Про литературу
Владимир Березин
Есть один прекрасный текст, жемчужина (без преувеличения) русской литературы.
В нём паника описывается так: «Такие всегда губят, – бормотал герой на ходу. – Начнет болтать, поднимет тревогу. Пойдёт паника. Много случаев знал капитан. Страх – это огонь в соломе. Он охватит всех. Все в один миг потеряют ум. Тогда люди ревут по-звериному. Толпой мечутся по палубе. Бросаются сотнями к шлюпкам. Топорами рубят руки. С воем кидаются в воду. Мужчины с ножами бросаются на женщин. Пробивают себе дорогу. Матросы не слушают капитана. Давят, рвут пассажиров. Окровавленная толпа бьется, ревет. Это бунт в сумасшедшем доме».
Этот текст озаглавлен «Механик Салерно», и написал его Борис Житков в 1932 году. В рассказе Житкова по морю идёт пассажирский корабль, в трюме которого начинается пожар.
Пожар этот смертельно опасен, но пока о нём знает только команда. Капитан даёт команду идти полным ходом, загоняя машины – чтобы выйти на большую океанскую дорогу тайно от пассажиров. Пока те танцуют и хохочут в ярко освещённых электричеством салонах.
Матросы тайком делают плоты, а к капитану пристаёт длинный пассажир, который почуял неладное. «Этот длинный – спичка в соломе», – думает капитан. Пассажир нелюдим, он не ищет веселья, а прислушивается к разговорам матросов и задаёт вопросы.
– Зачем эта верёвка? – спрашивает он.
– Мы всегда мерим в пути, – отвечают ему неопределённо. – С палубы до самого дна идёт труба.
– До дна океана? Как интересно! – изумляется пассажир.
«Он дурак, – думает капитан. – А это самые опасные люди». Между тем, от верёвки отвязывают термометр, который показывает неутешительно растущую температуру.
Пассажир не унимается и бормочет, что не верит, что среди публики под электрическим светом есть бывший моряк, и он его спросит, а капитан его обманывает.
Длинный пассажир кричит уже:
– Вы не хотите сказать. Тайна! Тайна!
Тогда капитан тихо говорит ему:
– Я скажу. Вы правы – случилось. Станемте здесь. Тут шумит машина. Нас не услышат.
Вокруг них ночной океан, а позади – электрические огни дансинга.
Дальше Житков пишет (а он очень хороший писатель, и пишет коротко и точно):
«Капитан облокотился на борт. Пассажир стал рядом.
– Я вам объясню подробно, – начал капитан. – Видите вы вон там, – капитан перегнулся за борт, – вон вода бьёт струей? Это из машины за борт.
– Да, да, – сказал пассажир, – теперь вижу.
Он тоже глядел вниз. Придерживал очки.
– Ничего не замечаете? – сказал капитан.
Пассажир смотрел все внимательнее. Вдруг капитан присел. Он мигом схватил пассажира за ноги. Рывком запрокинул вверх и толкнул за борт.
Пассажир перевернулся через голову. Исчез за бортом. Капитан повернулся и пошёл прочь. Он достал сигару, отгрыз кончик. Отплюнул на сажень. Ломал спички, пока закуривал».
Я всегда вспоминаю этот эпизод, когда начинается сетевая паника, заставляющая распространять слух о каком-нибудь несчастье или злодействе, о том, что кончится газ или нефть, что придёт Антихрист, что в этой стране не жить и надо пересаживаться. Словом, когда начинают бить в колокол и в тамтамы. Дело тут, конечно не в травматизме конкретных людей, а в нормальной панике. В очень хорошо описанной всеми – от психиатров до писателей – панике. Поэтому вопрос: «Зачем пересылать новость, распространять и резонировать?» – имеет сумму чётких ответов. Чтобы заняться психотерапевтическим выговариванием, чувствовать причастность, заставить себя и других думать, что он может контролировать обстоятельства. Это нормальное поведение обывателя, у которого не хватает мужества молчать, – то важно, который не вяжет плоты, – одним словом, когда страшно. Тут две крайности – создание однородной оценочной общности, толпы в панике. Или покорно смириться с любой несправедливостью. Оба пути – хуже, хотя второй, по крайней мере, не вызывает мельтешения в глазах.
Есть и третий, но это действительно редкость – для этого обыватель должен готовиться к помощи, тратить своё время на обучение, резервировать ресурсы, пригодные для оказания помощи, тренировать мозг, чтобы отличать неправдоподобнный слух от вероятной реальной опасности. Иметь мужество не распространять панику, даже если тебя самого захлёстывает страх. Промолчать, если хочется крикнуть. Успокоить бьющихся в истерике.
Много ли мы знаем таких людей? Я – человек пять от силы, да и то потому, что я уж не юноша. Так или иначе, научиться накладывать жгут обывателю лень. Беда в том, что если обыватель кричит громко, то жестокое мироздание начинает реагировать, возвращать равновесие, перегибая палку в обратную сторону, и появляются всякие «Приказ двести – расстрел на месте». Устав от паники, обыватель становится безвольным и готов на любого капитана, любого, что бы он не сделал, только прекратил бы панику.
Дело в рассказе, кстати, одним пассажиром не кончилось: «Вдруг испанец оттолкнул свою даму. Он растолкал народ, вскочил на борт. Он приготовился прыгнуть на плот. Хлопнул выстрел. Испанец рухнул за борт. Капитан оставил револьвер в руке. Бледные люди проходили между матросами. Салерно размещал пассажиров по плотам и шлюпкам».
Капитан у Житкова был прекрасен, но в природе они встречаются разные. Начнут стрелять – не остановишь.
