На хлеборезке нельзя давать работать долго. Это все знают. Почему на хлеборезке нельзя долго работать? Потому что иначе хлеборезы наглеют. Они вааще теряют ум. Они уже ни прапора не уважают, ни командира, ничё.
Я, конечно, всех тонкостей не знаю, но что получается? Конечно, Навальный сам хорош, и рыло у него в пушку, но этот-то ушел? Как его... По этике и эстетике. Типа признал? Что и домик есть, и сынишку пристроил. В Майами. К Пугачихе поближе. У Пугачихи же в Майами дом? Ну что значит «не признал»? Раз ушел – значит, признал. У нас по-другому не бывает.
Я так скажу: больно долго они на хлеборезке работали. Все эти. По этике. Это я из своего армейского опыта. В армии в мое время хлеборезка – главнейшее место было.
Там ведь как, на хлеборезке? Надо нарезать равные пайки хлеба на всю роту. Туева хуча народу. Да, и масла, масла такие кубики. Поровну. И чтоб осталось – прапору там, дедам, себе. И надо это делать миллиметрово. Допустим, солдату коровьего масла положено 30 грамм в день. Так в мои годы было, сейчас не знаю. И если резать по 30 грамм, то масла должно ровно хватить – и ни грамма не остаться. Есть такие набивалки специальные, ну, вроде как для мороженого, черпанул – и точняк 25 грамм. Не 30. Если 30, то масла не останется. А скорее всего, не хватит даже, потому что когда его тебе выдают, там уже немного меньше нормы. Там уже до тебя оттяпали. Офицерам, бабам знакомым. Генералу. Но 25 – это нормально. Ну или 23. Сойдется – и солдат не сдохнет. И когда прапорщик на хлеборезку тебя ставит, он инструктирует. Смотри, говорит, рядовой Козявкин, 25! На крайняк – 23.
И первое время ты делишь поровну, трепещешь и гоняешь даже корефанов, которые вьются и рассчитывают, что уж если их Толя Козявкин на хлеборезке, то не пропадем. И даже Ахмед из землячества, хотя понтуется и требует на землячество («А то смотри!»), на деле по-хорошему с тобой договориться хочет и говорит, что прислали посылку, урюк.
У нас вечерами, кстати, в солдатском клубе тогда программу крутили из песен. Мне очень нравилась такая: «Когда война опустошала, ммм... городов, его земля... чего-то там дышала, давала людям хлеб и кров. Чье сердце было одиноко, того... надежда... ммм... пришла, сияй, Ташкент, сияй, Ташкент, звезда востока...» – и так далее.
Песня играет. А ты делишь, как сказано, и остается, и прапорщик, если не жлобина последняя, забирает не всё. Остальное – чуток, но твой, ты сам, как хочешь. Хочешь – корефанам в доппаек. Хочешь – землячеству. Если тебя самого зовут Ахмед.
Проходит месяц, а ты уже другой человек. Хлеборезка меняет. А уж если ты, скажем, принимаешь парад? Или в комиссии по этике? Ты в другом статусе. Ты даришь людям хлеб и кров. И у тебя появляется такая мысль, что если масло набивать по 20, а то и 15 грамм, то можно начинать смелее решать свои дела. А то у прапорщика рожа больно лоснится. А ты – знай, нарезай. Па-а-ротно, па-а-батальонно. И ты этой мыслишкой своей ставишь внезапно под угрозу весь стройный порядок жизни. Ракеты начинают исподволь, невидимо ломаться. Порох – сыреть.
В этот момент умный командир должен, улыбаясь, сообщить, что твой срок быть хлеборезом истек. Ты – оп! И пошел опять в казарму простым солдатиком, а навстречу тебе другой, который пока боится, не освоил еще точной резки по 20 вместо 30, ему кулак к носу: смотри, 25. В крайнем случае – 23.
Идешь ты, как побитый, и думаешь: а вот почему, скажем так, прапорщик, скажем так, вечный? Или командир? И тут приходит тебе в голову простейшая мысль. Прямо озаряет тебя. Он потому вечный, что тебя вовремя заменил. А то бы ты сейчас залоснился, вошел бы в силу. Страх потерял. Стал бы нарезать по 15, очкарик-связист от недоедания коровьего масла упал бы на учениях в обморок, ракета упала бы в Чебаркуль, главком обозлился бы на министра и быстро обнаружил у него дома картины маслом, тем самым, возможно, всех бы сняли, разжаловали и посадили под домашний арест.
Вот, вспомнил: «Его земля теплом дышала, дарила людям хлеб и кров». Хорошая песня. Ее сейчас не поют. Про че я? А! Короче: заменил вовремя хлебореза – и порядок. Не надо с этим затягивать, такое мое мнение.
P.S. Сам-то автор в армии не служил. И хочу пояснить впечатлительным читателям, что повествование идет не от автора лично, а от имени его лирического героя. Это такой прием, не более того. Но герой этот хоть и лирический, но подлинный. А верно ли мыслит – это мы по комментам узнаем.
