Платон Беседин о церковных представлениях россиян
На днях встретил подругу. Сели в кафе, заказали чаев-пирожных. На шее у нее крестик, хотя точно помню, что раньше его не было:
– А крестик для чего? Ты ж не крещеная.
– Полгода назад крестилась, – улыбается. – Решилась, наконец!
– Отлично, – говорю. – На Причастии была уже?
Тут она как-то сморщилась, точно тренер «Спартака» на матче с «Барселоной», и заявила:
– Нет, в Причастие я, прости, не верю. Это бред какой-то!
Данную сентенцию я слышал не в первый раз. Так что привык. Смущало другое – выборочность подруги.
– Тогда для чего крестилась?
– В Крещение – верю, в Причастие – нет…
– Оригинально, а в храм ходишь?
– Хожу, – говорит, – подпитаться энергетикой истинно верующих…
Расскажи такое верующему человеку – сильно удивится, хотя, по правде сказать, ситуация вполне распространенная, обыденная даже.
Относительно Православной Церкви в части общества, похоже, твердо укрепились так называемые суеверия (буквально «напрасные верования»). Собственно, этимология слова во многом объясняет то, что сейчас происходит в отношениях «социум – церковь». На Церковь наводят напраслину.
Наводят насколько рьяно, настолько же оголтело, не трудясь разобраться в вопросе. Немецкий философ Дитрих Бонхеффер писал, что «глупость – еще больший враг добра, нежели злоба». Злобы по отношению к Православной Церкви сегодня и, правда, предостаточно, а глупости, по-видимому, еще больше.
В России есть три вещи, в которых испокон веков разбираются все: политика, футбол и медицина. К ним, похоже, добавилась и четвертая – Вера и церковная жизнь. Сегодня каждый – от манагера до панка – ориентируется в ней лучше, чем сами церковники. Поэтому советуют, учат и, конечно же, выносят оценки.
Прогресс идет, люди умнеют – потому и поучений становится все больше и больше. Церковь, как подчеркнул Патриарх, открыта к диалогу, но и это ставится ей в вину. Как же так – батюшка, и в телевизоре? Пусть не отвлекает. Нам подавай «трусы Бритни Спирс да грудь Семенович».
К примеру, дизайнерша на моей работе очень любит размышлять о несовершенстве церковных обычаев. Не придешь в храм в юбке. Губы не накрасишь. Ужас, средневековье! При этом она беспрекословно соблюдает корпоративный дресс-код. Но вот о недовольстве дресс-кодом церковным надо сообщить всем и каждому.
Тем более в этом ее поддержат. Манагер по обеспечению, вторя дизайнерше, возмущалась тем, что, когда собиралась крестить ребенка, в православном храме ей не разрешили повесить воздушные шарики. Хотя, казалось бы, праздник.
Другой мой знакомый, начитавшись книжиц в духе «Удар русских богов», возмущается, почему в Новом Завете столько лжи. Спрашиваю:
– А ты сам читал Новый Завет?
– Нет, говорит. Я и так всё знаю…
Проблема, собственно, именно в этом – все всё знают. Пишут с ошибками, считают с калькулятором, внимают телевизору, но всё знают. Умные стали. Свободолюбивые. Вопросы начали серьезные задавать, вроде: «Как же можно верить в Бога, когда происходит такое?». Ответ, кстати, слушать не обязательно.
Церковь в таком случае со своим учением о грехах, самые страшные из которых – гордыня и тщеславие, атавизм в обществе свободных, здравомыслящих людей, которые тащат страну к светлому будущему, прочь от мрачного средневековья.
Россия занимает первое место в мире по абсолютной величине убыли населения, по числу самоубийств, разводов, детей, рожденных вне брака и брошенных родителями, по объемам торговли людьми, по количеству абортов и материнской смертности, по объему потребления героина, по объему продаж крепкого алкоголя. И далее по списку.
Впрочем, это, действительно, здраво – убить ребенка, который мешает делать карьеру. Или торговать людьми или наркотиками, чтобы разбогатеть. И не лезьте к нам со своим «нельзя служить Богу и маммоне».
Лучше мы вас, православных церковников, в службе маммоне обвиним. Сколько у вас мерседесов? Какие на запястьях часы? Нет, у нас, само собой, больше и лучше, но вы-то вроде как благочестивые, раздать всё должны. Да-да, именно вы. Мы-то здравомыслящие, нам червонец нищему подать жалко (это же мафия!).
А вы, точно говорим, зажрались, попы! Деньги лопатой гребете. А вам всё несут и несут. Что говорите: нет такого правила, «нести»? Значит, вы прихожан психологически обрабатываете. Не зря все попы – богачи.
Полгода назад к нам, в компанию по производству полуфабрикатов, обратились из мужского монастыря под Киевом. Попросили помочь продуктами. Можно с истекшим сроком годности.
Я поехал в этот монастырь, чтобы, как выразился мой босс, проверить обстановку. Проверил. Жалкие хибары, удобства на улице, огороды, которые возделывают сами монахи. В Киев добираются на разбитом «Москвиче».
Впрочем, «Москвич» – это неплохо. Мой знакомый батюшка, отец Лукьян, два часа – в жару или стужу – крутит педали велосипеда, чтобы провести службу в местном храме, под который оборудовали старый фермерский амбар.
Рядом уходят в небо стройные минареты мечетей и стоят черепахами протестантские церкви. Их деньги никто не считает. А они всё строят и строят.
Но стоило только отцу Лукьяну заикнуться сельскому голове о помещении для храма получше, как тут же началась буча. Россия она ведь такая – не для православных.
Иначе, чем еще объяснить истеричные вопли: «Вы еще храмы собрались строить? Вам что – мало?». Между тем, из конфессиональных сооружений православные храмы по количеству занимают лишь третье место. И хватит – не рыпайтесь!
Мечети и синагоги? Ничего, пусть строят. Это ведь не православных с их «подставь другую щеку» прессовать. Там могут зарядить сразу в обе, да так, что не очухаешься.
Вообще, беспрерывное аппелирование к «подставь щеку» уступает по интенсивности разве что «не осуждай». Как же так, притворно вздыхая, журят Церковь, ведь Спаситель вам сам сказал. Для тех, кто не слышал, еще и записали специально.
С теми, кто Евангелие не открывал, в принципе, все понятно. «Слышал звон да не знает, где он». Судить других приятно, но Церкви– ни-ни. Другой вопрос: что делать с теми, кто Евангелие все-таки открывал или даже читал? Неужели не разобрались со словами Спасителя, к которым так любят обращаться? Или не захотели разбираться?
Впрочем, будем толерантны, не будем никого осуждать. Если очень захотят, то легко смогут убедиться в том, что Церковь, согласно учению Христа, осуждает не грешников, а грех как противное божественному устроению вещей.
Ничего, прочтут Нила Сорского. А следом за ним, может быть, ознакомятся и с уставом Церкви. Хотя все равно, наверное, будут долго раскатывать, словно тесто на пельмени, тему клерикализма. Как же так – Путин на службу раз в год пришел? Клерикализм – ведь слово, понятие исключительно православное. Как и само явление. Так получается?
Заодно обвиняют Православную Церковь и в кровавой инквизиции, и в раздаче индульгенций. «Это ведь Вы, православные, Джордано Бруно сожгли!» – кричал мне московский журналист. Видимо, я их, собственноручно, сжигал. В прошлой жизни.
Другой представитель СМИ, уже киевский, возмущался: «Да что ваше христианство? Помолился, покаялся, у попа за двадцатку прощение получил – и живи!». Действительно, зачем только Феофан Затворник да Игнатий Брянчанинов книги о покаянии писали? Оказывается, есть вот такой, универсальный, механизм.
На самом деле, речь не о том, «хорошая» или «плохая» сегодня Православная Церковь. Речь о необходимости диалога. Иначе всё это суеверия из серии «Крещению – да, Причастию – нет!».
А когда диалога нет, внутри православной паствы рождаются свои суеверия.
Как-то мы дискутировали с писателем Дмитрием Даниловым о том насколько религиозно, с точки зрения Православия, наше общество. Дмитрий говорил:
– Верующих у нас не более пяти процентов.
Я изумлялся:
– Как же так? Храмы полны, и людей всё больше…
Впрочем, присмотревшись, изумляюсь всё меньше. Многие ведь и, правда, как моя подруга, заходят «подпитаться энергетикой истинно верующих». Или водичку на Пасху освятить, а вместе с ней водку и мясо, дабы выпить по-божески. Или зайти свечку поставить за здравие, сразу после посещения бабок или экстрасенсов.
Чтобы хорошо все было. А не помогло – значит, вера плохая, и Церковь, само собой, тоже.
В последнее время отношение к Церкви у многих стало сродни отношению к передаче «Битва экстрасенсов» или медицинскому учреждению, или сборнику заговоров. Религиозные обряды превращаются в некий психологический и культурологический объект.
Как это часто бывает, пришла девушка раскаиваться, стала на исповедь.
– В чем каешься, дщерь?
– Да не в чем особенно каяться, – отвечает, – вроде не убивала никого…
Многие православные, действительно, стали безгрешными. И такими же всезнающими и здравомыслящими, как неправославные.
Это, на самом деле, тоже суеверия. Внутренняя напраслина. Для Православной Церкви еще более неприятная, чем напраслина внешняя.
Год назад я был на писательском семинаре. Зашел разговор о Православии, и Алексей, вяткинский писатель и журналист, рассказал мне такую историю.
Рухнул самолет, одни люди стояли и снимали на видео, как умирают другие люди. Только два человека пытались спасти потерпевших. Позже выяснилось, что это были священник и дьяк из соседнего прихода.
Алексей написал об этом статью, пошел по изданиям. Но трудоустроить не смог. Редакторы неизменно отвечали: «Не формат!». И добавляли: «Вот если бы ты написал, как попы…».
С тех пор, похоже, ничего не изменилось. Хотя, казалось бы, для того, чтобы быть объективным, не обязательно быть православным.
