Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.
На окошках в заседательном зале областного правительства искусственные цветы в горшках. Дешевые – как с кладбища. Рассматривал во время губернаторского совета по культуре. Скучнейшее мероприятие. Я глядел в окно, а председательствующий, кажется, в телефон.
Людей пригласили в большинстве приличных и уважаемых. Все как один хвалили концепцию развития ивановской культуры на ближайшие шесть лет (для обсуждения и собирали). Стоило ли ждать критики, если за столом руководители подведомственных учреждений? Просили денег. Всплыло, что здание филармонии (гордость ивановской культуры последних лет) до сих пор эксплуатируется без разрешения пожарных.
Что касается представленной программы – то она бездарная и нелогичная, как речь трех докладчиков на обозначенном заседании: чиновницы Шмелевой, вокалистки Лукашевич, писателя Орлова. На развитие всей ивановской культуры (библиотеки, театры, музеи, образовательные учреждения) область планирует направить за шесть лет меньше 79 миллионов рублей. Для сравнения: бюджет фестиваля им. Тарковского на тот же период в полтора раза больше; обустройство плесского Левитан-холла (с залом на 45 мест) обошлось в 100 миллионов.
Обсуждаемая программа (ее еще будет утверждать облправительство) не решает ни одной глобальной проблемы местной культуры. Зато много фестивалей, конференций, дискотечного оборудования, памятники Бурылину и Бальмонту. Об остальном – по пунктам…
Кино
Здесь главное и единственное событие – «Зеркало». Финансирование – из внебюджета. Фестиваль детских фильмов имени Роу в программу не включили. Забыл департамент культуры и про подведомственный ему областной фильмофонд – разваливающееся здание на окраине деревни Жуково. Течет с потолка, плесень на стенах. От таких условий кинопленки рассыпаются. Останки легендарных зарубежных и советских лент в круглых коробках списывают и выбрасывают на улицу сотнями. Давно не ездят по области кинопередвижки (хотя в других регионах закупают современные машины), в сельских клубах не стрекочут проекторы.
Музеи
Если посетители и заметят какие-то изменения, то в первую очередь – создание постоянной экспозиции в областном художественном музее. После трех лет из запасников вернутся мумия, иконопись, передвижники, двадцатый век. Грандиозный план строительства музейного атриума в целевую программу не вписался. Не ясно даже, выделят ли давно обещанные и необходимые деньги на ремонт левого крыла музея.
Еще шесть лет область проживет без краеведческой экспозиции. Нет в программе реконструкции музейного комплекса на Советской. Обманули чиновники, по всей видимости, и кинешемцев. Два года назад здание их музея передали церкви: выставку свернули, 17 тысяч экспонатов перевезли в мало приспособленное для хранения помещение. Музейщикам обещали скорое новоселье, но в план до 2018 года не включили. На месте старой экспозиции по истории Кинешмы уже служат молебны. Прихожан немного.
Памятники истории и архитектуры
Их реставрировать не будут – легче ставить новые. Единственное исключение – 500 тысяч на монумент Фрунзе. Только не понятно, на какой, ивановский или шуйский – оба ценные и разрушающиеся. Зато за 13 миллионов департамент культуры издаст иллюстрированный каталог и проведет паспортизацию культурного наследия с сопутствующим бумагомаранием («проекты зон охраны» и «проведение экспертиз проектов»).
Писателям и художникам
В ближайшие шесть лет им по программе ничего не обломится. Это может и правильно, учитывая нынешнее состояние творческих союзов. Но без денег они лучше не станут. Жаль, не продолжится финансирование «Антологии ивановской литературы» (за нее премия ЦФО в 2011 году). Стыдно не иметь альбома ивановских художников. После закрытия в ИОХМ выставки «Монтаж» негде будет увидеть работы Малютина, Грибова, Фролова, Кожаева – мощную школу ивановских живописцев.
Театры
Зато повезло местным театрам. Выделено финансирование на кресла, занавес, ремонт сцены. Каждому – свое.
Есть и другие положительные моменты в предлагаемой программе. По ее итогам, возможно, улучшится материально-техническая база учреждений, что-то будет теплиться, но развития ивановской культуры точно не произойдет. Да и не только деньгами это достигается.
Зачем областному правительству пошлые искусственные цветы на окнах? Чтоб при минимуме усилий было не хуже, чем у других. Главное - не подходить близко, не рассматривать прицельно. Такое же, кажется, отношение и к областной культуре. Можно обойтись без живого и настоящего – зато и поливать не нужно.
Шика-блеска дай!
Как чародей, явись перед толпой.
Публика будет благодарна,
Что им с того, что ты бездарна?.
Размотанный клубок
Только выпал первый снег – белый по горизонтали. Только-только расцветает праздничное утро – белый столб по вертикали. И в этом кресте света – сгорбленная чудаковатая девчонка в тулупе и в валенках. Она стоит на проталине – в единственном черном пятне на холсте; руки в карманах. Но фигура постепенно начинает распрямляться, будто кто-то тянет за подбородок вверх. Поддается и изгибается упругая линия горизонта, соглашаясь выпустить тело. Одухотворенная девчонка, того гляди, останется без валенок, вырвется ракетой от черной земли – к птице в белом свечении.
Я ничего не надумываю. Все это в картине Владимира Мухина «Покров». На выставке есть еще несколько работ, посвященных двунадесятым праздникам. Но религиозная тема решается в них исподволь, незаметно, на бытовом уровне. Мухина интересно разгадывать. У него отсылки к мифам, литературной и художественной мировой классике; постмодернистские игра и ирония. Мухин – одинаково-разный, как хамелеон, который то здесь, то там выползает на его холсты.
В колонном зале Дома художника обычно выставляют натюрморты и пейзажи, реже – портреты. А у Мухина – именно картины. Со сложной композицией, со своеобразным решением пространства и объема, с несколькими героями. Судя по результатам, техника не ограничивает художника в решении творческих задач. Хотя, казалось бы, где тут развернуться – ведь Мухин творит не кистью... Он делает гобелены. Но не хочу говорить о мастерстве переплетения ниток, хочу говорить о мастерстве плетения жизни. Мухин – не ткач, а художник.
Гобеленщик чувствует и передает цвет лучше многих ивановских живописцев. Шерсть под пальцами начинает вибрировать, чередование ниток задает ритм. Мухин понимает материал и фактуру. Делает с ними все, что захочет.
Ловец солнца и ветра – подобрала определение Мухину искусствовед Елена Толстопятова: «Посмотрите, как он передает угасающий день – когда еще на светлом небе появляется луна (картина «Собравший камни»). Как разлившийся желток солнце в облаке на холсте «В ожидании Чуда». А каков «Петров день», где по одежде апостола стекает солнечный свет! То ли нимб, то ли контражурное освещение. И эти мазки солнца, высветление каких-то участков работы. Или передача африканского жара в египетской работе («По берегу черной реки»): сочетание темно-синего и насыщенных охр.
Персонажи, фигуры статичны. Но при помощи беспокойного фона, геометрии традиционного тканого орнамента эта «застылость» разрушается. Фигуры статичны, но все движется.
У художника фантастическое ощущение декоративности материала. При этом он насыщается его глубоким содержанием. Красиво по цвету, по форме, по вибрации. Это абсолютно современный пластический язык и современное восприятие мира».
Выставлены также живописные полотна Мухина. Талантливо, но в них отражается привычка мыслить нитками: мазки – как стежки. А еще становится очевидным: масло проигрывает шерсти. Оно не впускает в себя, отталкивает взгляд. Живописный холст по технологии положено покрывать лаком – он становится закрытым, холодным. Гобелен всегда греет, нить – объемна.
На выставку в Дом художника (Ленина, 45) надо идти обязательно. Ко всем прочим достоинствам – грамотно построена экспозиция. Гобеленщиков в России не так много, в Иванове Мухин – единственный. И он переламывает стереотип снисходительного отношения к декоративно-прикладному. Он ткет не ковры, а искусство - свой мир и миф.
Неизвестный известный
Владимир Алексеевич – уличком. Переживает, что из-за газовиков приходится обманывать соседей – сроки все время переносятся. Их улицу обещали газифицировать еще в августе. До сих пор обогреваются электричеством. Я заволновался, когда начали смотреть картины. Огромные полотна заняли почти всю комнату, вплотную приблизившись к раскаленным нитям радиаторов.
Я ждал в то утро открытия торгового центра – нижегородские бутики начинают работать вальяжно поздно. Через дорогу оказался художественный салон – перебежал трамвайные рельсы. Все, в общем-то, как у нас. Даже слабее. Пейзажи средней полосы, натюрморты с разнотравием. На фоне затхлой и серой выставки выделялись только три работы - мощные и порывистые, с морем и парусами, одной руки. Скорее из приличия спросил уже на пороге про автора – «Шичков, из Иванова». Удивляться в открытую не стал – фамилии прежде не слышал. Хотя, наверняка бы знал такой силы ивановского живописца. Был уверен, продавщица просто ошиблась.
Владимир Алексеевич Шичков родился в Иванове в 1951 году. В раннем детстве с семьей переехала в Пучеж. После окончания художественного училища в 1981-м, несмотря на предложение наставника Бахарева распределиться в Прибалтику, вернулся домой. В районной мастерской рисовал плакаты и лениных. Увлекся застольями – обычный и короткий путь для провинциального мастера. Но Шичков сменил траекторию – пить бросил вообще и ушел в творчество. Десять лет преподавал в детской художественной школе – оставил недавно, потому что не хватало времени на то, «для чего появился на этот свет - выражать себя, свои чувства и мысли через изобразительное искусство».
Я рассчитывал услышать историю конфликта художника и серой провинции; тернистого пути к признанию, осознанного отрешения ради искусства. Но, кажется, Шичков всего этого избежал. Вернее, все это было, но им не считывалось, не переживалось. Потому, наверное, нет угрюмости и мрачности на его теперешних холстах. Когда я увидел их в Нижнем, был уверен, что автор – молодой, окруженный девушками и успехом космополит с ярким платком в пиджачном кармане. Нет. В Шичкове нет ни манерности, ни скверного характера творца, ни хвастовства, даже когда он перечисляет географию своих покупателей. Его работы регулярно заказывают в Великобританию, приезжают за ними из Чехии, звонят галеристы. Берут хорошо, художник – успешен. Дважды в год участвует в больших проектах в ЦДХ.
В Иванове только не выставлялся. Не сложилось пока…
В творческих союзах Шичков не состоит. «Зачем смотреть, что ты закончил, какие дипломы. Ты покажи свои работы. Если у меня где-то дрожь пробежит – я радуюсь. А бывает – мастер шикарный, а эмоций нет».
Десять лет назад художник купил компьютер и начал выставляться в Интернете. Это оказалось окном в мир. Первым Шичкова заметил профессор из Праги – интересуется живописью, попросил разрешения приехать, купил работы. «Я писал на самодельном холсте: брал бортовку (у нас тогда работал льнокомбинат), грунтовал. И когда стали полотна сворачивать, чтобы переправить за рубеж, они повели себя неадекватно – я глицерин забыл добавить. Я не думал, что мои работы когда-то будут покупать и сворачивать. Теперь работаю на фирменном холсте».
– Первую картину вы продали всего десять лет назад. А каково до этого было жить и работать - без одобрения и понимания, оставаясь невостребованным и безвестным?
– Не задумывался. Как-то была уверенность…
– А вообще сложно жить в глухой провинции, без зрителя, без среды?
– Я в Пучеже почти и не выставлялся. А главная сложность заключается в том, что трудно доехать до Москвы например. Надо с кем-то договариваться, платить. Те же материалы приобрести негде - краски, кисти, холсты.
Шичков выделялся еще на курсе. Дружил с Олегом Птицыным, хранит его ранние работы. Много читал, изучал живопись – знания энциклопедические. Следит за художественной жизнью Иванова, ориентируется в столичном арт-процессе. Считает, что повезло в детстве – в Пучеж каждое лето приезжал профессиональный художник: учил, вместе бегали на этюды. Сейчас Шичков почти не пишет с натуры – «сколько раз все перерисовано». Плод фантазии – его натюрморты, венецианские пейзажи, многочисленная, но деликатная обнаженка. «Любое искусство – большущее вранье. Все время хитришь. Но соврать надо красиво. Есть сама по себе жизнь, есть само по себе искусство. И спутывать их не нужно. А художники часто пытаются нарисовать в точности как в жизни. А зачем? Они этого никогда не сделают. С этим справится фотоаппарат. Но не будет мерцания, переливания, ритмов, теплого и холодного».
Шичков начинает работу над холстом с решения формально живописных задач. Разбрасывает пятна и ритмы. Получается абстракция, потом появляется образ – выделяется из краски, из самой фактуры. «Мои работы скопировать невозможно даже мне. Как заставить краску лечь так же. Попробуй-ка повтори. Никак». На картинах Шичкова реальность утопает и спасается в глубине цвета. Несмотря на некую стихийность творческого процесса, художник в своей работе рационален – мозг сильнее эмоций. Но в этом нет конъюнктурности, желания угодить рынку – хотя Шичков и понимает вкусы публики и галерей.
С большим холстом он справляется сейчас достаточно быстро – первые станковые работы писались не по одному году. Многое просто уже наработано; появился ученик, переросший в соавтора. Хотя, есть, вероятно, у Шичкова и свои штампы. Но это в любом случае не конвейер. «Каждый художник должен до последнего дыхания все время искать. Пределов нет. И нужно постоянно немного меняться. Сейчас делаю так, а потом, может, нарочно уйду в другую сторону».
Чтоб разобраться в Шичкове, и нужна персональная выставка. Очень хочется, чтобы сильного и самобытного живописца узнало Иваново.
