В последние годы мой дед по матери, Нисифоров Николай Егорович, свиней не резал, а стрелял из своего охотничьего ружья. Выйдет во двор, вскинет ружье и в лоб: бах. Эффект тот же, а крови и возни куда меньше.
...Однажды ночью к нам в деревенский наш, богатый по советским временам, двор забрались воры. Бабушка услышала и разбудила деда. Дед снял ружье со стены и пошел во двор, в тапках и в семейных трусах. Воры услышали шлепанье дедовых тапок и быстро убежали в ближайшую лесную посадку — она начиналась ровно через дорогу от нашего дома. Николай Егорович обошел двор, никого не обнаружил, затем неспешно открыл засов на уличной деревянной двери, толкнул ее ногой — она со скрипом открылась... — прицелился и выстрелил в луну. Те, что сидели в леске, наверное, не знали, что он стреляет по луне. Догадываюсь, что им было по-настоящему страшно: бешеный старик, убьет еще.
Другой дед, уже по отцу, Прилепин Семен Захарович, своих свиней резал до самого последнего года жизни. Я думал, что у него и ружья нет. Но как-то летом мы сидели во дворе — дед, отец, я, — и кто-то вдруг заметил в небе ястреба.
— Гусячий выводок на реке — заклюет, — сказал дед раздумчиво и, скорей, равнодушно к судьбе гусят.
— Может, подбить? — спросил отец.
Дед ответил неопределенно-утвердительным междометием. Тут же невесть откуда появилось ружье. Я застыл в ожидании. Ястреб быстро догадался, к чему идет дело, и медленно отбыл куда-то в стратосферу, становясь все меньше и меньше, пока не растворился в синеве полностью.
...Речь о том, что оружие я видел с детства. Вид его не удивлял.
С 18 лет я сам часто им пользовался. Закончилось это, когда мне было 25 лет, и с тех пор я ни разу не брал в руки оружия. Просто неинтересно. Оба деда умерли, мне по наследству достались два ружья, но я не взял их в свой дом. Мне они не нужны. На охоту я не хожу, свиней и гусей не держу, гражданская война еще не началась — к чему мне оружие?
Много говорят о легализации оружия. Я категорически против.
Вы скажете: а твои деды? Мои деды — настрелялись. Николай Егорович был пулеметчиком, у него за войну погибло шесть «вторых номеров». «Дед, а ты видел немецких офицеров?» Дед, очень просто и обыденно: «Офицеров? Да я их убивал». Другой дед был командиром артиллерийского расчета. Такой войны, какую видели они, я не видел, но я тоже много стрелял, целясь и не целясь, в разные стороны.
Все мое горячее мальчишество давно удовлетворено. Про дедов и говорить нечего.
Оружие уместно в тех местах, где никому не надо самоутверждаться. В сибирских деревнях, где они еще сохранились, оружие есть в каждом доме. Ну, так оно там нужно. Там то медведь забредет в деревню, то стая волков забежит. Там еще встречаются старожилы, помнящие про беглых каторжников. Там, наконец, охота — дело пропитания, а значит, продолжения жизни.
А у нас, в городе, какое такое дело, что нам нужно с собой таскать ствол? Оружие, быть может, было бы уместно в тех странах, где мужская пассионарность имеет возможность быть проявленной. Страна, осваивающая тайгу, штурмующая вершины и забирающаяся с ногами в космос, страна, разруливающая военные конфликты по всему свету, страна, где каждый второй пацан прыгал с парашютом, — она, предположительно, имела бы право и на ствол. Но не страна, где каждый второй пацан глотал таблетки, курил дурь и колол себе в вену.
Мы живем в государстве, где девять десятых представителей мужского населения еще не доказали не то что другим, но даже самим себе, что они мужчины. Но очень хотят доказать — уровень агрессии у нас зашкаливает. Комитеты солдатских матерей и некоторые истероидные журналисты любят популяризировать миф про «чеченский» и «афганский» синдром: да полноте вам. Всерьез воевавшие люди в большинстве своем и относятся к этому всерьез. От дураков никто не застрахован, попадаются они и среди ветеранов, но куда чаще истерики и невротики, склонные к агрессии, встречались мне среди людей, которые никогда форму не носили и живую мишень в прицел не наблюдали.
Что до ветеранов с поехавшей на бок крышей, то и они развращены не столько войной, сколько отсутствием смысла вне войны и безвыходной подлостью повседневности. Вы заметили, что среди прошедших Отечественную таких почти не попадалось? Вот вам и ответ на все вопросы: для наших дедов и прадедов жизнь была преисполнена смысла, они когда-то вернулись из окопов в мир, стоявший хоть на каком-то фундаменте, а нынешний мир висит в воздухе, подвешенный то ли за голову, то ли за ногу, то ли еще за что-то.
Белгородский стрелок Сергей Помазун, убивший шесть человек, объяснял при задержании, что стрелял не в детей — «я стрелял ад», сказал он. (Некоторые ошибочно пишут, что он произносит «стрелял в ад»; нет, вслушайтесь: «стрелял ад»!)
Главный ад, конечно, в голове Помазуна, но его и вокруг хватает. Мы хотим, чтоб ада стало больше? Нам его быстро устроят.
В России около 900 тысяч шизофреников. Далеко не все из них опасны, но безопасны тоже далеко не все. Свыше 30% населения подвержены разнообразным депрессиям.
Не все, пребывающие в депрессии, склонны стрелять по людям, но у тех, кто стреляет, обычно с этого все и начинается. 56% страдающих депрессией склонны к самоубийству ? по крайней мере, так было до сих пор. Но если под рукой ружье?
Еще не так давно пик заболевания депрессией приходился на возраст между 30 и 40 годами, но на сегодняшний день депрессия помолодела и поражает людей до 25 лет. Тех самых, у которых уровень тестостерона зашкаливает. Замечательный пример: из Санкт-Петербурга — не из вымирающего городка, где остановилось все производство, и не из приграничного поселка, где власть захвачена пришлыми людьми, а из северной столицы — сообщают, что там пятая часть жителей является потенциальными пациентами психиатра. Каково?
Нам обещают, что к 2020 году психические расстройства войдут в первую пятерку болезней. Психические расстройства обгонят в этом плане сердечно-сосудистые заболевания, до сих пор традиционно лидировавшие! Мир сходит с ума, а Россия сходит еще быстрее. По количеству психопатов в Европе мы ? лидеры. Чего нам не хватает? Правильно, оружия! Только оружия и не хватает!
...Тот, кто всерьез верит, что способен один отстреляться от пяти дегенератов со стволами, — ему самому надо идти на учет к психиатру. Хотя одними дегенератами — в прямом и переносном смысле — список потенциальных охотников не исчерпывается. Говорить про миграцию в новом чудесном мире — моветон, но мы попробуем обсудить приезжих граждан в другом, политкорректном, аспекте.
Дабы выправить ужасную демографическую ситуацию, российские власти из года в год легализуют сотни тысяч мигрантов. Коренное население, в лице молодых людей с рабочих окраин, относится к мигрантам незаслуженно плохо и все время норовит продемонстрировать свое отношение на деле. Очевидно, что получившие законное гражданство тоже желали бы иметь право на самозащиту — желательно, в виде короткоствольного оружия. Или все-таки не надо им такого права предоставлять? Сколько там в Москве узбеков и азербайджанцев? Давайте их всех вооружим. Москву мало кто любит — вот будет отличный способ позлорадствовать над москвичами.
...Я объехал всю страну и спокойно хожу в любое время суток по любым улицам любых городов. Проблем, конечно, хватает с избытком и сейчас, но если что и успокаивает лично меня, так это уверенность, что оружия тут ни у кого нет, кроме полицаев. А если есть, то это исключение из правил, с которым еще надо исхитриться столкнуться.
Если мы все-таки хотим устроить по всей стране ежедневный аттракцион под условным названием «Встреча самурая с московским озорным гулякой в прериях российского Черноземья», то стволы нам в руки. Однако всякий желающий расстрелять ад должен знать, что ад стреляет еще лучше.
Ад попадает и выигрывает.
