Я недавно побывал в Туркменистане. Пригласили на книжную выставку, я поехал. Интересно.
Собираясь, специально не шерстил интернет в поисках сведений об этой стране, решил, что посмотрю незамутненным взглядом и тогда уж стану изучать современную историю Туркменистана, сравнивать свои впечатления с тем, что обнаружу в СМИ. (Впрочем, слегка лукавлю: пригласили нас вместе с женой, и прежде чем согласиться, оставить детей, глянули, как там с преступностью, терроризмом – не хотелось, чтоб дети сделались круглыми сиротами... Ничего страшного не нашли.)
Для меня, как, уверен, и для большинства россиян, Туркменистан это практически белое пятно на карте мира. Конечно, я кое-что слышал о, так скажем, реформах предыдущего президента страны – Сапармурата Ниязова, носившего титул Туркменбаши. Например, об отмене пенсий пожилым людям (кормить их должны были взрослые дети, а если детей нет, старики переселялись в дома престарелых), о том, что чиновникам не полагались золотые зубы, и имевшие их обязаны были пойти в поликлинику и попросить, чтобы удалили; об огромной золотой статуе президента, вращающейся вместе с солнцем…
Запомнился литературный скандал: несколько либеральных писателей захотели перевести стихотворения Ниязова, и это вызвало громкое возмущение других нескольких либеральных писателей… Когда-то я минут десять общался с туркменским писателем Рахимом Эсеновым, пожилым человеком, ветераном Великой Отечественной войны. Он тогда представлял свой, изданный в Москве, роман «Венценосный скиталец». Вернувшись затем с книгами на родину в Туркменистан, Эсенов попал в тюрьму, откуда его с большим трудом удалось вызволить усилиями Международного ПЕН-центра…
Все эти сведения и впечатления относятся к концу 90-х – середине 2000-х. В 2006-м пожизненный президент Туркменистана скоропостижно скончался; его преемник несколько демократизировал жизнь в стране (разрешил интернет, вернул пенсии, григорианский календарь), и СМИ потеряли интерес к происходящему в среднеазиатском государстве. В последние годы я лично слышу время от времени о туркменском газе, а вот о людях – совсем ничего. По телевизору, радио, в газетах у нас сообщают, как правило, о катастрофах, терактах, переворотах, а повседневность, тем более на постсоветском пространстве, мало кого интересует…
Конечно, за пять дней невозможно понять, как и чем живет целая страна. Тем более что пять дней эти проводишь в столице. Беглые впечатления: архитектура современного Ашхабада величественная, по-настоящему столичная; много зелени, много фонтанов. Подростки на роликах, дискотека на улице Алишера Навои, в самом центре. На каждом перекрестке стражи порядка, но, в отличие от московских, они без автоматов. Студентки в национальных платьях, с косами и в тюбетейках, с легкостью переходящие с туркменского на русский, с русского на английский. Никакой запуганности, напряженности, но дисциплина, особенно в рабочее время, чувствуется во всем, начиная с формы одежды и кончая поведением.
Гуляя вечерами по бульварам, мы то и дело слышали русскую речь (в отличие, скажем, от Еревана, Кишинева, где я побывал не так давно). Узнали – почти четверть населения города русскоязычные (русские, украинцы, татары, армяне, казахи). Одна из самых популярных газет – «Нейтральный Туркменистан» - издается на русском языке. Телевидение транслирует несколько российских каналов, а жилые дома буквально обвешаны тарелками, Интернет вполне доступен: информационного голода у людей вроде бы нет.
Туркменистан во всём подчеркнуто независимое, крепкое государство, идущее своим путем и в то же время стремящееся возродить и наладить контакты и со странами бывшего Советского Союза, и с остальным миром. И Россия, судя по всему, по-прежнему - самый близкий сосед. По крайней мере, пока. Не стоит забывать, что южные соседи светского Туркменистана – Иран, Афганистан и вообще очень неспокойный, бурно меняющийся регион.
В Ашхабаде я увидел немало примет позднесоветского времени, эти приметы могут показаться странными и слегка смешными, но если они вдруг исчезнут, то, скорее всего, станет хуже, мрачнее, жёстче. Наверняка…
Именно здесь, в Ашхабаде, я задался вопросами (наивными, конечно, глупыми), что такое государство, что значит быть гражданином?.. В общем-то я часто ими задаюсь, особенно в последнее время, но когда ты оказываешься там, где государство во всем, а каждый человек очень напоминает гражданина, вопросы эти заостряются.
Я родился в 1971 году в далеком от Москвы городе Кызыле, стал что-то соображать году в 82-м; похороны Брежнева в ожившем после трех дней черноты телевизоре стали одним из ярчайших впечатлений уходящего детства. Впечатлением не из окружающего меня мира, а того, большого, внешнего.
Потом главой государства стал Андропов, и заговорили о трудовой дисциплине, порядке… Один раз я стал свидетелем такого: был в кино на дневном сеансе (пошел после уроков), и посреди фильма в зале зажегся свет, вошли дружинники и вывели в фойе взрослых. Через пару минут некоторые взрослые вернулись, а трех-четырех, видимо, куда-то увезли, увели. Фильм продолжился. Дома я узнал, что теперь в дневное время опасно ходить в кино, в магазины, быть на улице – милиция и дружинники спрашивают, почему люди не на работе.
В общем, при Андропове стало жестче, но, кажется, особых недовольств эта жесткость не вызывала. Народ (пока еще советский народ) понимал, чувствовал, что эти ужесточения – быть может, последний шанс сохранить тот, в общем-то, устраивающий большинство строй, порядок вещей, да и огромную страну, которая при позднем Брежневе начала потрескивать (в Тувинской АССР, к примеру, всё чаще вспоминали, что до 1944-го года республика была независимой, и неплохо бы к независимости вернуться; это я помню хорошо). К тому же, вместе с ужесточением дисциплины, идеологии слегка спал советский аскетизм: скудный ассортимент ширпотреба и продуктов питания стал расширяться; событием стало появление в магазинах наших советских видеомагнитофонов… Может быть, они появились после смерти Андропова, но разрешение на их массовое производство и продажу упорно приписывали Юрию Владимировичу.
Потом пришел Черненко, подморозил реформы, продолжил застой. А сменивший его Горбачев с быстрыми и часто спорными преобразованиями, свободой и гласностью развалил и строй, и страну. И парадокс в том, что освобожденный от гнета коммунистов, государства народ возненавидел освободителя; и на рубеже 80-х – 90-х никакие инициативы Горбачева и его правительства (а в целом и государства) не могли быть реализованы: люди (подавляющее большинство) хотело лишь одного: чтобы Горбачев ушел. Тем более это желание обострилось, когда опустели продуктовые магазины.
А затем на месте СССР возникли пятнадцать государств, следом наступили 90-е, когда государства мы практически не чувствовали… А чувствуем ли его последние двенадцать лет?
Я попытался найти само государство в повседневной жизни, и убедился, что его практически нет. Государство надежно заслонено всяческими ОАО, ЗАО, управляющими компаниями. Причем до конца не понятно, государственное ли предприятие, например, «Газпром» или нет? То нам говорят, что абсолютно государственное («Газпром» - национальное достояние», как гласит реклама), то – не совсем. Точнее, что компания государственная, никто особенно не спорит, но вот деньги, которые она зарабатывает, народными де-факто не считаются. Ярко проявляется это в части увлечения руководства «Газпрома» футболом, и не только российским… Иногда (и уже на протяжении многих лет) по телевизору крутят рекламу «Газпрома», и там есть слова: «Каждый день мы газифицируем один населенный пункт». Я часто бываю в деревнях на юге Красноярского края, в Хакасии. Спрашиваю местных, набравшись храбрости: «Вас газифицировали?». Чаще всего люди грустно улыбаются в ответ, один раз послали подальше…
Может быть, у нас так много населенных пунктов? По переписи 2010 года в России насчитывалось 134972 обитаемых населенных пункта. Да, немало… Я попытался на сайте «Газпрома» найти, какие именно населенные пункты были газифицированы в прошлом году… в позапрошлом. Не нашел. Общие слова о газификации…
Нас давно убеждают, что частные предприятия намного эффективнее государственных. Приватизация идет полным ходом третье десятилетие. Государство продолжает освобождаться от не особенно ценного груза; сейчас вовсю идет подготовка приватизации, например, «Почты России»… Нам говорят, что государство в основном должно следить за работой частных компаний, негосударственных пенсионных фондов и тому подобного, контролировать их деятельность. Но получается ли это у государства (или того, что заставляют нас считать государством)?
К обманутым дольщикам отношение у большинства россиян несколько ироническое. Дескать, сами виноваты – лоханулись. Власти тоже не особенно обращают на митинги, голодовки обманутых дольщиков внимание. А ведь это самый наглядный пример то ли бессилия государства, то ли преступления тех, кто считает себя государством. Люди отдавали деньги в строительные компании, имевшие государственные лицензии; потом компании одни разорились, другие исчезли, и люди остались без денег и без жилья. Обратились за помощью к властям, а те развели руками: сами виноваты… Кое-где кому-то помогают, но таких примеров очень мало…
Куда ни сунься, везде государство отделено от граждан лабиринтом всевозможных структур. Хм, вспомнилось, как искали полицейского, который 6 мая в районе Болотной площади в Москве бил ногой в пах лежащего человека. Сначала думали, что это девушка, потом выяснили, что парень. Полицейское начальство стало искать того, кто бил, и потом радостно доложило общественности: «В подразделениях московской полиции такого нет». И проблема как-то сама собой была снята. Точнее – затерялась в лабиринте.
Газета, в которой я работаю, уже несколько лет пытается выяснить, почему в большинстве киосков с вывеской «Печать» (и производными от слова «печать») в основном продаются сигареты, газировка, игрушки, а газеты и журналы занимают минимальную площадь. На обращение в государственные институты следует ответ: это частные компании, обращайтесь к ним. Частные компании объясняют: это сопутствующие товары, нам нужно получать прибыль. Такой вот круг.
То же и с пресловутым ЖКХ. Государство отмахивается: обращайтесь в свои управляющие компании. То есть к тем, кто обворовывает жильцов… Нет, еще в суд рекомендуют обращаться, но это то же самое для обыкновенного человека с обыкновенными мозгами и обыкновенной зарплатой, что посылание на три буквы.
Государство (а точнее, опять же, то, что мы привыкли им считать) уже несколько десятилетий (кроме коротких периодов) отстраняется от своих граждан. При Брежневе была в ходу поговорка: «Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем вид, что платим вам зарплату». Теперь уже и вид не делают: почти абсолютная свобода гражданина от государства и государства от гражданина. Чем занимается гражданин, на что живет, государство не волнует. Пусть ворует, но не особенно наглеет, пусть проклинает представителей власти, только не очень громко, пусть работает на совесть, если ему хочется…
В Туркменистане иначе. Критиковать государство, особенно в печати – опасно. Государство повсюду, оно требует практически каждого гражданина работать на себя, но и дает гражданам немало.
Я, что называется, в кулуарах спрашивал местных деятелей культуры, как у них обстоят дела с литературой. Лирические и патриотические стихи приветствуются, с прозой – хуже. «Почему?» Мне отвечали: «В прозе обычно поднимаются проблемы, а у нас принято считать, что проблем нет. Герои книг должны быть обеспеченными, веселыми, умными». – «А есть проблемы в жизни? Бедность?» - «Бедность, конечно, есть. Хотя она в основном от самих людей зависит, у кого-то судьба не сложилась». – «Ну а вообще проблемы?»
Местные вздыхали и пытались объяснить: «Если жить… просто жить… то у большинства - нет. Газ, электричество, вода практически бесплатные. Каждому владельцу автомобиля выдается 120 литров бензина в месяц бесплатно. Квартиры доступны, и сдают их полностью благоустроенными… Но вот насчет литературы… Недавно у одного писателя не напечатали рассказ только потому, что герой в нем ждет автобуса. А туркмен не должен в произведении ждать автобуса – автобус должен подъезжать очень быстро».
В общем, творческие люди чувствуют себя несвободно. Но в то же время и оправдывают эту несвободу: «А с другой стороны, начни поднимать проблемы, и это может перейти рамки. Вот включаешь российские каналы – аварии, взрывы, включаешь турецкие – тоже аварии, взрывы. Так нельзя жить, тем более что-то делать».
Туркменское телевидение скучное. С ним я знаком давно. Еще в начале нулевых, когда в селе, где живут мои родители (юг Красноярского края) перестал ловиться на обычную антенну даже Первый канал, они рискнули купить тарелку. Каналов стали десятки, в том числе три туркменских… Приезжая к родителям, я прошу их напомнить, как пользоваться пультом, чтобы не сбить настройки. Показывая, родители комментируют: «Здесь одно ТНТ, здесь другое, здесь ТВЦ, а здесь, - когда доходят до туркменских, - всё танцуют и поют».
Да, на туркменском ТВ в основном танцуют и поют. Или показывают красоты архитектуры. Или - трансляцию проверок президентом работы в республике. Президент сидит в кабинете, перед ним большой экран, в котором появляются чиновники. И они о чем-то разговаривают. Президент спрашивает, иногда очень грозно, а чиновники отвечают… И почему-то верится, что эти разговоры президента Туркменистана действенны, каждое его указание выполняется, его гнев будет иметь последствия.
В Туркменистане открывают всё новые месторождения газа. Состоящему почти полностью из пустыни – она сразу за зеленым, в фонтанах, Ашхабадом - государству очень повезло. За счет газа оно может жить и развиваться. Наверняка и там подворовывают, и президент, как и у нас, скорее всего, считается самым богатым человеком в стране. Но видно, куда большая часть вырученных за продажу газа денег уходит. Вплоть до покупки пресной воды в Азербайджане для озеленения пустыни – проекта, быть может, провального, но грандиозного: что-то ведь нужно делать на будущее.
Лично мне, уверен, тяжело было бы жить в Турменистане, быть его гражданином, подчиняться даже не законам, а правилам этой страны. Я люблю свободу, отравлен ощущением, что государство мне враг, которого нужно опасаться, а при возможности обмануть, обхитрить или, в лучшем случае, не замечать. Туркмены же напомнили мне муравьев, строящих, укрепляющих свой муравейник. Некоторые наверняка делают это без особого желания, но понимают, что иначе нельзя: понимают, что они граждане, и это их страна.
Да, повторю, правила в Туркменистане, судя по всему, довольно жесткие. Но такая модель, мне кажется, правильнее, чем та непонятность, в которой жили мы в эпоху позднего СССР, который в итоге погиб, и теперь живем в «Новой России», которая никак не может понять, зачем она появилась и как ей быть. Население как-то существует, приспосабливается, а вот то, что принято называть государством…
