Интеллигенция. Попытка к бегству
Сергей Морозов
Надо выйти из Леса. Русского Леса.
Вот так. Просто емко, лаконично и содержательно. Ведь сколько спорили, сколько формулировали, искали, писали толстые тома, пролили реки чернил, извели тонны бумаги в поисках ответа на вопрос о том, в чем смысл и предназначение интеллигенции. А здесь в незаметных двух коротких предложениях, сказанных шесть лет назад в статье, и повторенных книжно в этом году Дмитрием Быковым вновь, вся программа отечественной интеллигенции, суть, смысл, содержание того, чем она занималась на протяжении всего своего существования, то, что ей следует завершить в ближайшем будущем.
Мы думали, что она спасала, тянула народ из грязи, просвещала, да и сама она обманывалась часто, воображая, что в своей культурно-просветительской деятельности сближается с народом, а она лишь выходила из русского леса, выходила из России.
Но вот, наконец, осознание, и программа выхода из русского леса, обширней не бывает, во всех смыслах. В политическом (аристократия креативного класса, Россия – рай для креативных кочевников) социальном (толерантность и плюрализм без границ), эстетическом (реализм, русскую классику с парохода истории уж очень классики давят, писать не дают, нависают надгробным камнем), нравственном (Бога нет, все дозволено), вообще культурном.
Для обоснования выхода как мечты, как цели существования всей интеллигенции все годится, даже так называемый советский проект. Советское подается как выход из русского, как создание нового народа-интеллигенции, городского сословия, не знающего ни онуч, ни леса, ни деревни. Никакой империи, никакого леса с деревней, только город-государство, промежуточно - поселок городского типа, только парковая культура, аккуратные вывески, мостовая, вымытая шампунем.
Конечно, вся эта интеллигентская цыганочка с выходом - отсылка к пророкам нашей интеллигенции, к жрецам либерального культура – господам Стругацким. Бедные кандиды, волею судеб свалившиеся в Лес, к мужикам, жаждут выйти из него. Собственно, уже и этой аналогии самой по себе достаточно, чтобы понять отношение интеллигенции к стране, к народу, в который они по неосторожности своих родителей оказались вброшены.
Но не стоит замыкаться только на этом. Лес, и в особенности русский лес, отсылает к символике более богатой и развернутой.
Лес – образ, обросший порядочным количеством смыслов и ассоциаций, чтобы замыкаться на понятную лишь своим, посвященным отсылку к Стругацким. Лес – шире, богаче. Это и лешие с Бабой Ягой и прочей иррациональной мифопоэтической природой, не вписывающиеся в рационально размеренное мировоззрение интеллигента и интеллектуала. Лес – это и место «откуда Русская земля пошла есть». Лес – поилец и кормилец. Дом, убежище. Лес, как упорядоченная, целостная экосистема, мир. И лес как чащоба, тайна, темень непролазная, родной дом Ивана Сусанина и страшных партизан, с вилами и берданками, свирепых и беспощадных.
Последняя ассоциация у нашей интеллигенции отличается наибольшей стойкостью.
Все эти двести лет с лишком в России они не у себя. И вовсе не гости, потому что гости в чужом доме не командуют и не распоряжаются. Столько лет живут, и все не могут смириться с тем, что лес встречал русского человека при появлении на свет и безотлучно провожал его через все возрастные этапы: зыбка младенца и первая обувка, орех и земляника, кубарь, банный веник и балалайка, лучина на девичьих посиделках и расписная свадебная дуга, даровые пасеки и бобровые гоны, рыбацкая шняка или воинский струг, гриб и ладан, посох странника, долбленая колода мертвеца и, наконец, крест на устланной ельником могиле.
Их лес ни в чем не встречает, и ни в чем не сопровождает, потому что одинаково далеки они и от веников и от стругов, и от посоха и ладана, и даже от креста и колоды.
Все двести лет как иноземцы, как оккупанты, как нечто чуждое, инородное. Стоит ли удивляться тому, что главный мотив интеллигенции, основная ее патология в том, что она всегда и мыслит и ставит себя над, под, около, вместо народа, но никогда среди народа, никогда как его часть.
Отсюда отношение к народу как к Сусанину (он и единственный поводырь и возможный погубитель). Отсюда сусанинский путь интеллигенции с народом по русскому лесу с неизбежными время от времени криками «Куда ты завел нас, не видно ни зги!»
Россия – лес, а русский народ – Иван Сусанин, который неизбежно заведет и погубит. Эти предчувствия собственной кончины в темном русском интеллигенцию последнее время просто переполняют.
И тот же Быков прав. Да, русский лес – это глубоко антикультурный и антигуманистический проект. Но в этом нет ничего нового и нет ничего оскорбительного. То, что мы – скифы, сказано было больше столетия назад, а то, что идем-бредем неторными путями и того раньше Чаадаевым.
Основное свидетельство, основные признаки – антикультурность, антигуманность русского леса.
Да, лес, как мостящаяся с ним деревня, антикультурны, в них нет чаемой рациональной приглаженности, оранжерейной субтильности. От него веет иной непарковой, естественной гармонией. Лес оглушающе бесстыден в своем буйстве жизни, в своей правде жизни. И нет ничего удивительного, что он этим буйством жизни, неприкрытостью правды вызывает у нашей культурной общественности тошноту. Лес антикультурен. Антикультурна с точки зрения иноземца вся культура этой правды и буйства им порожденная.
Гоголь, Гончаров, Достоевский, Салтыков-Щедрин и многие другие кошмарно антикультурны, буйны, непарковы, потому что они ценны не для культуры, а для жизни, для всех жителей русского леса, да и иных лесов, а не только тех, кто культуру ценит и понимает.
Выйти из леса - вот цель.
Можно бросить все и уехать в Париж. Скатертью дорога!
Можно извести лес, выкорчевать его.
Есть нечто символичное в том, что самое громкое дело последних недель – это дело о лесе, русском лесе. Спилить, продать, да еще и на этом подняться.
А можно, пока никто не видит, аккуратно ткнуть интеллигентской тросточкой в родничок его питающий.
