Глаза змеи (рассказы о преступниках). По закону тундры
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВИДОВ
Каждый удар отдавался в плечо, но это пустяки - потянутая мышца. Боль ещё крепче связала человека с его намереньем. Он её воспринял как рабочую боль и спокойно предоставил самой себе – мол, делай, что хочешь, но и я тоже буду делать, что хочу.
Он колотит ломом лёд, вокруг ни души, да и с собственной душой у него неполадки, но здесь ей хорошо – нелюдимые скалы, свежий снег ещё не выпал, и расщелина лежит в нагромождениях льда - величественных и неухоженных, как развалины замка. Эти грозные залежи не тают даже летом, на них копится пыль и гниёт листва. Низкие деревья, ветвистые и уродливые, торчат безголосо, всё равно что каменные, камни морщат лбы, а стены здесь высокие. Когда человек пришёл сюда сегодня и окинул землю взглядом, он подумал: наследство.
У него борода – с сединой, курчавая, и волос - жёсткий. Одет он по-крестьянски, по-крестьянски и держится – простой возделыватель, подпоясанный верёвкой, не граф и не рыцарь, всю жизнь ходил за плугом, звёзд с неба не хватает – лишь бы был урожай. И вдруг всё бросает и приходит сюда!
Завывающий ветер. Лёд ничем не виноват и всё же его бьют. Человеческая фигура придаёт пейзажу невольную законченность - кажется, что этот непонятный пришелец наполняет весь мир, окружающий его, и расщелина плывёт, как гигантский корабль в море, у которого на все четыре стороны невидно берегов, так что и движение кажется призрачным, но оно происходит.
В голове у человека лёгкая качка.
Говорят, что могилы тоже плавают в земле – друг к другу в гости.
А за бортом шумят волны – это шум водопада, укрытого от зрения выступом скалы.
Небо, хоть и пасмурное, а воздух прозрачный.
На одном из утёсов есть высеченный глаз - размером с конский череп. Встретившись с ним, человек постоит с минуту, раздумывая, зачем он тут нужен; разве чтобы внизу о нём посудачили, равнина всегда утопает в разговорах, - таков его ответ.
Лёд рушится, но трудно, требуя недюжинных физических усилий, однако, бородатый против них не возражает, он к ним привычен – это не лишения, и всё-таки выносливость его уязвима, он чему-то подвержен и какой-то отрешённый, словно не в себе, беззаботный, раздвоенный. Одной ногой в могиле? То ли жизнь в нём подвысунулась и висит где-то рядом, как невидимое облако, до обидности похожее на глупую корову, - в любом случае они не совпадают. И глупую корову, разумеется, не жалко. Он много их зарезал.
Бред! Чепуха.
И всё же когда больше не во что верить, остаётся бредить. Не мог же человек просто лечь на топчан, запахнуться дохой и покорно дожидаться, пока вылезут волосы, или выпадут зубы, перестанут идти ноги, и весь он развалится на глазах у сына? Так не пойдёт. Он с этим не согласен. Мужество останется с ним до конца. Не всё топтать землю!
Успокаивает то, что сын уже взрослый и способен сам о себе позаботиться, к тому же у него весёлая жена. А мать была грустная. Да, мать.
Какое-то время помимо глаза, высеченного в скале, за действиями человека незаметно наблюдает ещё пара глаз – это росомаха, но косматый зверь уходит – ему быстро прискучило смотреть на того, кто ему не по зубам. Росомаха лучше убьёт сурка, уже убила – он пискнул в лапах, прижатый сверху, но человек не слышит: сценка происходит далеко от него. К тому же он поглощен работой. Сколько разворочено! Потянутая мышца не устаёт о себе докладывать, но ей не отвечают. Лом крушит льдины – одну за другой. Между тем лицо у человека такое, как будто он молится, не очень-то доверяя словам молитвы; он и ждёт, и не ждёт, что небо разверзнется и ему на голову посыпятся бананы, апельсины и яблоки, сладкая жизнь.
Вот он взял в руки лёд и, чтобы почувствовать, снял рукавицы – лёд жёг ладони. Он бросил его и, отпустившись мыслями, постоял так недолго в беспечном и глубоком становлении чего-то, как будто упрочивая свои позиции. Может, с ним было воспоминание детства, подбросившее кляксу в умудрённую голову, изрядно подуставшую от хлопот настоящего и снисходительную к будущему – ведь он неравнодушен и ему не наплевать, что с ним случится, но ему интересно поставить точку; так что можно всё списать на воспоминание детства, но весьма вероятно, что это и другое – например, демон с белым женским лицом, толстой шеей и плечами, остальное – крылья, похожая на бабочку, а крылья - волшебные и они замещаются, точнее, с их окрасом происходят изменения, как будто перелистываешь образцы редких тканей или фотографии, сделанные в джунглях, в самой непролазности. Берегись, борода! Началось твоё смущенье. Только ты совсем не против. Сойдётся и пристроится, как счастье на несчастье, - вот и вся философия. Зато будет, что вспомнить. Он не очень переживает. Сын женился на хорошей девушке, и с ней не пропадёт.
Положившись на это, человек снова берется за лом и решительно откалывает от сплошной гладкой глыбы солидный кусок, дальше с ней будет проще – инструмент не соскальзывает с округлой поверхности, есть куда двинуть!
В нём живёт усердие - оно терпеливое и непринуждённое, как у туземцев, добывающих огонь из трения двух палок; - а также спокойствие, но смирения в нём нет и надежда двусмысленна – а что если победу будет нельзя отличить от поражения, а правильно от неправильно, и только из этого что-нибудь получится?! Вот его соблазн - пока безрезультатный.
Сокрушенье продолжается! Он уже стоит по колено в руинах. Ему не надо сразу. Он не из тех любимчиков фортуны, которые выходят сухими из воды; по его рассуждению - нашли, чем гордиться; пацаны, мальчишки; зачем же лезть в воду, если в ней не намокнуть? Такой он шарлатан, хотя с виду и не скажешь – мужик мужиком, чурбан, крестьянин, такой же грубый, как его работа. Ну да, он любит твёрдо стоять на ногах, но твёрдая почва его больше не интересует.
Тяжёлыми ударами борода шлёт к дьяволу надёжную основу, на которой стоит, проверенную временем – не тает даже летом, топни – не провалится, это хуже всего! Ну да он её выкрутит! Человек в отказе. Он рушит божий мир, ничего ему не надо, и божьему миру нечем откупиться. Пускай будет демон! Кажется, довольно он наелся земли!
У одних ненависть льётся, как песня - они пьют её огонь, а он цел её мёдом – густа и питательна. Удались его мускулы, удались его дети, удалось хозяйство; он и это провернёт, чем бы там ни закончилось.
Вот уже и пошло – это выступила кровь. Борода отнял лом и несколько сомлел при виде совершённого - лёд закровоточил, тонкими прожилками; эти быстрые линии легли, как рисунок, игольчатая ересь, но тут же поползли, разрастаясь всё шире, сливаясь в пятна, и уже даже капало. Рисунок ветвился.
Он попробовал пальцем, и алое пятнышко оказалось на пальце. Да уж, да уж. Его можно поздравить. Всё по-настоящему. Не зря он так старался. Происки его увенчались успехом. Они теперь были не только в голове! Он нашёл им лазейку и выпустит наружу – ведь с ними невозможно нормально жить, они воют и царапают.
Он с удвоенной энергией схватился за лом, позабыв о рукавицах, и мёрзлое железо прошлось по рукам, прикипая к коже, но он уже захлёбывался в своём стремлении, подгоняемый тем, что с каждым ударом крови становилось всё больше и больше. Он хотел, чтоб фонтаном! Ещё! Ещё! От меня не уйдёшь! Я тебя сделаю!
Сумасшедшая машина. Он похож на паровоз, который разогнался до того, что колёса не чувствуют рельсов, котёл вот-вот лопнет, а машинист уже спрыгнул и катится по насыпи – от греха подальше!
Нет, поближе! Уж вломил, так вломил! Кровь прямо выплёскивалась – столько её стало, могла наполнить ёмкость, и вдруг она вся сжалась и прыгнула, как кошка - дугою, в сторону, словно выворачиваясь из-под чего-то. В ту же секунду тело человека рухнуло на кучу разгромленного льда. Бородатый был мёртв.
Хорошо или плохо, но высеченный глаз никому не расскажет, куда побежало это странное животное, рождённое от происков.
1000inf.ru
