Писатель и журналист Игорь Мальцев — о том, почему нельзя разыгрывать национальную карту
Родной брат премиального Нобеля лежит на питерском кладбище и является русским промышленником, основателем того самого российского нефтегазового комплекса, к которому все так жаждут прильнуть. Лежит русский моряк Грейг, командующий Черноморским флотом, лежит русский детский писатель Авенариус, лежит омывавший раны Пушкина русский медик Арендт, лежит начальник петербургского монетного двора Армстронг, сын русского промышленника Армстронга, лежит вооруживший русский флот Гаскойн, лежит Вольф, великий русский книгоиздатель — основатель «Вокруг света», лежит строитель русского флота Берд, лежит основатель русской ортопедии Вреден, лежит русский архитектор Гримм, основатель русской метрологии Купфер, министр иностранных дел России Ламсдорф, лежит Макферсон, основатель русского футбола… Там много кто еще лежит, и все — выдающиеся и великие русские.
У меня вопрос — так будем их всех бить эксгумационно по морде или по паспорту? Выстроить ряды великих тенет и начать отбирать: так, эти шотландцы без юбок — два шага вперед; эти немецкие хари — шаг назад; вот эти лягушатники, мало мы им под Бородино дали, — стоять на месте; итальяшки — чемодан —вокзал — Фьюмичино. И что — неужели ни одного еврея? Вот подозрительная фамилия — Литке. Так потому он и слинял исследовать Антарктиду, пятая колонна.
Какая-то чудовищная пропасть. Даже не между пониманием того, что такое русский в XIX веке и сейчас. Марианская впадина между советской атмосферой и сегодняшней. Московские могут сколько угодно вспоминать, что их-де обижали по пятой графе аж с детского садика. Я вырос на Крайнем Севере, и у нас не было проблемы национализма. Потому что когда сугробы намело выше дома и надо идти на службу, самое деструктивное — выяснять, у кого обрезанный. А в таком символическом снегу до сих пор живет 98% населения, и на ваши МСК-мерки всем наплевать глубоко в сугроб.
Нашему поколению повезло — оно выросло практически без вот этого гнусного, пошлого, бесконечного выяснения, кто тут русский и насколько, и мерить, мерить, мерить черепа. А вот этот по маме, а вот этот по папе, а вот этот — по дедушке Бланк — вообще разлегся в мавзолее, сионист фигов. Во многом это было из-за вполне американского ощущения интернациональной общности. Плюс пропаганда, и отдельные говорящие головы никогда не позволяли публично делить людей по национальному признаку на собственной территории. Потому что даже тупым коммунякам было понятно — эту тележку только катни — и она уже не остановится, пока не слетит в заброшенную шахту.
И то, что стараниями достаточно небольшой группы людей раковая опухоль под названием «национализм» растекается по российской территории, — это самое паршивое, что с нами случилось за последние лет десять. Национализм смешон в мононациональных карликовых государствах, а уж для вечной-то условной-то безусловной империи это совсем не смешно. Это катастрофично.
Вот только не надо сейчас начинать гнилой спич про то, что «а вот у нас есть умеренные националисты, а вот у нас есть прогрессивные, а вот у нас есть такие и сякие, и вообще они все за Родину, за Сталина и за батюшку царя, хотя и он был нерусью со своей немкой». Не надо рассказывать сказок про великую Русь кривичей и словенов, одновременно вскакивая «Какие угро-финны?» и поливая соседей за то, что «украли бренд «Отец городов русских — Киев». Или это была-таки мать? Любая частная история так называемого националиста — это история умственного распада. Это история без совести. Это история про то, как московские хотят делать условные стартапики, а чтобы покоренные не их империей условно «черные» у них прислуживали и выносили мусор. И чтобы не вякали, а просто служили постоянным громоотводом. При этом регионы сталкиваются с конкретной проблемой приезжих. И мало кто задумывается, отчего при советской власти чеченцы были строителями аж до Елизово, а нынче — вдруг угроза русскому гражданскому обществу в отдельно взятой деревне.
А потому что политики и телеведущие объяснили и тем и другим, что «уже можно». Мы сейчас вот тут пропагандируем националистическую идею, она типа умеренная. Но как только тележурналист говорит в эфире про грузинского «идиота-президента» (это не гипербола), народ попроще считывает: «Уже можно. Началось!» И в непрозрачной воде национализма каждый уже начинает ловить свою рыбку, которая вполне может оказаться рыбкой фугу. А непрозрачная она настолько, что никто не объясняет, как идеи романтического национального возрождения в Европе уже привели один раз к возникновению фашизма, потому как они неразрывно связаны. Нет, они будут бубнить про «хватит кормить Кавказ», про наглость таджиков и бесчинства дагестанцев (потом можно термины менять между собой) и про много чего, что так или иначе ударяет молотом по самому произносящему. Можно быть двухметровым красавцем с голубыми глазами, но как только ты сказал «хачи», над тобой уже нависла черная воронка из творчества Сергея Лукьяненко. Потому что рано или поздно возбужденные твоими речами граждане докопаются-таки, что твоя блондинка-прабабушка приехала из Умани и долго жила с политруком Кацем. И что тогда ты будешь делать, куда бежать? Ты же русский — с нами, судя по неуместной шутке Соловьева, Бог.
Вы даже не представляете, как полезно ходить по кладбищам XVIII–XIX веков. Потому что известные факты выстраиваются в одну мысль: если основу всего лучшего в России зародили шотландцы, немцы, французы, итальянцы, ставшие русскими, — по языку, культуре, вкладу в развитие страны, по вере, наконец, — то что, собственно, делал тот самый русский народ из сказок националистов?
А это и был он. Русский, мать его, народ.
