Денис Гуцко о том, как украинский протест расколол российское общество
К бесчисленным трещинам и трещинкам, расщепляющим российскую общественность до состояния зыбуче-сыпучего, добавилась ещё одна – Украина.
Для одних российских граждан, неравнодушных к судьбе Украины, решающим стало то, что хроническая траншезависимость Януковича завела страну в тупик: коррупция, кланы, застой, отсутствие национального согласия. Терпеть такую власть уважающим себя гражданам невозможно. И, стало быть – геть. Опять же, Путину наука. Происходящее в Украине, согласно этой позиции – нормальное народное восстание. Увы, со всеми нормальными издержками, обусловленными выплеском накопившейся безнадёги.
Отношение к Майдану – и, главное, к его последствиям другой категории российских наблюдателей определило то, что в толчее более-менее общего народного недовольства Януковичем к власти вполне определённо рвутся силы одиозные, опасные – националисты-«бандеровцы», страстные антимоскали и антисемиты. Окоротить их некому, влияние их растёт. Новый украинский бунт, уверены противники Майдана, укрепит режим Януковича, которому теперь есть, кем пугать и недовольных соотечественников, и огорошенных европейцев: портреты уличных евроинтеграторов с пылающим коктейлем Молотова в руках, в шлемах а-ля ливонские рыцари – с такой наглядной агитацией шансы Януковича задержаться на второй президентский срок бесспорны. И это в лучшем случае. В худшем всё закончится распадом и гражданской войной.
Первые обличают своих оппонентов как носителей рабского (вариант: имперского) сознания, которое ищет не свободы и справедливости, а соблюдения иерархий. Вторые клеймят историческое беспамятство и либеральный инфантилизм возлюбивших Майдан – дескать, глупо назло плохому Владимиру Путину поддерживать тех, кто расписывается в симпатиях к Адольфу Гитлеру.
Перепалка тех, кто против Януковича с теми, кто против бандеровцев, кажется, вот-вот оттеснит на второй план непосредственный повод их спора – политически кризис в Украине.
Оно бы и ладно. Может, действительно – и российская власть, и общество вынесли бы нечто очень важное из украинского урока. Но то ли я не там читаю, то ли всё-таки пишут не то – в выкладках наших публицистов, комментирующих события в Украине, мне каждый раз не хватает контекста. Как будто всё созрело и шарахнуло вот только вчера, только на Украине и в самый первый раз.
В общем, пока украинский дискурс в России катализирует противостояние между либералами и патриотами, спешу заметить: есть ещё третий взгляд отсюда на Майдан. Излагать его как-то не принято. Как-то даже неловко. Но попробую, изложу. Не за всякой неловкостью таится стыдное. К тому же – уверен, что этот взгляд разделяют многие.
Да, любые ультра-правые, хотя бы даже на день взявшие под контроль страну – страшно и гадко. Но я не знаю, насколько высоки их шансы сломать украинскую власть. И поэтому страшно мне только теоретически. Полагаю, большинство фейсбучных и газетных аналитиков, запустивших в оборот броскую фразу: «Янукович может повторить судьбу Каддафи», – реальной расстановки сил тоже не знают. Вряд ли российские или украинские спецслужбы делились с ними подсчётами: сколько человек состоит, какова общественная поддержка. Хотя сама фраза впечатляет, спору нет. Мурашки по коже.
Не знаю, насколько «бандеровцы» определяют лицо нынешнего Майдана. Не знаю, насколько вообще правомерно называть этих людей бандеровцами. То есть, я читал, что таких упырей в Украине и в украинской политике хватает. Но вот конкретно эти, съезжающиеся автобусами, чтобы громить ряды «Беркута», они – те самые? Или другие? И если те самые, как их принимает улица: как героев, за которыми идут, или как невротиков, которых не останавливают? Не знаю.
Совсем недавно узнал, кто такие титушки – забавное слово долго мозолило глаза. Оказалось, забавного мало. Но выяснять подробности не стал.
Я вообще из анатомии Евромайдана знаю мало.
Нет, мне не всё равно. Нет, судьба Украины мне не безразлична. Мои корни – легко догадаться по фамилии – как раз оттуда, там живёт родня отца. Но тяжёлое дежавю от украинского Майдана, у которого, кажется, так и остался один-единственный ответ на все вопросы: «геть!», – вызвало непреодолимое желание – отвернуться. Как рефлекторно отворачиваешься, когда сидящий напротив человек опрокидывает соус на скатерть.
Многосерийный Майдан как-то вдруг крайне убедительно продемонстрировал бесплодность нынешних революций, в которых технологии больше, чем судьбы, а вождей лепят «из того, что было» умелые интересанты. Вот какая позитивная программа была у этого Майдана? Ну, геть Януковича, а потом? Кажется, с прошлого-то раза было время подготовиться, отодвинуть горизонт целеполагания дальше, чем назавтра после победы.
Но нет. Сюжет стихийных революций, начавшихся египетским Тахриром и Майданом-2 наверняка не закончившихся (упор на стихийность призван подчеркнуть их то ли взаправдашность, то ли кустарность, которой так легко оправдать сиюминутность революционного мышления) – так вот, сюжет при всём разнообразии драматургии один. Власть доводит страну до кризиса, стихийные революционеры выходят свергать власть, власть свержена, революционеры усталые, но довольные расходятся, новая власть доводит страну до кризиса, стихийные революционеры выходят свергать власть...
Будь ты хоть за «красных», хоть за «белых», но мы наблюдаем сегодня революции спринтеров. А к реальным переменам ведут революции стайеров.
Есть многое, включая искренность и храбрость – нет главного: перспективы. Хотя бы утопического «завтра», под которое можно рекрутировать тех, кто не умеет бросать коктейли Молотова, зато умеет или хотя бы хочет управлять муниципалитетом, сводить поселковый бюджет, доводить до суда коррупционные дела. Для меня стремление к переменам начинается здесь. С ежедневной рутинной работы знающих себе цену людей над тем, чтобы жить по закону, чтобы взяточник сидел в тюрьме, а врач получал достойную зарплату, чтобы не страшно было выпускать детей на улицу, чтобы в подъездах было чисто, а парламент не превращался в бордель.
Я живо сочувствовал Первому Майдану. «Кучму геть» звучало как фронтовое «ура». Казалось – ну, вот, могут же. Можем!
Но дальше, после Майдана – что мешало победителям (реальным, рядовым победителям, а не политическим выгодоприобретателям), что мешало всем этим прекрасным людям, засучив рукава, взяться за работу, без которой, сколько революций ни делай, а страну к рукам не прибрать. Что мешало развивать успех, говоря языком военным? Давить на власть по конкретным вопросам, самим идти во власть – держать курс на смену власти именно на местах, возбуждать уголовные дела против коррупционеров. Словом, действовать дальше. Локально, предметно и системно. А не расходиться по домам в ожидании обещанного счастья, как только вожделенный кандидат сменил проклятого сатрапа. Разве не на этом, не на рутинной работе граждан стоит та самая Европа, к которой так рвался и от которой столь стремительно отдаляется Евромайдан? В чём и состоит, по-моему, его главный урок: быть Европой – непрерывный труд. Как семейное счастье, к примеру. А помайданить и бросить – совсем другая история.
