Новая работа для русской классики
Сергей Морозов
Не повезло русской литературе. Не заладилась у нее судьба.
Блистать бы ей по всем статьям на празднике жизни, а она все как Золушка что-то отскребает, да отбеливает. То наследие царского прошлого, то совковый тоталитаризм, то национализм и межконфессиональную напряженность. Фронтов работы много, одно только утешает, скоблить и драить приходится последовательно, а не параллельно.
Нынче выдвинута новая задача - стать атлантом, поддерживающим полиэтничность и гражданскую идентичность.
Кроме русской классики некому. А не то они, еще не закрепившись, осыпятся без русской классической литературы.
Надо, так надо.
Не удивлюсь, что ретивые методисты, учителя, литературоведы и литературные критики все наперебой ринутся искать родимые пятна этой самой идентичности и полиэтничности.
Дело привычное.
Раньше искали коммунистические воззрения и вековую мечту о светлом царстве коммунизма чуть ли не в "Слове о полку Игореве", привлекали к этому делу ничего не подозревавших о своих революционно-демократических наклонностях Чехова, Гончарова или Тургенева. Академики писали пухлые тома и получали госпремии за открытие образов нового человека у русских классиков. Золотые времена использования литературы в подсобном политическом хозяйстве. Берешь рядовой советский учебник и сразу начинаешь верить: все, абсолютно все, начиная едва ли не от Нестора, "Слова о полку Игореве"до вполне себе казалось бы политически нейтральных и антисоветски настроенных Бунина и Куприна мечтали о победе пролетарской революции.
Теперь наступает время новой трактовки, нового понимания и прочтения русской классики в соответствие с текущим моментом и генеральной линией руководства: русская литература была фундаментом полиэтничности и гражданской идентичности. Значит мечтали об этом, а не о коммунизме.
Неважно, что по бедности речи солнца и другие светила русской классики и слов-то таких не знали. Главное, что они внутренне чувствовали, жили этой самой идеей идентичности. Раз так сказано с высокой трибуны, иначе и быть не могло.
Засыпал Пушкин после кружки другой-пропущенной с няней Ариной Родионовной и думал: "А ведь у нас с ней гражданская идентичность! Надо отразить в творчестве". А параллельно снился ему и дикий тунгус, и "друг степей - калмык".
Достоевский С Толстым в отличие от гения Пушкина две идеи разом удержать не могли. Но в работе над приближением многонационального единства от него не отставали.
Толстой, в силу прямоты, сразу бухнул в "Войне и мире"на читателя сию идею, испещрив первые страницы бессмертной эпопеи массивом французской речи. Читай, мол, дорогой читатель, и любуйся этническому многообразию.
У Достоевского дела обстояли хуже и менее помпезно, чем у великого собрата. Гражданская идентичность подозрительно и на грани политической неблагонадежности выявилась у него в "мертвом доме", на каторге.
Надо бы еще примеров, но вот и все, на этом моя фантазия истощается, потому что сколь не могу напрячь свою читательскую память, никак не выходит вспомнить никакого произведения, проповедующего сии диковинные для русской литературы умонастроения.
Возможно, "Джура"Тушкана? Нет.
Похоже, нашим учителям и методистам придется сильно попотеть, выуживая из обширной русской литературной традиции востребованные ныне идеологемы, ибо куда не сунься, какую книжицу наших великих поэтов и прозаиков не открой, везде струится из нее русская культура, а не гражданская идентичность, национальное единство, а не этническая разноголосица.
Вот, к примеру, "Тарас Бульба". Срамно в руки взять, если мерять новыми мерками. Толерантность и межэтнический мир там и не ночевали.
А Салтыков-Щедрин. Что с ним делать? Неужели искать добродетели гражданского национального единства в истории глуповцев и их города?
Чтоб вместить со всем этим безбрежную русскую литературу в прокрустово ложе новых идеологем, беспощадно крамсая неприятные места, и кусками, книгами, целыми авторами вырезать всех тех, кого уж никак не можешь записать в требуемый ныне для обеспечения многонационального единства образец.
Можно, конечно, пойти легкими путями, набрасывая в школьные программы экзотические произведения нашей классики в виде какого-нибудь "Хаджи-Мурата", "Кара-Бугаза", или еще чего-нибудь такого из жизни улусов и яранг. Можно наводнить книжные полки (что уже предложено) произведениями национальных литератур, благо в советские времена, писали обильно едва ли не все народности России.
Однако от всего этого полиэтничности и гражданской идентичности не прибавится.
Хотя бы потому что литература конкретного народа не может быть полиэтничной, а настоящий писатель не может ограничиться в своей книге задачей формирования "единого гражданского самосознания".
Литература, а русская в особенности, слишком широка для этого. И для того, чтоб она скребла и поддерживала ее вновь придется сузить.
Принесет ли это чаемые плоды в виде межконфессионального мира и согласия? Сомневаюсь.
Может быть, лучше было бы перестать держать русскую классику в черном теле и просто прочитать ее, не приспосабливая ни к каким сиюминутным интересам, дав людям свободно дышать всем многообразием, спорностью, разноголосицей русской души?
И еще.
Томас Манн назвал нашу классику святой. Но, ведь, наверное, не за то, что она что-то поддерживает и подпирает.
Послушать бы нам его. Ведь немцы исстари наши строгие учителя. Научиться бы такому уважению к русской классике.
