такое СМИ. Я не знаю, что из этого получится. В этом есть, наверняка, наивность, идеализм. Хотя в глубине разума я, наверное, понимаю, что это невозможно – то есть, рано или поздно это все закончится. А может, и нет. Шанс-то всегда есть.
А как нами управлять?
В «Ивановской газете» Мокрецов проработал меньше года. В 1999 перешел в «Хронометр».
О чем писал? Я очень плотно работал с судами. Наверное, был единственным и тогда, и сейчас судебным репортером. Ходил на заседания, смотрел воочию, делал репортажи. Было много текстов – было интересно. Где-то через год пригласили в «Иваново-Вознесенск». Газета хирела – редакторствовал там Г. Шутов, и Токаев решил ее освежить. Редактором стал Рахманьков, плотно работали Машкевич и Бруштейн. Мы эту газету вытянули до тиража около 10 тысяч. Но где-то через год мы ушли (я, Рахманьков, Котляр; Горохов остался) – наверное, все из-за меня. По сути, у меня был конфликт с Бруштейном и Машкевичем.
На какой почве?
Много всего было. Какие-то наветы. Сложно сказать. Это уже неинтересно.
В начало декабря 2000 мы уволились, оказались между небом и землей – в пустом безвоздушном пространстве. Я предложил создать Интернет-газету. На тот момент работали только Ivanovonews и «Частник». Но они существовали при традиционных СМИ. А мы решили создать именно газету в Интернете – первую в Ивановской области. Тогда это было еще непонятно и дорого. Вопрос упирался в финансирование. Но губернатором стал коммунист Тихонов, и прогрессивная общественность (бизнес, политика) оказались этим недовольны. Годы тогда еще были романтические – либерализм. Рахманьков рассказал нашу идею Старкину (на тот момент – начальнику финансового управления ивановской администрации; у него, видимо, были политические амбиции). И Старкин на волне недовольства Тихоновым спровоцировал Владимира Власова, старшего из братьев, на финансирование газеты. Хотя Власов всегда чурался публичности, он не политик – настоящему бизнесмену это не нужно. Потому что, как только ты связываешься со СМИ, – власть начинает тебя подозревать. А это очень опасно. Мне кажется, Старкин его просто развел в той ситуации под лозунгом «коммунисты рвутся во власть», и Власов согласился нас финансировать. В начале 2001-го мы запустили «Курсив».
Газета получалась бойкая. И через какой-то короткий срок Власов опомнился. У него тесные связи с ментами – и, видимо, они ему попеняли, что он финансирует нас. Это было осенью 2001-го. Какое-то время после этого мы сотрудничали с Газаряном (он решил немного поиграть в политику, но газету не потянул), потом с Бабичем – он тогда уже был на хозяйстве.
Вам тогда ставились условия, конкретные задачи?
Никто ничего не заказывал. Ни Власов, ни Газарян. Они вообще плохо представляли, что такое газета и как с нами работать. А как нами управлять? Мы гремели на всю ивановскую, никто нас не создавал. И «Курсив» был наш – мы учредители сайта. Им приходилось выстраивать с нами партнерские отношения. Хотя были, конечно, определенные интересы заказчика. Но прямого давления не было. Была независимость.
С 2003 года я как-то отошел от «Курсива», Алексей Котляр стал работать в «Частнике» – сайт остался за Рахманьковым. Я в Иванове появлялся набегами: приеду - уеду, занимался выборами. Журналистский проект у меня был один. В Ростове-на-Дону делал газету «Южный репортер» – федеральное СМИ, которое создавалось под Дмитрия Николаевича Казака, тогда полпреда Президента в Южном федеральном округе (чтобы держать в тонусе губернаторов и президентов кавказских республик). Я просидел в Ростове с марта по декабрь 2005 года. Потом сказал: всё, устал, миссию свою выполнил, грибы собирать негде, не хочу здесь жить.
А реальная причина?
Это все равно не ивановская история.
Лестно было быть редактором? Командовать большим коллективом?
Нет. Абсолютно.
А вы сами печатались тогда в газете?
Очень редко. Это тоже меня не устраивало. Но работа в ЮФО – опыт, определенное знание событий. Вершина нашей газеты – фотография в федеральном «Коммерсанте». В 2005 году было нападение боевиков на Нальчик – несколько сот человек с оранжевыми повязками на головах. И вот на снимке в «Коммерсанте» лежит убитый боевик, а под головой у него газета «Южный репортер». Кто-то подложил.
Откровенно презираю
…Когда я сидел в Ростове, в Иванове менялась власть, 2005 год. И вдруг стала доходить информация, что какой-то Михаил Мень, сын священника, называется претендентом на пост губернатора. Я воспринял это как анекдот, я не расценивал эту информацию серьезно. Я вернулся в декабре. Все тогда были в восторге от нового губернатора. А я совершенно не понимал той детской радости.
Вы когда с ним познакомились?
Мы с ним не знакомились.
Но у вас же была встреча? Вы сами писали. Алалыкин вам устраивал.
Мы пару раз встречались в кабинете у Олега. И был один разговор, когда я стал работать в программе на Барсе. [пауза] Как она называется-то?
Действительно не помните?
Переклинило. «Губернский наблюдатель».
Он что-то предлагал?
Ничего не предлагал. Эти люди вообще, насколько я понял, не приемлют партнерских отношений в силу своей внутренней слабости. Они должны всех задушить. Потому что если есть хоть кто-то – это вызывает страх. Они могут договариваться только так: ты будешь делать то-то и то-то, а мы тебе скажем когда, что и как. Они живут в каком-то другом мире: людей не воспринимают равными себе. Это настолько неприятно...
Допустим тот же самый Пахомов – он понятен и прост. Откровенно: я презираю Меня, но не презираю Пахомова. Потому что он ничего из себя не изображает – он такой, какой есть: падший ангел, разруливает ситуацию в пользу старшего товарища. А Мень рядится в какие-то православные одежды, в какую-то нравственность, пытается что-то из себя изобразить. А ничего этого нет. Ни нравственного, ни морального. Ни просто силы. Никакого права он не имеет. Что он мне сказал при встрече? «Передача-то плохая у тебя. Никто ее не смотрит. Поэтому мы будем ее закрывать все равно». Как можно было договариваться? Вопрос был о том, чтоб заткнуть мне рот, а не показать другую точку зрения. Они этим самым доказывали, что они не правы. Им нечего противопоставить.
После этого у вас началась личная неприязнь к Меню?
Я изначально не воспринимал его серьезно. Личная неприязнь? Это неправильный заход, неправильный вопрос.
Но эта антипатия чувствовалось в ваших текстах.
Антипатия. Но это не личная неприязнь. У меня была неприязнь, основанная на его личности как руководителя. Я не принимаю его как фигуру. Нельзя сказать, что это личная неприязнь.
Я уточню. Было ощущение, что вы в какой-то момент перешли на личности, начали писать чуть ли не открытые письма Меню с желанием его оскорбить. На «ты» переходили.
Но он же ко мне на «ты» обращался. Почему я должен обращаться к нему по-другому? Здесь все просто. Но я не исключаю, что личная встреча в определенной мере могла повлиять. Я же не робот. Излишняя эмоциональность в текстах, наверное, присутствовала. И если это было заметно читателю – что здесь отрицать? Значит, так оно и есть.
У нас город бедный…
Вы, кстати, как попали на «Барс»?
Случайно. Сбежали с канала те, кто сейчас снова вернулся с гордо поднятой головой. Ушел Ломосков, чего ему Олег не простил абсолютно точно до конца своей жизни. Складывалась очень сложная ситуация – тогда речь шла о том, чтоб уничтожить «Барс». И смысл был в том, что сейчас мы всех заберем – и работать больше некому. Началось давление – отказали во всех контрактах. Средств только за счет коммерческой рекламы реально не хватало, этого было мало.
Мы не были с Олегом друзьями, виделись до этого 2-3 раза. Он один раз брал у меня интервью. Когда, видимо, работал на радио, а я был зам директора компании по организации гастролей. Он этого не помнил.
А из эфира вас Алалыкин убирал?
Был перерыв полугодовой при Алалыкине. Это было временное решение перед выборами в Государственную Думу. Они прошли 4 декабря 2011 года, а 5 декабря я мог вернуться. Но я вернулся в марте. В июне Олег заболел, в июле умер. Передача выходила. Потом стал директором Кустов. И, по-моему, 6 сентября 2012 года передача закрылась. Почти два года прошло.
Как вас сняли?
Тогда правительство области дало Токаеву, его компании «Кранэкс», госгарантию для получения кредита. У Токаева, я знал это еще со времен «Иванова-Вознесенска», позиция: можно всех трогать, но губернатора не надо – кем бы он ни был, все-таки первое лицо. А мне как журналисту кроме губернатора никто не интересен. Что значит: никого не трогать? Это то, что демонстрирует сейчас «Барс». Мы такие независимые – критикуем всех подряд. А кого? Каких-то клерков. А Конькова и ближний круг только в попу не целуют. Я же себя в передаче ни в чем не сдерживал. И в конце концов Токаев сказал: хватит.
Это не кустовское решение?
Нет. Хотя, с другой стороны, Токаев Алалыкину никогда бы не сказал, что эта передача не выходит.
Вы как к Кустову относитесь?
Да никак. Я на самом деле о людях впечатление правильно складываю практически сразу. Вне зависимости от того, сделали они мне что-то плохое или что-то хорошее. Для меня Мень с самого начала был пустышкой. Тоже самое было с Кустовым. Для меня это не фигура.
Вам не предлагали возглавить «Барс»?
Уверен, у Токаева даже мысли такой не было. Известно, что он рассматривал две кандидатуры: Машкевича и Кустова. Вот и всё. Но Машкевич не проявил интереса. А Кустов… любит, конечно, власть, руководить, вращаться.
Но, вероятно, «Барс» сейчас зарабатывает больше, чем при Алалыкине. И Кустов, получается, – молодец. Хотя журналистам, говорят, платят меньше. И люди бегут, недовольство есть.
Я думаю, что канал зарабатывает больше. Я же исследую эти госконтракты. Не было такого количества раньше. Но телевидение делает программа ежедневных новостей. То, что держит зрителя, то, что оказывает влияние и имеет значение для власти. Есть ежедневные новости – есть ТВ. Тематические передачи – не то. А новости на «Барсе» делаются по тем же канонам, теми же людьми, которые были при Алалыкине. Кустов и не знает, как делаются новости. Хотя сейчас, конечно, поднаторел. И информацию они делают точно в том ключе, как Олег.
Но уровень ниже.
Журналисты действительно жалуются. От Олега была постоянная обратная связь. А у Кустова нет такого. Он не чувствует эфир, и не вытягивает. Здесь очень легко снизить планку.
Планку-то они уже сбили. А рекломадатель идет.
Конкуренции нет.
То есть «Барсу» ничего не угрожает при любом раскладе?
Потому что конкурентов нет. В том же Владимире пять телеканалов, которые делают ежедневно выпуск новостей. А у нас город бедный…
…У меня сложилось впечатление, что Мокрецов не ищет от журналистики выгоды. Ему важна именно возможность общения с читателем – не манипулировать общественным мнением, не торговать информацией – ему просто нужно высказаться: «Ведь нельзя терпеть, пойми/ Как кричит полоска света, прищемленная дверьми».
Мокрецов, действительно, рефлексирует, сомневается. Видимо, думает иногда, что ради массовой аудитории можно было бы и пойти на какие-то компромиссы с совестью и с редакторами. А я думаю, хорошо, что в нынешних ивановских реалиях, у него просто нет такой возможности. Лучше с маленькой аудиторией, но без компромиссов. Надеюсь, не героизирую. Закончу репликой Михаила Мокрецова.
Журналистика очень хорошая профессия, очень нужная. Она системна. Сама процедура получения информации, анализа и публикации – очень позитивна для общества. Как бы информацию ни искажали – все равно в основе она соответствует действительности. Пусть там расставлены как-то нюансы и крючочки. Но по гамбургскому счету, люди все равно делают правильный вывод.
Власть не может не информировать о своей работе. Но чем больше она информирует – тем более она работает против себя. Если она врет, если она нанимает продавшихся журналистов – этот процесс растягивается, негодяи могут долго быть у власти. Но все равно это кончается. А если бы было полное молчание – было бы гораздо хуже. Журналистика она все равно работает на позитив, на общество. В любом случае. Даже если внутри – негодяи.
