Юрий Данилов
Специфика любой религии заключается в том, что каждая из них предлагает миру собственное видение прошлого человека, его настоящего и будущего, концентрируя особое внимание на последнем пункте. Русская Православная Церковь, как религиозная организация, не может не обладать индивидуальным взглядом на развитие истории. Историософские соображения Русской Православной Церкви относительно российской истории являются пусть очень важным, но лишь отдельным эпизодом общехристианской историософской концепции. Эта концепция охватывает весь период развития человечества, включая время как еще не наступившее, так и то, исторические свидетельства о котором до нас не дошли.
Глубокая востребованность предлагаемого Церковью мировоззрения, частью которого является историософская концепция, несомненна. Оно находит широкую поддержку в обществе, что показывают исследования независимых социологических служб. Результаты опросов демонстрируют сверхвысокие рейтинги доверия как Русской Православной Церкви в целом, так и Патриарху Кириллу персонально.
Русская Православная Церковь в полной мере пользуется свободами, закрепленными в статьях 28 и 29 Конституции РФ: «каждому гарантируется свобода мысли и слова», «каждому гарантируется свобода совести, включая право свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения». Но пользуется ими бережно, не выходя за рамки действующего законодательства и руководствуясь принципом разумной достаточности.
Свобода мысли как ценность
Одной из основных целей демократических реформ конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века была ликвидация монополии правящей партии на право формулировать, выражать и пропагандировать те или иные взгляды относительно общественного или политического развития страны. До того на протяжении почти трех четвертей столетия правом на свободу мысли и слова не обладал кроме партии ни один общественный институт. В равной мере были лишены возможности высказывать свою точку зрения по актуальным вопросам общественной жизни и инакомыслящие, и деятели искусства и культуры, и Церковь. Общество, сложившееся после слома коммунистической системы, восприняло – теперь уже реально, а не декларативно – традиции плюрализма мнений и свободы слова.
Повседневно в обществе бытуют, сталкиваются, конкурируют между собой самые разнообразные точки зрения, идеологические схемы, концепции, подкрепленные аргументами различной степени убедительности. Одна часть общества придерживается такого комплекса идей, который может быть условно обозначен как «западничество», другая склоняется к иной совокупности воззрений – к, опять же условно, «славянофильству», третья видит свет с Востока, «ex oriente lux», четвертая усматривает идеал в нормах шариата... Каждый волен придерживаться и распространять любые воззрения, если они не подпадают под определение экстремизма.
Русская Православная Церковь, один из авторитетнейших общественных институтов, наравне со всеми получила право в том числе и через СМИ транслировать обществу свою историософскую концепцию. И она пользуется такой возможностью исключительно в духе взаимоуважительной дискуссии. Церковь не обладает властью утверждать свои взгляды и не ставит перед собой задачи добиться такой власти. Тем большее недоумение вызывает высказывающееся время от времени оппонентами Церкви желание – иногда в завуалированном виде, а иногда и открыто – чтобы Церковь замолчала. Может, это происходит потому что ее недоброжелатели видят, что общество прислушивается скорее к Церкви, чем к ним, представляющим исчезающе малую, маргинальную часть общества?
Опасность того, что Русская Православная Церковь путем популяризации своей историософской концепции чрезмерно укрепит свое влияние, излишне раздута недобросовестными журналистами. Деликатность церковного подхода ко внутренней российской общественной дискуссии подтверждается не только заявлениями Патриарха или церковных иерархов, но и самой действительностью.
Вот уже почти столетие полностью отделены друг от друга государство и Церковь. И те основы, на которых зиждется такое положение дел, сохраняются незыблемыми. Нет оснований полагать, что они могут подвергнуться пересмотру.
Часто, говоря о так называемом сращивании Церкви с государством, критики Русской Православной Церкви выдвигают обвинения, касающиеся ее все более укрепляющихся связей со школой и армией.
Но школьный курс основ религиозных культур и светской этики предполагает возможность выбора любого из шести предлагаемых к изучению модулей. В том числе и не имеющего никакого отношения к религии модуля «Основы светской этики». Да и остальные модули носят характер отнюдь не катехизаторский, а культурно-исторический. И преподают их не представители духовенства, а светские педагоги.
Аналогичная ситуация складывается и относительно так называемого проникновения Церкви в армию. В соответствии с российским законодательством, военнослужащие полностью свободны в своем выборе – исповедовать любую религию, или не исповедовать никакой. Принуждение их к участию в религиозных обрядах законом запрещено. За рубежом, где, в отличие от России, традиция присутствия в войсках капелланов не прерывалась, военное духовенство не является фактором клерикализации общества.
И, наконец, Церковь не стремится к «сращиванию» с государством. Исторический опыт интеграции Русской Православной Церкви в государственную систему рассматривается ею как негативный. По мнению Патриарха Кирилла, упадок Церкви, кульминацией которого стала Революция 1917 года и последующие за ней события, стал итогом реформаторской деятельности Петра I. Именно его усилиями на российскую почву было перенесено такое не свойственное ей явление как западноевропейский абсолютизм. Он же, по образцу протестантских стран, где Церковь подчинена бюрократическому аппарату, перестроил и систему государственно-церковных отношений.
Церковь запомнила урок истории и не желает повторения тех событий, трагичных не только для нее, но и для всей страны, для всего народа.
Не желает чересчур тесного взаимодействия с государством Русская Православная Церковь еще и потому, что видит пример стран Западной Европы, где Церковь осталась не отделенной от государства (Великобритания, Дания, Исландия и др.). Там священники, оставаясь госслужащими, вынуждены под страхом потери места и дохода одобрять, или, как минимум, не противиться насаждению государством нравов, все более и более разъедающих общественную мораль.
Справедливость и взвешенность занимаемой Церковью позиции подтверждается ее популярностью в обществе. Согласно опросам общественного мнения, Русской Православной Церкви в той или иной степени доверяет более двух третей российского общества, а в рейтинге доверия общественным институтам она занимает первую строку. То есть, ее взгляды поддерживает в России абсолютное большинство.
Апологетика миролюбия в образах святых
Столь высокое доверие Церкви складывается благодаря ряду вещей:
– Приверженности российского общества традиционным ценностям, выразителем которых является Русская Православная Церковь. Например, согласно опубликованному в июне 2013 исследованию «Pew Research Center», в России однополые отношения считают неприемлемыми 74% населения и только 16% считают приемлемыми. В то же самое время в большинстве стран Европы картина прямо противоположная.
– Месту Русской Православной Церкви в истории России. На протяжении десяти веков, от периода феодальной раздробленности и до наших дней Церковь играла в истории России положительную – стабилизирующую, объединительную, просветительскую, окультуривающую роль.
– Тем, что Русская Православная Церковь, в отличие от ее оппонентов, не манипулирует историей. Ей нет необходимости писать свой вариант российской истории, поскольку она сама во многом творила ее. Кроме того, историософская концепция Церкви – это лишь контекст, фон. Фон для более яркого представления образов святых и других героев истории, для более доходчивой подачи нравственного урока. Поэтому исторические воззрения Русской Православной Церкви опираются исключительно на традиционные тезисы отечественной исторической школы.
Вопреки тому, как это хотят представить противники Церкви, она не занимается прославлением в лике святых по политическим мотивам. Не канонизует в образах святых их государственные или военные заслуги. Она исходит из более высоких, морально-нравственных идеалов. Говорить о канонизации Церковью тех или иных князей или полководцев, руководствуясь государственническими, глубоко светскими интересами – грубейшая ошибка.
Это подтверждает тот факт, что далеко не каждый правитель Руси или России, имеющий перед страной большие заслуги, прославлен в лике святых. Не говоря уж о полководцах.
Например, среди канонизированных князей нельзя найти Ивана Калиту или Ивана III с Василием III, которые, без сомнения, много сделали для славы России и для ее единства при несомненном благочестии своей жизни. Не канонизирован никто из рода князей московских, если не считать Даниила Александровича. Зато Ярославль и Муром дали Церкви святых князей, почти не прославившихся при жизни политическими или военными заслугами. Церковью не канонизирован ни один из московских царей семнадцатого века или благочестивых императоров века девятнадцатого. Церковь канонизирует только тех, кто при жизни отличился высочайшими духовными качествами, приверженностью подлинно христианской добродетели и соответствующим образом действовал. А уж какую ступень иерархии он в свое время занимал, был ли монахом или мирянином, крестьянином или священником, солдатом или князем, – не имеет значения. Высокий титул или светская слава не помеха, но и отнюдь не аргумент для прославления.
Не канонизированы ни Суворов с Кутузовым, ни Багратион с Ермоловым, ни Скобелев с Гурко. Хотя, казалось бы, следуя логике автора статьи «Церковь выбирает для России историю», их образы как нельзя лучше вписались бы в концепцию, в соответствии с которой Церковь якобы лепит патриотический миф. В то же самое время прославлен в лике святых Иоанн Русский, пленный петровский солдат, явивший на чужбине чудеса христианского смирения и стойкости в вере, несмотря на мучения и унижения, причинявшиеся ему иноверцами. Канонизирован и Николай II, о государственных способностях которого среди историков и в обществе бытуют самые разные, порой прямо противоположные, мнения.
Таким образом, неверно утверждать, что Церковь формирует отношение к прошлому через культ святых. Церковь не записывает в святых только князей и полководцев – в сонме святых их не больше, чем в любом древнем обществе. Или только патриотов, героев истории и проводников державной линии – среди почти двух тысяч новомучеников и исповедников ХХ века найдется немного тех, кто с одобрением относился к современному им государству. Церковь руководствуется совершено иными критериями, главный из которых – приверженность христианскому мировоззрению.
Именно этим прославились при жизни и именно за это, а отнюдь не за свои успехи на поприще военной или государственной службы были канонизированы и полулегендарные Илья Муромец с Пересветом и Ослябей, и равноапостольные князья Ольга и Владимир, и благоверные князья Андрей Боголюбский с Борисом и Глебом, и Александр Невский с Дмитрием Донским, и праведный воин Федор Ушаков. Другой вопрос, что на современное представление о некоторых из этих святых сильно повлияла советская пропаганда, говорившая исключительно об их воинских заслугах. Но, например, почитание Александра Невского началось вскоре после его кончины, уже в XIII веке. Причем, отнюдь не за его удачи на ратном поле или на политической арене, а за высшие христианские добродетели – милосердие, человеколюбие. И за посмертные чудеса – больные, обращавшиеся к нему молитвенным образом, получали исцеление.
Неправильно рассматривать образы канонизированных Александра Невского или Федора Ушакова как часть концепции противостояния цивилизаций, как кто-то порой пытается это подать. Церковь не находится в противостоянии с кем бы то ни было, и не стремится убедить народ или власть предержащих влиться в такое противостояние. Более того, Русская Православная Церковь не одно десятилетие находится в тесном общении с христианами Европы. И часто находит с ними общий язык по вопросам защиты традиционных ценностей. О каком-либо противодействии можно говорить только применительно к агрессивному навязыванию противных человеческому естеству идей. К пропаганде всеобщей распущенности, бездуховности и гедонизма, которая равным образом отвратительна христианам как на западе Европы, так на востоке, да и в других частях света тоже. Эти идеи, кстати, с трудом можно отнести к традициям Западного мира.
* * *
И государство, и Церковь неотделимы от народа. Неудивительно, что без сознательного согласования ими своих позиций, точки зрения Русской Православной Церкви и государства на тот или иной процесс или явление часто совпадают. Было бы удивительно, если бы всегда было наоборот.
Русская Православная Церковь не ставит перед собой задачу самоутверждения через прошлое, поскольку сама российская история утверждает ценность и значительную роль Церкви в жизни нашего Отечества.
«Войны памятей» начинают и ведут те, кто под видом поисков подлинной исторической правды участвует в политической борьбе, пытается насадить деструктивные мифы или стремится развенчать до полного разрушения еще пока не оболганные и не запятнанные образы и события, скрепляющие народы нашей страны в добрососедском единстве.
