Статья о клевете, возвращенная в УК на фоне усилившейся критики власти, работает. Только вот работает она совсем не так, как это виделось ее инициаторам и критикам: ее используют для сведения счетов. А вот к митингующим вольнодумцам она как-то не применяется.
Возвращение в Уголовный кодекс статьи о клевете «прогрессивной общественностью» было воспринято как очередная попытка властей задавить свободомыслие и учинить всяческие репрессии. Интерпретация похожа на правду — у властей появился еще один инструмент для борьбы с инакомыслящими.
Сходилось все один к одному: декриминализации статьи о клевете, то есть перевод ее из разряда уголовных статей в кодекс об административных правонарушениях, на момент этого лета было меньше года. То есть толком нельзя было оценить, дала ли она положительный эффект или от нее сплошной вред. Однако, по мысли Владимира Путина, декриминализация этой статьи себя не оправдала, и те же депутаты, что за год до этого ратовали за отмену уголовного преследования за клевету, ничтоже сумняшеся вернули статью в УК. Ну почти те же: все-таки персональный состав Думы претерпел после выборов некоторую коррекцию.
Поскольку происходило это возвращение на фоне остального «закручивания гаек» почти по всем фронтам, критики этого законопроекта усмотрели в нем сплошь угрозу свободе и очередное доказательство того, что Путин слушать своих критиков, а тем паче — дискутировать с ними, не намерен, а намерен их всяческим образом подавлять.
На практике, впрочем, статья активно для борьбы именно с оппозиционерами или журналистами пока не особенно применялась, хотя примеры уже есть и, весьма вероятно, будут только множиться. Так, Общество защиты прав потребителей сообщает, что на его главу Михаила Аншакова завели дело по этой статье. Его уже вызывали следователи: по их версии, он оклеветал на страницах «Новой газеты» исполнительного директора фонда Храма Христа Спасителя, рассказав о бизнес-структурах, связанных, по мнению Аншакова, с фондом.
Иной случай применения «репрессивной» статьи происходит сейчас в Челябинске. Областной Следственный комитет посчитал, что программа «Человек и закон» оклеветала председателя областного суда Федора Вяткина, рассказав о его связях с криминалом.
Оба случая на первый взгляд являются ровно тем, чего опасались неравнодушные граждане, когда Владимир Путин только задумал вернуть клевету в УК. Смущает, правда, то, что адресатом челябинского дела выступает программа с довольно спорной репутацией, а не какое-нибудь «Эхо Москвы». «Человек и закон» славится своими нетривиальными «расследованиями» и обычно эти материалы возникают на фоне того или иного конфликта элит, а зачастую следствием этого конфликта и являются.
Челябинский кейс, надо полагать, именно из этого разряда. Губернатор челябинской области Михаил Юревич, по мнению наблюдателей, очень хотел до недавнего времени поставить областной суд под свой контроль. Для губернатора иметь лояльный суд — не последнее дело. Например, на последних выборах в Брянске облсуд снял действующего губернатора с выборов и вернуть его в гонку смог только суд Верховный. И это не считая прочих неприятностей, что может доставить нелояльная к исполнительной судебная власть.
Попытки губернатора получить лояльность судебной власти привели его к конфликту с главой облсуда, который «встраиваться в вертикаль» не спешил. И получил в результате вал «разоблачительных» статей в местной прессе и даже сюжет на центральном ТВ. Дело о клевете тут, конечно, не слишком убедительный, но все же контрудар, а не просто «давление на СМИ».
Аншаков с его клеветой — случай более интересный. Хотя бы потому, что он уже был оправдан по аналогичному обвинению, но еще по административной статье. Теперь, похоже, дело пошло на второй круг и снова придется доказывать невиновность. Кажется, есть шанс, что в этот раз судьба окажется не на стороне обеспокоенного церковным имуществом общественника.
Однако и в случае Аншакова особого злого умысла со стороны властей, проталкивавших закон летом, нет. Вряд ли Путин намеренно поддерживал отмену декриминализации клеветы, дабы глава ОЗПП поплатился за критику церкви. Тут, скорее, возбудились персоны куда менее значимые.
Иными словами: различные бизнес- и политические игроки вполне используют «репрессивное» законодательство, что Кремль вроде бы придумал в качестве средства по борьбе с инакомыслием. Сам Кремль этим занимается в куда меньше степени. Законы пока практически лежат мертвым грузом, являя собой, скорее, политический пассив. «Прогрессивная общественность» власть за эти законы всячески порицает, а практического смысла в их обязательном и скорейшем принятии (принимали ведь безо всякой дискуссии и со скоростью, как это принято обозначать, «взбесившегося принтера») было чуть. Наоборот: митинговая активность, что вроде спадала на протяжении весны 2012 года, все больше неумелыми как бы репрессиями власти поддерживается на стабильном уровне или даже усиливается. «Клеветников России», меж тем, бичуют все больше телепропагандисты, а не суды.
