Владимир Березин
Чичиков сидит в своей бричке посреди России. Дураки повсюду и навечно. Дороги расползаются от него, как раки.
Только что исчез за горизонтом мужик, произнёсший главное слово.
Чичиков крутит головой, а над ним, откуда-то из небес, звучит речь, которую опрометчиво любят цитировать школьные учителя: «Выражается сильно российский народ! и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за наёмную плату от древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во всё свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное метко, всё равно что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает метко всё то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкой русской ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы - одной чертой обрисован ты с ног до головы!
Как несметное множество церквей, монастырей с куполами, главами, крестами рассыпано по святой благочестивой Руси, так несметное множество племен, поколений, народов толпится, пестреет и мечется по лицу земли. И всякой народ, носящий в себе залог сил, полный творящих способностей души, своей яркой особенности и других даров Бога, своеобразно отличился каждый своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает в выраженьи его часть собственного своего характера. Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовётся слово британца; легким щёголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает своё, не всякому доступное умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».
Опрометчивость назидательного цитирования в том, что повод-то срамной.
Вдруг встанет из-за парты ученик и спросит, какое именно слово навело на эти чудеса, на своеобычие русского народа, в чём мудрое сердцеведение заключено? Вот… Вот в этих точках, Марья Ивановна?
Ведь это всё выведено из того, что придорожный, случайный мужик назвал помещика Плюшкина «… заплатанным». И понятно, что именно это не вырубается ни топором, ни цензорскими точками.
Оно.
Непечатное слово.
Все понимают, что важна золотая середина – как со всякой пряностью. Свежемолотый чёрный перец прелесть как хорош в борще – если там его щепоть, а насыпь его туда три стакана с горкою – добра не жди. Нет яда, нет лекарства, а есть пропорции – со словами всё тоже.
И вот, когда Государственная дума забила в бубен по поводу того, что надо ввести цензуру в Сети, возникла очень странная ситуация.
Матерное слово действительно – непечатное. Если его и начали печатать в каких-то книжках, так это дела не меняет. У этих слов такое свойство – непечатность.
При этом всем ясно, что оно произносимо. Мат есть обряд устного заклинания - колдуны не размножают заговоры и заклятья на гектографе.
Но интернет оказался странным местом, сумрачной долиной между печатным миром и устной речью. С одной стороны, что не делает человек, как печатает на клавиатуре. С другой же, весь этот мир социальных сетей, чатов, комментариев и короткой необязательной переписки, построен по законам вольной устной речи. Прочь скучную грамматику, прочь завершённость предложения - лишь бы текла дальше эта речь.
Но тут возникает масса этических проблем. Вот ты кладёшь трубку и выключаешься из разговора – но в той далёкой комнате, где тебя уже нет, кто-то спрашивает: «Кто звонил?». И твой бывший собеседник отвечает, махнув рукой: «А, один … заплатанный!»
Раньше эти слова относились ветром, колебания молекул воздуха угасали – а теперь вот они, записанные частные разговоры. Стёртые, не стёртые - неважно, всё равно ответ на Страшном Суде мы будем держать согласно кэшу Яндекса.
Та вольность, которую люди могли позволить себе у костра, на охоте – она здесь, набрана мелким шрифтом в твиттере. Это печатная устная речь. И в ней полно тех самых слов.
Вот поэтому странная законодательная инициатива (впрочем, они все у нас странноваты), пытается бороться с чем-то странным, нечётким, ускользающим из рук.
Непечатным.
