Писатель Виктор Топоров — о том, для чего ОНФ нужна угроза
Есть анекдот о том, как в психиатрической лечебнице построили бассейн для пациентов. Те очень довольны: купаются, плавают, ныряют, прыгают с трамплина и с вышки. Им пообещали: будете себя хорошо вести — и бассейн когда-нибудь в неопределенном будущем наполнят водой.
Многое в нашей политике выглядит иллюстрацией к этому анекдоту. Да и не только в политике. Что такое отечественные нанотехнологии, как не прыжки в пустой бассейн? А наукоград «Сколково»? А «Общественное телевидение»? А закон об облегченном партийном строительстве в отсутствие и намека на сколько-нибудь серьезные партии? Хотя это вроде бы уже политика. А с другой стороны, какая же это политика? Так, имитация… Ну а что у нас не имитация? Вопросы идут по кругу, как душевнобольные — по дну пустого бассейна. Когда-нибудь в неопределенном будущем сюда пообещали провести воду.
Какое место занимает во всей этой антисистеме «Общероссийский народный фронт», учредительный съезд которого прошел в Москве? Вопрос, на который нет пока однозначного ответа. Вспомним предысторию. Само создание (повторное) «Фронта» в мае 2011 года стало отличным тактическим ходом в преддверии бурной политической зимы-2012: у эвентуальной оппозиции (которая по идее могла бы оказаться и куда более серьезной, чем случилось на деле) загодя отняли самую удобную для объединения и консолидации словесную формулу.
Застолбив за собой «Народный фронт», Кремль принудил оппонентов довольствоваться невнятными, а то и смехотворными паллиативами — «Маршем миллионов», «Контрольными прогулками», Координационным советом оппозиции. Но это была чистая тактика — выигрышная, даже избыточно выигрышная, — но только тактика. А вот как быть со стратегией, пока не ясно. И нет ощущения, что учредительный съезд ОНФ, на котором тот преобразован в общественное движение, дал внятный ответ на этот вопрос. Иначе говоря, нет ощущения, что в этот пустой бассейн сегодня-завтра (или в обозримом будущем) пустят воду.
Народный фронт — словосочетание ответственное, даже грозное. От народного фронта недалеко и до народного ополчения. И формируют народный фронт только в годину опасности. В годину тяжкой опасности. В годину тяжкой и конкретной опасности. В годину опасности, имеющей имя, а то и фамилию, или название. «Против кого дружим?» — говорили в советское время. Народный фронт — это всегда дружба против кого-то или чего-то конкретного. Причем дружба, сплошь и рядом не столько по выбору сердца, сколько под давлением внешних обстоятельств. «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке» — так и только так.
То есть тяжкая конкретная опасность и могущественный конкретный враг — два взаимосвязанных и совершенно необходимых условия для возникновения и успешного функционирования народного фронта. И с обоими этими условиями нет ни малейшей ясности.
Что касается ощущения опасности — тяжкой опасности, — то его в российском обществе (и отдельно в элитах) нет. Есть смутное предощущение, есть невербализованная тревога, прежде всего экономическая: то ли новый виток всемирного кризиса, то ли падение цен на нефть, то ли рост цен на услуги ЖКХ, то ли еще что или же всё сразу. Но невербализованной тревогой и отдельными алармистскими выкриками пустой бассейн народного фронта не наполнишь — тут нужен, сказал бы шекспировский Гамлет, «магнит попритягательнее». В нехорошем смысле попритягательнее, естественно.
Нет и конкретного противника, против которого сегодня стоило бы дружить — тем более дружить «через не хочу». Против оппозиции? Смешно. Какая у нас оппозиция? Против Америки? Но чем грозит нам Америка? Может, против коррупции? Но тогда народный фронт следовало бы сформировать не вокруг парламентской партии, а вокруг Следственного комитета. Против кризиса? Да, конечно. Но ведь нет пока никакого кризиса!
Обращаю ваше внимание еще на один факт, вытекающий из вышесказанного. Разумеется, конкретного противника можно обозначить, а вернее, назначить. Но в каждом из гипотетических случаев подобного обозначения — назначения само по себе выражение «народный фронт» оказалось бы пустой, как бассейн из анекдота, словоформой в отсутствие уточняющего определения. «Антиоппозиционный народный фронт» — понятно. «Антиамериканский народный фронт» — понятно. «Антикоррупционный народный фронт» — понятно. «Антикризисный народный фронт» — понятно. А вот просто «Народный фронт» — непонятно. Водой этот бассейн не наполнен.
Более того. Само по себе словосочетание «народный фронт» становится понятным всем и каждому в отсутствие уточняющих определений, только когда возникает конкретная и тяжкая опасность, имеющая вполне недвусмысленное название. Но опасности такой на сегодня нет и противника такого нет (и слава богу, что ни того ни другого нет), а «Народный фронт» есть — и вот он преобразован из коалиции в общественное движение.
У него есть программа, но она более чем расплывчата; у него есть или вот-вот появятся рабочие органы и структура, у него есть сопредседатели (имена которых, включая имя глубокоуважаемого кинорежиссера, говорят лишь о том, что не говорят ровным счетом ничего), у него, наконец, есть лидер — и с именем этого лидера, да и с ним самим как раз полная ясность. Нет, однако, ясности с самим «Фронтом».
За кого и за что выступает обзаведшийся новой аббревиатурой «Народный фронт», мы, допустим, поняли. За Россию. «Народный фронт за Россию» — НФЗР. За Путина. Да и кто бы спорил… Больше того, никто и не спорит… Но, как сказано выше, этого мало. Не соблюдены оба обязательные условия формирования народного фронта: нам так и не удосужились сообщить 1) против кого или против чего сформирован НФЗР; 2) перед лицом какой экстраординарной опасности произошло это эпохальное событие.
Разумеется, сама по себе попытка положительной консолидации (не «против кого дружим», а «за кого и за что») заслуживает как минимум уважения. Настораживает, однако, тот факт, что — в отсутствие обозначенной опасности и в открытую названного противника, то есть, грубо говоря, на сплошном позитиве, — дело может пойти по накатанным рельсам знаменитого черномырдинского изречения, и вместо продекларированного обеспечения прямой связи между национальным лидером и народом образуется еще одно лишнее промежуточное звено, еще один бюрократический механизм, к постоянному разрастанию которого всё в конечном счете и сведется. А оттуда уже будет рукой подать и до описанного в начале колонки перманентно пустующего (хотя и не простаивающего) резервуара.
