Есть ли разница между публичной молитвой и молитвой напоказ? Как лучше молиться в общественных местах? Своими мыслями делится иеромонах Макарий (Маркиш).
Как-то я остановился в закусочной, и поставив на стол чай с пирожком, стал читать молитву перед едой. Тут же возникла откуда-то женщина средних лет и с укором попыталась процитировать мне Евангелие: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне».
Меня это, честно говоря, очень обрадовало:
— Слава Богу, — говорю, — сегодня и в закусочных народ интересуется Евангелием! Ну, а предыдущий стих вы помните? По какому поводу Спаситель дал такое предупреждение? Кому Он противопоставил Своих слушателей?
Собеседница не помнила.
— Лицемерам. Тем, «которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми». Итак, чтобы применить ко мне эти евангельские слова, вы должны сначала обличить меня в лицемерии. На чем основано ваше обвинение в мой адрес? Слушаю вас.
Продолжения не последовало. А краткий разговор этот вспомнился мне в связи с коленопреклоненной молитвой у здания Московского городского суда, где слушалось дело осужденных за хулиганство в Храме Христа Спасителя.
* * *
Место молитвы на общественной сцене за две тысячи лет изменилось на диаметрально противоположное. Если тогда, по свидетельству Евангелия, она могла служить средством саморекламы в религиозной массе, то сегодня — мишенью издевательства продажных «блогеров» и тупой злобы невежд. Исходя из этого мы и строим линию своего поведения, определяем «время молчать и время говорить, время любить и время ненавидеть, время войне и время миру».
Слово для заключения предоставляем святителю Василию (Преображенскому); до революции он был воспитателем юношества, скаутмастером, лидером русского скаутского движения, а после — монахом, священником, епископом в Кинешме, христианским просветителем, узником сталинских концлагерей, святым исповедником Христовой веры.
«…Особенно важны примеры стойкой веры и открытого исповедания для молодежи, которая часто ищет и не находит опоры в своих религиозных устремлениях. Представьте себе молодого человека, заброшенного в неверующую среду. Быть может, в его душе и есть правильные устои веры, заложенные еще в семье, но ведь все это, все его духовное мировоззрение находится только в состоянии формирования и потому неустойчиво.
Отрицательные впечатления полного безразличия к вере или легкомысленной критики лезут со всех сторон на неокрепший мозг, и капля по капле исчезает детская вера. Для такого юноши найти опору для борьбы с окружающей религиозной холодностью в примере сознательно верующего человека — великое счастье. Некоторые, хотя, к сожалению, немногие верующие, понимают это и не скрывают своих религиозных убеждений.
„Перед молодежью, — говорил как-то известный профессор философ Астафьев, — я не скрываю, но сознательно подчеркиваю свои религиозные верования. Если под вечер, в холодную погоду случится проехать мимо Иверской, когда там пустынно, то случается — перекрещусь маленьким крестом, не снимая шапки. Но если я вижу студента-ученика, то, невзирая ни на какую погоду, снимаю шапку и крещусь широким крестом“.
Если… мы перенесем внимание на свою жизнь, то, наверное, найдем иную картину. Мы не только не считаем нужным открыто исповедовать свою веру, но, напротив, часто тщательно скрываем свои христианские убеждения, как будто стесняясь и стыдясь их. Многие, привыкшие осенять себя крестным знамением, проходя мимо храма, иногда боятся снять шапку и перекреститься, если на них смотрят или если вблизи они заметят знакомого неверующего насмешника.Какая-то странная трусость, навеянная несомненно духом лукавым, овладевает ими иногда! Показаться смешным в глазах этого скептика-недоучки, щеголяющего модным либерализмом воззрений, — это ужасно!…»
Написаны эти слова («Беседы на Евангелие от Марка») сто лет тому назад: подумайте, что отделяет нас от той эпохи, что изменилось, — а что осталось как было.
