Захар Прилепин: в память об одном стихотворении
Мне кажется, я придумал, как должен выглядеть памятник российскому интеллигенту нового времени.
Он должен быть изображён в качестве лакея. Лёгкий наклон, в позе — никакого подобострастия — работа не унижает; задумчивое, не без достоинства, лицо. Белая рубашка, полотенце на руке.
«Ваш заказ принят. А хотите, я почитаю вам стихи, пока вы дожидаетесь? Из любимых...»
Ах, какие мы были бесстрашные, сильные, гордые в своё время. Как могли крикнуть во всю глотку. Набрать ночью Брежнева: «Соедините с генсеком! Я всё ему выскажу! Или хотя бы стихи прочту!»
Танки идут по Праге
в затканой крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Вот так мы умели.
Потому что мы — не абы кто, мы сливки земли, либеральная интеллигенция, всегда с открытым забралом — в глаза мне смотреть, сталинисты, подонки, черносотенцы.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
...есть ли кто-нибудь теперь, кто позвонит Бараку? «Алло, Барак? Я, как русский интеллигент, проклинаю тебя! Только попробуй! Иначе - тьфу в тебя!»
Боже мой, как это гнусно!
Боже – какое паденье!
Танки по Ян Гусу.
Пушкину и Петефи.
Звучит же! Пробивает насквозь, как политинформация в третьем классе советской школы.
Но если танки идут по Ефрему Сирину и Адонису? Как тогда?
Вчера мне пришло письмо от моего арабского переводчика. Он прислал мне перевод моей книжки, очень коротко приписал: «Пусть он хранится у вас», и дал телефон сына. Сын сейчас не в Сирии.
Я вдруг, наконец, выпал на мгновение из всей этой суеты и всего этого ложного шума — и ощутил, как это: сидеть и ждать, что завтра тебя начнут убивать. Подводить итоги, раздавать долги, оставлять завещание. Знать, что выхода нет и бежать некуда.
Можете представить себя на этом месте? Не можете.
И я не могу.
Теперь война — череда кадров, она живёт только в телевизоре: все эти трупы, все эти пожары, все эти перестрелки существуют наравне с ходячими мертвецами, но только война не настолько пугает. Ходячие мертвецы страшнее — они же целый сериал, в несколько сезонов. А тут — один сюжет. Можно даже без звука.
Страх не приходится преодолевать, всё ненастоящее. Надо успеть сквозь пробки к вечерним новостям, посмотреть, бомбят уже или нет.
О, страх нужно было преодолевать раньше, когда был ужасный, стозевный, кошмарный, нестерпимый Советский Союз. Вот тогда было время героев и полубогов, которые смели выкрикнуть:
Страх - это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы - это помесь Ноздрева
и человека в футляре.
По своим можно было бить картечью, ГУЛАГа не боясь.
И потом, когда свои уже четверть века как оставили позиции, всё ещё бить и бить в ту сторону, ату её, империю зла, на фоне её обглоданного трупа мы такие крупные, такие глазастые, такие головастые, у нас, взгляните, появляется масштаб. Трагедия появляется в нашей жизни, она начинает что-то весить, что-то стоить.
Пусть надо мной - без рыданий -
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге».
...до слёз! До слёз пробивает.
Но раздавят ли хоть одного русского писателя в Дамаске, вот вопрос.
Кажется, нет.
Прага — это же Европа, своё, рядом, цивилизация.
А Дамаск — азиатское старьё, один из древнейших городов мира, никто не знает толком, чем там занимались несколько тысяч лет населяющие его люди. Может, кальян курили. Дикие они, словом.
По поводу войны в Сирии выступил только один Союз российских писателей, это где обитают черносотенцы и мракобесы.
Вчера позвонили из новостного агентства, спрашивают, не знаю ли я, отчего другие союзы писателей — а их много — а также союзы композиторов, художников, журналистов ничего по этому поводу не говорят.
Они, отвечаю, до лохмотьев поистратились в неустанной борьбе с советской властью. Больше сил ни на что нет. Зло может быть только одно — это треклятые Советы.
По сей день, если нужно рассказать про Прагу, про Венгрию, про ввод войск в Афганистан, а также вывод войск из Афганистана — это всегда пожалуйста, можно даже кино снять, потому что всё перечисленное ¬ – события близкие, кровные, ужасающие по сей день своим зверством — ушанки, мазут, бараки, гибельная русская мерзость.
А Сирия — это далеко, это невнятно, очень слабый сигнал, едва достигает сознания.
И если происходит что-то неприятное и непонятное, нужно просто зажмуриться и переждать.
«Есть химическое оружия, нет химического оружия — какая разница! Там всё равно живут эти, как их, сунниты, или шииты, в общем, арабы...»
...потом открыть глаза, и снова направиться в Фейсбук защищать прогрессивные ценности.
Россия демонстрирует то, что рядом с СССР — она мелкая, глупая, безвольная периферия мира, которая может только ругаться с Лукашенко.
В глобальном смысле, мы — никто. Наш лидер звонит Меркель и выражает... что он там выражает? Опасения, сожаления, окисления?..
Там подгоняют броненосцы, авианосцы, ракетоносцы, и драят знамёна знаменосцы, а у нас сидят в задумчивости, потом вдруг говорят: «А ну-ка, соедините меня... ну, с кем там... Барак не берёт трубку? Ну, давайте с этой тогда...»
Россия теряет свой единственный плацдарм на Большом Ближнем Востоке. Следом она теряет всяческое уважение любых потенциальных союзников.
О Россию прилюдно и наглядно вытирают ноги.
Но вы же рады этому, дорогие либеральные товарищи?
Давайте уже, разжмуривайте глаза, соберитесь покучней и воскликните, наконец, хором: «Мы рады этому!»
Нам же не надо никаких друзей. Наши главные друзья — Голливуд, европейские банки, английские школы, Елисейские поля.
Был бы у нас поэт, он насочинял бы что-нибудь, в своём несусветном стиле, о том, что в имени Дамаск слышится Москва, Московия, маскавские сказки... Что в имени Сирия спрятана зашифрованная Русь, вывернутая наизнанку Русия, и как тени в имени Сирии проходят русины. Что христианские богословы Иоанн Златоуст и Иоанн Дамаскин — это тоже сирийцы, и наша вера принесена ими к нам в их сиреневых сирийских ладонях.
Что удар по этому городу, по этой стране, по этим именам — неизбежный удар по нам.
...но нет такого поэта.
Поэт вытягивает тонкую, птичью шею и читает своё, из одной строки: «Танки идут по Праге, танки идут по Праге, танки идут по Праге...»
Америка, поставь памятник российским поэтам, это благодарные дети твои.
