Раис Сулейманов
Прошедшая 14 мая 2013 года в пресс-центре федерального агентства «Интерфакс» в Москве презентация аналитического доклада Института национальной стратегии «Карта этнорелигиозных угроз: Северный Кавказ и Поволжье», подготовленного группой экспертов, специализирующихся на изучении национально-конфессиональных проблемах этих двух регионов России, наверное, впервые на федеральном уровне обозначила проблему неоднозначности взаимодействия власти и ваххабизма. Причем неоднозначность этого взаимодействия заключается не только в способах противодействия, но и в появившемся сотрудничестве между элитами и носителями исламского фундаментализма.
Ситуация на 2013 год показала, что проникновение нетрадиционных для коренных мусульманских народов страны течений зарубежного ислама радикального толка, начавшееся с эпохи распада СССР, привело сегодня к ситуации массового распространения религиозного фундаментализма на Северном Кавказе и в Поволжье. В результате экспансии ваххабизма целые регионы превратились в зоны реальной террористической опасности: Дагестан, Чечня и Ингушетия. Причем этот процесс охватил вскоре и другие субъекты Юга России, а в 2010-2012 гг. окончательно охватил и Татарстан, тем самым, исламистский фронт распространился и на центр России – Поволжье. Бесконтрольная деятельность зарубежных мусульманских благотворительных фондов и иностранных проповедников в совокупности с зарубежным религиозным образованием в странах Ближнего Востока мусульманского духовенства привело к появлению значительной по численности политически активной группы приверженцев ислама, настроенных против светского характера государства и Российского государства как такового в целом. Весь этот процесс ваххабизации проходил нередко не по причине отсутствия контроля со стороны региональных властей и реакции слабого в 1990-е годы федерального центра, а при непосредственной поддержке местной элиты.
Сращивание ваххабизма, бюрократии и бизнеса получило название «ваххабитского холдинга». Этот термин был предложен татарским мусульманским богословом Валиуллой Якуповым (1963-2012), убитого как раз теми самыми ваххабитами в подъезде собственного дома 19 июля прошлого года. Этот процесс шел несколькими путями.
Обычная схема подобного сближения начиналась с участия в семейных обрядах чиновника ваххабитского имама. Например, у мэра, главы района и чиновника рангом пониже рождался ребенок. У мусульман полагается совершить обряд имянаречения. Мэр или глава района вряд ли станет приглашать для этого простого муллу. Все-таки это выглядит несолидно. А вот позвать мухтасиба или имама главной мечети в городе – это уже соответствует статусу бюрократа. И часто такой имам-ваххабит оказывается в роли семейного духовника у высокопоставленного чиновника: на имянаречениях, никахах (свадьбах), похоронах родственников он выполняет роль священнослужителя. Становясь «своим», ваххабит начинает пользоваться поддержкой таких власть имущих. Это позволяет имаму-ваххабиту расставить своих единомышленников по другим мечетям в городе или районе. Вслед за чиновниками ваххабитское духовенство находит поддержку у бизнеса, превращаясь в духовника для местных олигархов. В результате такой поддержки власти и денег ваххабизм пускает глубокие корни, монополизируя духовное пространство.
Есть и другие примеры подобного симбиоза бюрократии и ваххабизма, только более печальные по последствиям. Такое возникает тогда, когда сам чиновник начинает идейно проникаться исламским фундаментализмом. Нередко для него подобная трансформация начинается с посещения Саудовской Аравии. Начинается с совершения хаджа (паломничества) в Мекку и Медину, а заканчивается просто визитами в эту и другие ваххабитские королевства Аравийского полуострова. Сопровождающий чиновника из Татарстана или Дагестана его имам-духовник, сам учившийся в свое время в этих арабских странах, знает к кому его завести для полезного знакомства, с кем можно из арабских шейхов обсудить «деловое сотрудничество» между, например, Эр-Риядом и Казанью. При этом данные визиты сопровождаются мощнейшей пропагандистской работой ваххабитских проповедников: вместе путешествуя, имам-фундаменталист начинает рассказывать чиновнику или бизнесмену о прелестях жизни в халифате. Вернувшись на родину, окрыленный бюрократ или олигарх реализует проект исламизации у себя дома. Начинается все с простых вещей. Например, под такое влияние попал в свое время глава Агрызского района Татарстана Фарит Габбасов, начавший вдруг ни с того ни с сего помогать в развитии телевещания из арабских стран. Жители этого отдаленного региона на северо-востоке Татарстана теперь в мечетях могли смотреть «аль-Джазиру» и «аль-Арабию». Спрашивается: с этого ли нужно было начинать улучшения жизни населения в районе? Выходит, что вместо строительства дорог и другой полезной инфраструктуры татарское население этих мест теперь смотрит арабские телеканалы, далеко не дружелюбные по содержанию своих передач к России.
Иногда подпитка радикалов происходит не уровне не только элит, но и контр-элит региона, что лучше всего можно увидеть в Башкортостане. Отставка в 2010 году с поста президента Башкирии Муртазы Рахимова и назначение на его место Рустэма Хамитова неизбежно привело к конфронтации истеблишмента республики из команды нового президента с кланом предыдущего, члены которого занимали высокопоставленные посты и курировали денежные потоки. Начавшееся противостояние элиты и контр-элиты привело к тому, что последняя стала идти на сотрудничество с этническими и религиозными радикалами. В Уфе основным центром притяжения «народного возмущения» политикой Хамитова является оппозиционная группа во главе с Альбертом Мухамедьяровым, бизнесменом, владеющим большим медиа-холдингом в регионе (информационное агентство «Башмедиа» и «Уфамедиахолдинг», куда входят региональное РенТВ, Евразия, Уфапортал и многие другие СМИ) и создавшим «Российскую партию народного управления», во главе которой он и стоит. Предприниматель отвергает упреки в этнорадикализме, тем не менее, при его поддержке возобновились издания националистических газет. А прошедший в марте 2013 года митинг Хизб-ут-Тахрир в Уфе не только широко освещался медиа-ресурсами Мухамедьярова, но и поддерживался его штабом. При этом сама региональная власть, судя по заявлениям ее официальных представителей , предпочитает не замечать угрозу нарастания этнического и религиозного радикализма, повторяя традиционную мантру о мире и согласии в регионе.
Между тем, опыт соседней республики отнюдь не дает поводов к такому благодушию. В Татарстане контр-элиты весьма эффективно использовали религиозных радикалов для давления на власть. Так, летом 2012 года, когда после теракта 19 июля в отношении республиканского муфтия Ильдуса Файзова (он получил ранения) и убийства его заместителя, крупного богослова Валиуллы Якупова, в Казани и Набережных Челнах прошли пикеты и митинги, организованные Хизб-ут-Тахрир и татарскими национал-сепаратистами «в защиту мусульман». Показательно, что они были направлены лично против действующего президента Татарстана Рустема Минниханова, предлагая свергнуть светскую власть и установить исламскую республику. При этом комплиментарно относящиеся к митинговавшим журналисты в репортажах стремились подчеркнуть, что «при Шаймиеве не было репрессий против ислама».
Сегодня очевидно, что региональные элиты и контр-элиты нередко идут по пути негласного сотрудничества с исламским фундаментализмом. Руководствуясь тактической выгодой от такого сотрудничества, местная бюрократия проигрывает стратегически, поскольку необратимо радикализирует общественно-политическое пространство в регионах, к тому же усиливая его антироссийский крен.
В перспективе, учитывая, что идет процесс расширения географии исламского терроризма, окончательно перекинувшегося с Северного Кавказа на Поволжье, мы получаем цивилизационный разлом страны по середине. И если сейчас уже в массовом сознании россиян Северный Кавказ воспринимается как регион терроризма и небезопасности (отсюда и призывы к отделению Юга страны), то такое представление в ближайшем будущем может перейти и на «мусульманские» республики Поволжья, что чревато поддержкой дезинтеграционных настроений российским обществом, а, в конечном счете, миграцией русского населения, как это имеет место на Северном Кавказе. Это, в свою очередь, означает, уход и российской государственности из тех регионов, где русских не остается.
