Народная монархия не только естественна для России, но и является единственным путем восстановления национальной идентичности, преодоления раскола между властью и народом.
Празднование 400-летия призвания на царство Романовых прошло как-то тихо и скромно – отдельные мероприятия проводились на протяжении всего года, но пик пришелся на 4 ноября. Показали телефильмы (их глубина и качество – отдельная тема), вернули первоначальный облик обелиску в Александровском саду, всего на восемь дней устроили бесплатную выставку в Манеже (вчера, правда, решили все-таки продлить ее еще на неделю). Да, президент с патриархом, да, гордимся историей, но все как-то тихо и музейно.
Мотивы понятны – не злить либеральную общественность, которая в случае пышных торжеств не преминула бы устроить пиар-кампанию «Путин хочет стать царем». При этом нынешние торжества оппозиционная публика вообще не заметила, но ведь не заметил и народ, а, собственно говоря, монархическая тема касается только двух субъектов: высшей власти и народа. Для всех остальных она не просто чужда, но и враждебна. 400-летие избрания царя собором русской земли могло быть использовано для широкого и внятного разговора о монархии. Не просто об исторических фигурах царей, но о том, что этот государственный строй является идеалом русского самосознания и тем, что может сохранить нашу страну в будущем.
Представления наших современников о монархии не просто поверхностны – они искажены целыми пластами сознательной лжи и пропаганды. Как о той монархии, которая была в России на протяжении 12 из 13 веков нашей истории, так и о той, идеальный образ которой сложился в русском народе. 100 с небольшим лет назад Лев Тихомиров в «Монархической государственности», а в середине прошлого века Иван Солоневич в «Народной монархии» попытались описать развитие русской монархической идеи и обозначить, каждый по-своему, ее идеал. Сегодня понимание сути и значения монархии есть у многих православных – конечно, у тех, кто не ограничен тем, что «нет отечества, кроме Царствия небесного». Но русский монарх, венчавшийся на царство, знал, как управлять не только православными – миллионам мусульман, язычников, католиков, протестантов в империи была гарантирована не только свобода вероисповедания, но и полноценное участие в ее управлении, а многим – и широчайшее самоуправление. А как же быть с тем, что национальный вопрос взорвал Россию? Это глубокое заблуждение – проблемы были с частью национальных элит (именно с частью, в основном с интеллигенцией), которые были нацелены на социальную революцию или национальное отделение. Но точно такие же – и даже большие – проблемы были у монархии и с русской элитой.
Потому что суть русского самодержавия была как раз в том, что оно было построено на прямой связи царя и народа: царь отвечал перед Богом за грехи всего народа (как глава семьи за своих домочадцев), а бояре и дворяне были лишь слугами государевыми (не только правителя, но и того принципа высшей власти, что он олицетворял), а не аристократией, манипулирующей монархом и реально правящей страной. Уклонение в послепетровский период от этого принципа привело ко множеству трагедий, но всякий раз попытки аристократии изменить природу самодержавия заканчивались неудачно (не помогали даже убийства императоров, как это было, например, с Павлом I). Но все-таки переломить процесс формирования оторванной от народа элиты за два послепетровских века не смог ни один самодержец.
К концу XIX века противостояние немалой части аристократии и большой части интеллигенции самодержавию стало уже угрожающе опасным. Великие князья и профессора права хотели ограничения самодержавной власти императора, потому что не только не понимали, что самодержавие и есть стержень российской государственности, но и не принимали его основополагающего принципа «царь и народ». Аристократы считали, что они сами будут править гораздо эффективнее царя – в условиях ограниченной монархии, а интеллигенция воображала, что она не только лучше знает народ, но и выражает его чаяния. В 1905 году произошла неформальная смычка обеих сил – и случилась русская революция. Стоило бросить искру – и нерешенный земельный вопрос заполыхал во всей силе. С 1861 года элита не хотела отдавать землю даром, а крестьянин не понимал, почему он должен платить за то, чем он раньше и так пользовался, но не владел. Ведь земля могла быть только общей, «божьей». Царь дал землю даром, а помещики обманули – так в народе воспринимали «освобождение крестьян».
Попытки Николая II и Столыпина решить земельный вопрос, при всей их половинчатости, могли принести результат, но только в том случае, если бы действительно у России было 20 лет мира. Но его не было – ни снаружи, ни внутри. Начавшаяся в 1914 году война привела к тому, что либеральная общественность, и до этого не прекращавшаяся глумиться над любыми действиями власти, вскоре начала уже вести прямо заговорщицкую деятельность. Атмосфера внутренней истерии, в которой жила общественность, с первыми поражениями русской армии переродилась в прямую пропаганду и агитацию против власти, точнее, против конкретного «бездарного правительства» (публично) и «слабого императора» (кулуарно). К 1916 году немалая часть чиновничества уже смыкалась с ней – как минимум во взглядах. При этом царь и народ воевали, то есть занимались тем, что единственное и нужно было делать во время войны. Дума, великие князья, либеральная печать и промышленники интриговали против царя, всячески подрывали доверие к власти и приписывали себе несуществующие заслуги (например, в деле снабжения фронта).
В феврале 1917 года произошел верхушечный переворот – царя сверг не народ, а часть элиты. Обрушение страны, начавшееся вслед за этим, остановили те, кто смог обуздать народную энергию, пообещать то, чего русский народ всегда хотел и воплощением чего он и видел царя: справедливость и правду. Большевики сочетали в себе два элемента – народнический и интернационально-инородческий, поэтому их программа и была одновременно и национальной, и антинациональной (например, в отношении к православию), но они победили либералов и аристократию именно благодаря своим национальным, антиэлитным лозунгам. Защищать учредительное собрание, сторонников западных ценностей и либеральной республики народ не хотел. А монархистов среди верхушки белых было очень мало – многие из вождей движения были активными участниками и сторонниками февральского переворота. Даже Троцкий признавал, что если бы белые выдвинули лозунг «За кулацкого царя» (не мог же он сказать – крестьянского), то большевики не продержались бы и двух недель.
Попытку синтеза красной и монархической идей предпринимали национально мыслящие люди в русской эмиграции. При этом они опирались как на практику, существовавшую в реальной русской монархической традиции (особенно допетровской) – самоуправление внизу и власть, воплощающая идеалы народной правды, находящая управу на служивый люд и бояр (если нужно, то и в стиле Ивана Грозного), – так и на современный опыт.
В своем идеале русское самодержавие никогда не было ни европейским абсолютизмом, ни ширмой для правления аристократии или олигархии. Самодержавие как власть ограничено в первую очередь необходимостью соблюдать народные традиции и ценности, образ жизни и идеалы народа. Наследственная передача власти означает воспитание правителя в духе служения государству и народу, делает его реальным, а не вымышленным хозяином и хранителем всей земли и выразителем народных интересов. Никакая выборная элита на это в принципе не способна – ни в президентской, ни в парламентской республике. Республиканская форма правления ущербна по своей сути – неизбежно власть оказывается в руках или олигархии (которая правит напрямую или через своих марионеток-политиков и коррумпированные по своей сути политические партии), или авторитарного правителя, который вынужден лавировать между элитой и народом, строя режим, который не имеет шансов пережить его.
Социалистический строй, основанный на подмене Бога и царя коммунистическими идеалами и руководящей ролью Компартии, пришел к тому, что в конце 40-х годов Сталин воспринимался как царь, а Ленин – как Христос. Устойчивой такая конструкция быть не могла, и при первом же слабом правителе сгнившая часть элиты точно так же погубила советскую власть, как и царскую. После чего пришедшие к власти временщики, абсолютно оторванные от национальной почвы и просто не знавшие русской истории, начали по западным книжкам строить «царство потребления на земле».
«Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии, заимствованные откуда бы то ни было извне, неприменимы для русской государственности, русской национальности, русской культуры, – писал Иван Солоневич. – Политической организацией русского народа на его низах было самоуправление, а политической организацией народа в его целом было самодержавие... Царь есть прежде всего общественное равновесие. При нарушении этого равновесия промышленники создадут плутократию, военные – милитаризм, духовные – клерикализм, а интеллигенция – любой «изм», какой только будет в книжной моде в данный исторический момент».
Восстановление монархии в России – вопрос времени. Настоящую, самодержавную (то есть национальную) монархию надо еще заслужить, то есть осознать ее неизбежность и народу, и правителю (который, естественно, сам ни в коем случае не сможет стать царем – его роль быть местоблюстителем до момента возмужания выбранного собором монарха). Народ, в основе своей сохранивший, несмотря на урбанизацию и либеральную пропаганду, традиционные ценности, не принимающий ни общество всеобщего неравенства, ни классовые перегородки, ни новую «аристократию», что финансовую, что управленческую, ни игру в выборы, ни партии и политиков, в принципе, не так уж и далек от требований монархического правления.
Если люди поймут, что самодержавие – это не новые баре и кровопийцы, а наоборот, избавление от них, что монархия – это не классовое (паразитическое), а сословное (то есть трудовое и служивое) общество, что царь – это защитник народа и справедливости, то ничто не помешает восстановлению национального уклада. Даже сейчас, при отсутствии у подавляющего большинства четкого понимания того, чем является самодержавие, за монархию, судя по опросам, высказываются 11% населения (а не имеют ничего против – 28%), а в двух столицах – около 20%.
Социальная народная монархия естественна для России. И более чем современна – никто же не считает, что английская монархия устарела. Кстати, именно через принципиальное отличие английской монархии от русской легче понять и разницу в устройстве России и Великобритании. На острове сам институт монархии является формой сохранения власти аристократии – вступив в союз с новыми финансовыми магнатами (во многом ею же и порожденными), она продолжает править, прикрывшись как ширмой болтающим парламентом. Королева – первая и самая влиятельная фигура среди той уже во многом наднациональной элиты, что правит Англией в собственных, а не национальных английских интересах. Впрочем, жесточайшее кастовое общество для Англии – традиция, так же как и полное отчуждение простого народа от власти. Для этой элиты презрение к простонародью столь же органично, сколь и скрываемо – и как раз по этому пути шла часть нашего дворянства в XIX веке и семимильными шагами идет наша современная «элита», прямо считающая себя космополитической.
Но если в Англии это норма, то в России это путь к краху. К краху самой этой элиты. Не понимая этого, наши «лучшие люди» делают все для того, чтобы приблизить свой финал: навязывают собственные «ценности» всему народу, при этом обзывая его «быдлом», борются с Путиным и сильной президентской властью как таковой. Элита в очередной раз в русской истории хочет сбросить царя, но войны, слава Богу, пока нет, и правитель может спокойно (но и не затягивая) сломать их планы.
Рецепт спасения только один – прямое обращение к народу, восстановление той славянофильской формулы «царю – власть, народу – мнение», которая только и способна обеспечить проведение «народного курса» и гарантировать устойчивость власти (а значит, и страны). Пока власть, и так все хорошо понимающая, будет тратить силы и время на споры или уступки т. н. мнению общественности (очень часто по своей сути являющемуся лишь хитро упакованной позицией компрадорской части элиты), фактически оправдываясь перед ним за все более явные признаки «народного курса», пока будет сохраняться двусмысленное двоевластие и двоеверие в экономической политике, антивластная (да и просто упадническая) пропаганда будет делать свое разрушительное дело. И угроза верхушечного заговора в стиле «февраля» будет сохраняться, чтобы внезапно в момент испытаний встать в полный рост. Чтобы не повторился 17-й год, нужно хорошо выучить уроки 13-го года – не XVII, а XX века.
