Александр Морозов
В первый год "третьего срока"во внутренней политике произошло много крупных событий. В первую очередь "московский протест", Пусси Райот, общественная борьба вокруг антимагнитского закона. Случилось общественное пробуждение. Причем с обеих сторон. Сначала повесткой владел условный Навальный, а затем, к осени 2012, начала все сильнее проявляться и встречная повестка, условного Милонова. После 2003-2004, т.е периода ареста Ходорковского и реакции на "оранжевую революцию"в Украине, 2012 год - самый острый. Это - "год общества". Никогда ранее не было такого широкого зазора между Путиным и его администрацией и нижними этажами бюрократии. Этот зазор в 2012 г. представлял собой пространство, в котором могло состояться или не состояться многое. Тем интереснее подвести итог не со стороны состоявшихся событий, а со стороны «пунктов отсутствия».
1. Не произошло радикализации студенчества. Более того, к концу 2012 года данные опросов показали, что протест "стареет", в нем растет доля старших возрастных групп. Никаких значимых захватов вузов, студенческих волнений не произошло (за исключением ситуации в вузе Бабурина).
2. Не произошло "взрыва городских окраин". Хотя крупные города России переживают сейчас те же процессы, что и другие мировые мегаполисы (джентификация одних районов и геттоизация других), быстрый экономический рост нулевых в России привел к тому, что в городах миллионниках возникли "сити"(районы "глобального центра", а на расстоянии 10 километров находятся районы "глобальной периферии"), никаких "восстаний окраин", подобных французским или американским, в России не произошло.
3. Общественное пробуждение 2012 года не привело и к появлению в России новых сколько-нибудь заметных регионалистских движений. Хотя регионалистская тематика и присутствовала (дело помора Мосеева, ингерманландская защита Ниеншанца в СПБ, пробуждение культурного областничества в ответ на назначение губернаторов-варягов и т.д.), но никаких ощутимых "сепаратизмов", сопоставимых с 90-ми гг. (бурятский, татарский, якутский национализмы, "уральская республика"и т.д.) не возникло. Во всяком случае, они не стали значимыми в публичной политике и не стали факторами, дополняющими московский политический кризис 2012 года.
4. Протестное движение не привело к появлению "новых левых". Можно усилить и сказать: даже возможность массовых публичных акций (которой не было в течение десятилетия) не привела к замене КПРФ на какое-либо другое массовое левое представительство. Хотя проблематика "социальной политики"обсуждается сейчас так же широко, как и в период "монетизации льгот", и население ясно видит результаты различных реформ десятилетия (пенсионная система, лекарства, тарифы ЖКХ и т.д.), не случилось никаких массовых левых акций. Показательно, что попытка левых выдвинуть в феврале социальную тематику в качестве главной темы массового шествия в Москве закончилась неудачей.
5. Ликвидация нескольких политических тяжеловесов (в первую очередь Лужкова, Кудрина, Суркова, но также и таких ветеранов, как Громов, а также другие значимые кадровые перестановки - Голикова, Фурсенко, Набибуллина, Матвиенко и др.) не привели к таким конфликтам клиентел, которые имели бы сколько-нибудь значимые последствия для устойчивости режима. Иначе говоря, важным фактом "отсутствия"является то, что разгром этих клиентел, а также ослабление медведевской клиентелы, не привели к появлению какого-либо теневого альянса из системных обиженных.
6. Московский протест 2012 года не привел к появлению новых массовых профессиональных союзов. Несмотря на то, что большинство старых профессиональных союзов давно находятся в кризисе, а общественный подъем обычно создает хорошую возможность появления новых союзов, - этого не произошло. Речь идет о новых союзах журналистов, литераторов, кинематографистов, педагогов, работников здравоохранения и др. Единственной публично заметной институционализацией оказался Координационный совет оппозиции.
7. Несмотря на то, что реакция властей на московский протест-2012 была последовательно жесткой и практически все лидеры попали под различные репрессии и преследования - аресты, обыски, подписки о невыезде, компромат и т.д. - не произошло того, что обычно происходит в подобной ситуации: за пределами России не возникло политического "эмигрантского"центра. Ни в качестве неформальной среды, подобной той, что была у чехов после 1968 года в Мюнхене, ни в более жесткой форме "правительства в изгнании".
8. Расширение публичного пространства не сказалось ни только на левых, но и на так наз. "русских националистах". Никакой критически значимой мобилизации националистов не произошло. Скорее наоборот: их более ранние (до начала массовых протестов) акции – такие как "Русская пробежка", летние лагеря спортивной подготовки, совместные акции с футбольными фанатами и др. – вызывали больший резонанс, чем в 2012 году, когда возможность публичного действия значительно расширилась. Иначе говоря, так называемая "угроза манежки", то есть вспышки массовых беспорядков и насилия со стороны националистической молодежи, не получила никакого развития.
9. Ни в одной из системных пропутинских общественных институций не возникло публичного кризиса, который бы вел к самореформированию. Это особенно заметно на примерах Единой России, профсоюзов Шмакова, Общественной палаты РФ, всех общественных советов при Президенте и т.д. Единственный публичный конфликт - вокруг профильного совета по правам человека – был замят. Все остальные подобные институции просто ждут планов "реформы себя сверху"и реформируются (либо не реформируются) решением АП без публичной дискуссии.
10. Важным пунктом "отсутствия"является общественная реакция на суды. Несмотря на то, что Следственный комитет, полиция и суды проводят аресты, фабрикуют дела, продлевают сроки содержания в СИЗО, выносят суровые приговоры, и вся система судопроизводства воспринимается населением как коррумпированная и несправедливая, попытки организовать пикетирование и даже развернуть лагерь "Оккупай-суд"не приняли критического для властей характера. Ни левые, ни националисты, ни либералы не смогли провести никакой значимой и создающей проблемы для власти мобилизации вокруг арестов и судов над своими сторонниками.
Подчеркну, здесь мы все это говорим не с осуждением и не в рамках популярной в социальных сетях темы "кто слил протест", а исключительно с исследовательских позиций, можно сказать, с позиций социологической "компаративистики", поскольку интересно сравнить ситуации "общественного пробуждения"в разных странах второй половины ХХ века. Институционализация протеста имела общие черты в разных политиях, попавших в ситуацию, подобной нынешней российской. Вопрос: "Почему ничего этого не произошло?"мы задаем в конце первого года "третьего срока". И размышления над "пунктами отсутствия"и их природой помогут понять, что нас ждет в следующие годы дряхлеющей путинской системы.
