Писатель Виктор Топоров — о юбилее последнего российского референдума
25 апреля 1993 года прошел знаменитый референдум, призванный, как тогда казалось, надолго определить исторический выбор страны. Этого, однако, не произошло: референдум не принес однозначных результатов, тогда как полученные можно было интерпретировать по-разному — в зависимости от личной политической позиции самого интерпретатора. Так оно, кстати говоря, и происходило, да и происходит до сих пор. Кроме того, совершенно непонятно, каким инструментарием смог бы воспользоваться победитель (буде такового удалось бы выявить) для реализации единодушно выраженной народной воли.
Спор, напомню, шел тогда между президентом Ельциным и Верховным советом (вернее, Съездом народных депутатов, сформировавшим из собственного состава постоянно работающий Верховный совет); легитимность и президента, и Съезда была сомнительна: и тот и другой были избраны демократическим путем на альтернативной основе, однако произошло это в уже не существовавшем в 1993 году государстве — РСФСР в составе СССР. И президент, и Верховный совет (ВС) были настроены бороться до победного конца, не идя ни на какие взаимные уступки, и выражали твердую готовность не постоять за ценой. Последствия чего не в полной мере изжиты — а на иной взгляд, и вообще не изжиты — и по сей день.
Однако сейчас, на временном удалении в 20 лет, отчетливо видно, что сам по себе референдум был не более чем эпизодом. Правда, эпизодом не «маленькой гражданской войны» (до ее начала оставалось еще полгода), а ползучего государственного переворота, который на протяжении всего 1993 года мало-помалу осуществлял и в конце концов осуществил Ельцин. Осуществил, опираясь на поддержку Запада и отечественных СМИ, — и щедро расплатился впоследствии и с теми, и с другими. Осуществил вопреки воле народа, однако и не без опоры на соответствующим образом проинтерпретированные итоги референдума.
К концу 1992 года определился полный провал гайдаровской реформы, изрядно пострадал и авторитет еще совсем недавно всенародно любимого Ельцина, который — с помощью «мальчиков в розовых штанишках» — ухитрился променять собственную популярность на денежный навес (как тогда говорили), то есть попросту ограбил население и вверг его в немыслимую и невиданную нищету. Верховный совет, очнувшийся если не первым, то одним из первых, требовал крови Гайдара и Бурбулиса — то есть не крови, разумеется, а немедленной позорной отставки. В качестве предупредительных залпов он отказался утвердить Гайдара на посту премьер-министра и лишил Ельцина дополнительных полномочий, истребованных и полученных тем ранее (и позволявших президенту, в частности, править указами, не дожидаясь законов).
Вопрос о власти был на тот момент изрядно запутан. Формально вся полнота власти принадлежала Съезду народных депутатов, имевшему, в частности, право ставить и решать вопрос об отрешении президента от должности. Фактически — и традиционно — административный ресурс и финансовые рычаги (а также, напомню, СМИ) принадлежали первому лицу — то есть президенту Ельцину, который — оттолкнув от себя «прорабов перестройки» и окруженный уже одними льстецами — ощущал себя самодержцем, не терпел возражений и не шел ни на какие компромиссы, кроме безоговорочной капитуляции любого противника. И, далеко не в последнюю очередь, проявлял вопиющую некомпетентность во всех вопросах, кроме борьбы за сохранение единоличной власти.
Апрельскому референдуму предшествовали драматические мартовские события. Выступая по телевизору, Ельцин, по сути дела, объявил государственный переворот. В ответ на что тут же созванный чрезвычайный Съезд народных депутатов инициировал процедуру импичмента. Однако выяснилось, что Ельцин взял ход назад: указ об особом порядке управления страной, оглашенный им по телевизору, оказывается, не был опубликован — и его просто-напросто отозвали. В результате чего захлебнулась и процедура импичмента. И методом разрешения кризиса был избран референдум, на который вынесли четыре вопроса, хотя по существу (и это озвучил сам Ельцин), вопрос был на самом деле одним-единственным: президент или Съезд?
Ельцинские политтехнологи и пропагандисты призвали электорат проголосовать по формуле «Да-Да-Нет-Да», то есть поддержать президента, политический курс президента, экономический курс президента и потребовать роспуска Съезда народных депутатов. Проголосовали же по формуле «Да-Да-Нет-Нет», то есть поддержали и президента, и Съезд. Тот самый Съезд, которому, напомню, формально принадлежала вся полнота власти. Тем не менее президент взял курс на роспуск Съезда — и в конце концов, уже в октябре, добился этого, пусть и при помощи танковой канонады в центре столицы.
А пока суд да дело, ползучий переворот продолжился. Решая в свою пользу вопрос о власти (а это он как раз умел), Ельцин прибег к двойной тактике: с одной стороны, он постепенно избавился от ближайших сподвижников, не поддержавших его деспотических амбиций в марте (так, был отправлен в отставку секретарь Совбеза Скоков, лишен каких бы то ни было полномочий вице-президент Руцкой и т.д.); с другой — принялся усиленно переманивать нардепов и в особенности депутатов Верховного совета в исполнительную власть, прельщая их, сказали бы сегодня, «печеньками».
Подобная тактика имела иезуитский характер — и дело не только в том, что вчерашние оппоненты Ельцина (причем далеко не последнего разбора) становились его подчиненными, а значит, пусть и поневоле, сторонниками. Переход депутатов в чиновники, поставленный на поток, размывал антиельцинский кворум в Верховном совете — и в результате сам ВС встретил пресловутый указ № 1400 уже ослабленным, чтобы не сказать обезглавленным.
Итак, 20 лет назад избиратель проголосовал против роспуска Съезда народных депутатов, что не помешало Ельцину всего через полгода означенный Съезд разогнать, а затем и расстрелять. А значит, сам по себе референдум не имел ровно никакого значения. Как, впрочем, и референдум о сохранении СССР, проведенный двумя годами ранее. Как, впрочем, и референдум о Конституции, принятой (по мнению многих, все же не принятой) в декабре 1993 года. Референдумов в нашей стране с тех пор не проводят — и, может быть, не случайно. Как сказал один из участников тогдашнего противостояния (Хасбулатов) о другом (о Ельцине): проигрывая тебе в шахматы, он просто сметает фигуры с доски и бьет тебя ею по голове. Впрочем, и сам Хасбулатов — представься ему такая возможность — наверняка повел бы себя точно так же. Какие уж тут, прости господи, референдумы.
