Из блога Евгения Ясина на «Эхе Москвы».
С удовольствием читаю труд нашего современника, питерского историка Евгения Викторовича Анисимова «Императорская Россия» (2012, «Питер»), подаренный мне недавно автором. Рекомендую.
Вот две параллели, интересные для нашего беспокойного времени.
Одна из них касается Никиты Ивановича Панина, екатерининского вельможи, видного дипломата и воспитателя будущего императора Павла I. Анисимов приводит высказывания людей, знавших Панина: «Добрая натура, огромное тщеславие, необыкновенная неподвижность» – это говорил о нём английский посланник Гаррис.
Сама Екатерина II писала: «Панин обязательно умрёт, если куда-нибудь поспешит». Тем не менее десяток лет он руководил российской внешней политикой, а повод вспомнить о нём здесь относится к его роли воспитателя наследника престола, когда Панин ещё верил в то, что он воспримет и станет осуществлять его либеральные советы.
Умирая в 1783-ем году, Панин оставил своему воспитаннику завещание в надежде, что тот, став императором, выполнит хоть отчасти его мечту. Анисимов пишет, что Панин видел Павла «необыкновенным императором, который ограничил бы свою собственную власть, в корне изменил бы политический строй России, смог бы раз и навсегда избавить страну от самодержавия, точнее – от самовластья» (Анисимов, 2012, стр. 274).
А вот что написал сам Панин в завещании, названном им «Рассуждение о непременных законах».
– «Государь… не может равным образом ознаменовать ни могущества, ни достоинства своего иначе как постановляя в государстве своём правила непреложные, основанные на благе общем и которых не мог бы нарушить сам, не престав быть достойным государем» (там же).
Почему я привожу эти строки? Ведь это принцип верховенства права, о котором так много говорят сегодня, что не мешает нашей власти принимать законы об «иностранных агентах», позорных и ныне для достоинства русскоязычных граждан просто в силу общепринятого понимания русского языка, только за то, что общественная организация участвует в контроле за выборами и при этом, независимо от этой деятельности, привлекает зарубежные гранты. Закон этот поспешно принят послушным парламентом в редакции юридически более чем сомнительной! Какое уж тут верховенство права!
Но Панин умер в 1783-ем году, почти 250 лет назад. Его брат, бравый генерал, тогда не осмелился передать завещание ни адресату, ни его матери – императрице, ни опубликовать его. Сейчас, несомненно, времена несравненно более свободные. Тогда верховенство права для русского аристократа было потайной мечтой, заимствованной из сочинений просветителей. До французской революции ещё оставалось 6 лет.
А сейчас у нас после Октябрьской революции прошло 96 лет. Но и теперь, после демократической революции 1991-го года, верховенство права остаётся фигурой речи. Добро бы это было интересно лишь для интеллигентских разговоров. Да нет, актуальнейшая вещь, без которой нельзя рассчитывать на подъём экономики в нынешних условиях.
* * *
Другой эпизод. Конец царствования Николая I. Заседание Государственного Совета 30 марта 1842-го года. Царь в своём выступлении сказал:
– «Нет сомнения, что крепостное право в нынешнем у нас положении есть зло для всех ощутительное и очевидное; но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, ещё более гибельным... В настоящую эпоху всякий помысел о сём был бы лишь преступным посягательством на общественное спокойствие и благо государства».
И далее:
– «Если настоящее положение таково, что не может продолжаться, а решительные меры без общего потрясения невозможны, то необходимо, по крайности, приуготовить средства для постепенного перехода к иному порядку вещей и, не устрашась перед всякой переменой, хладнокровно обсудить её пользы и последствия» (Анисимов, 2012, стр. 488).
Первый комитет по крестьянскому вопросу был образован уже в декабре 1826-го года под руководством графа В.П. Кочубея. Потом были созданы другие комитеты по тому же вопросу в 1835, 1839, 1840, 1844, 1848 годах. Ни один из них не изготовил рекомендаций, которые были бы одобрены. Анисимов цитирует историка Александра Александровича Кизеветтера:
– «Был непрерывный бюрократический «бег на месте». Только привлечение к государственной работе живых общественных сил могло бы придать реальное значение преобразовательным попыткам правительства, но такое привлечение как раз и не входило в политическую программу николаевского царствования» (там же, с. 488-489).
Николай был убеждён в том, что главное в государстве – порядок. Его понимание законов чем-то напоминает идеи верховенства права: закон выше любых указаний, в том числе государя. Только подписание закона это есть исключительная, государя, прерогатива. Сравните с размышлениями Н.И. Панина, он ведь тоже видел государя на вершине государственного здания, но… думал о его роли в установлении иного порядка.
После опубликования в 1836-ом году «Философических писем» А. Чаадаева, на него начались гонения. Николай I назвал его сумасшедшим. Сам он писал: «Судьба России печальна, она обречена на гибель, так как не имеет ни вековых традиций культуры, истории, ни мощной религиозной опоры». Он рекомендовал перейти в стране к католицизму. Неприкаянный и разочарованный жизнью, Чаадаев стал прообразом Чацкого, Онегина, Печорина и других «лишних людей» русской жизни николаевской эпохи.
В 1840-х годах активизировались репрессии властей. Самым громким было дело Буташевича-Петрашевского, кружка, в котором велись общественные дискуссии. 15 человек из 23 арестованных были осуждены к расстрелу, который в последний момент заменен каторгой. В их числе был и Ф.М. Достоевский (там же, с. 503–505).
В то же время меняется облик городов, того же Петербурга, где заблистали главные творения Карла Росси, Огюста Монферрана. Появились рестораны, а в них «гурьевская каша» по имени министра финансов Д.А. Гурьева, бефстроганов, «пожарские котлеты» от Дарьи Пожарской. Это только новая русская часть меню.
До 1850-го года IX ревизия выявила 11,3 млн. крепостных мужского пола, 49% общего числа крестьян. Хотя их положение стремились несколько улучшить, всё же оно было крайне тяжёлым. Анисимов отмечает порку как неотъемлемую часть жизни крестьян, право первой ночи. Это середина XIX века. Он пишет: «Неудивительно, что в этих условиях благородная цель труда, как единственного достаточного способа существования и совершенствования своей жизни, исчезала. Обмануть, украсть, навредить, сделать своё дело плохо для крепостного было не постыдным, а наоборот, похвальным делом, которым можно было кичиться перед людьми» (Анисимов, 2012, с. 524).
Что-то мне это напоминает…
Нужны были реформы, не только отмена крепостного права, но земская (местное самоуправление), судебная, отмена рекрутчины (тогда с переходом на всеобщую воинскую повинность), подушной подати, неизменно сохранившихся с петровских времён. Александр II положил начало преобразованиям.
В истории нет идентичных отрезков, условия всегда своеобразны. И всё же описанное время и то, которое мы ныне переживаем, возникшее как реакция на трудности 90-х, многими явлениями напоминают друг друга. Стоит подумать.
